Алекс Ратерфорд - Владыка мира
Свадебные празднества были в полном разгаре, но принц едва замечал кружащихся танцовщиц из Раджастхана в бренчащих сандалетах и украшенных золотистыми блестками красных поясах и гибких акробатов с мускулистыми телами, мерцающими от масла, которые устроили увеселительные представления; не слышал осторожный смех придворных женщин, сидящих за резным деревянным щитом-джали, откуда они могли наблюдать за происходящим, не выдавая своего присутствия. При этом он совсем не притронулся к поданным яствам – жареным фазанам и павлинам, украшенным их собственными позолоченными хвостовыми перьями, молодому ягненку, приготовленному с сухофруктами и специями, а также сладостям из фисташек и миндаля. Этот день я должен запомнить навсегда, думал Салим. Сегодня я стал мужчиной. Теперь я буду владеть своим собственным хозяйством и у меня будет невеста из такого же знатного рода, как и моя мать.
Снова исполнившись уверенности, он поглядел на сидящую рядом с ним сверкающую миниатюрную фигуру, ощутив нарастающее волнение при мысли о том, что совсем скоро ему предстоит познать новую женщину. Салим с улыбкой вспомнил, как Хамида – а вовсе даже не отец – попыталась побеседовать с ним, научая, как ублажить молодую невесту. Разумеется, из скромности бабушка не могла говорить слишком откровенно, но он понял, что она хотела донести до него – с девушкой следует быть внимательным и нежным. Так тому и быть. От Гиты Салим обучился многому. Он стал понимать, что, обуздывая свою собственную нетерпеливую страсть, он может доставить немало удовольствия обоим. К Гите он попал нетерпеливым юнцом, неумелым, исступленным и неловким, как жеребец, которого сводят с кобылой, но стал с нею искусным любовником… И все же, хоть в намеках Хамиды на необходимость освоить искусство любовных ласк он и не нуждался, ему оказалось полезным просветиться относительно обрядов брачной ночи – ведь следующим утром их ложе осмотрят, чтобы удостовериться, что соитие действительно произошло и что его невеста была девственна…
Три часа спустя слуги Салима сняли с него свадебное облачение и драгоценности в спальне гарема в новых покоях, которые даровал ему отец. По другую сторону зеленой парчовой завесы его невеста, которую ее служанки омыли и умастили благовониями и маслами, ждала его на брачном ложе. Когда он остался нагим, слуга принес ему зеленый шелковый халат и облачил в него Салима, закрепив изумрудными зажимами у шеи и на груди. Затем слуги ушли. Немного помявшись, Салим поглядел на парчовые занавеси, мерцающие в мягком свете масляных ламп, горящих в нишах по углам палат. Не то чтобы он нервничал, скорее ему хотелось запечатлеть в памяти этот миг. Быть может, однажды он станет падишахом, а раджпутская принцесса, с которой он собирается разделить ложе, возможно, станет матерью будущего падишаха. Это уже не торопливые удалые утехи на базаре, но новый этап в его жизни и судьбе династии… Однако при мысли о женщине, ждущей его с другой стороны тех занавесей, в нем поднялось желание, вытеснив все остальное.
Салим отодвинул полог и ступил в спальню. Сидящая за ним Ман-бай была одета в халат персикового цвета, сквозь его почти прозрачную ткань угадывалась линия грудей. Ее длинные густые темные волосы вились по плечам, а в ушах мерцали рубины. Шею обвивала тонкая золотая цепь, также украшенная рубинами. Но Салима поразило возбуждение, которым горели ее темные, обрамленные длинными ресницами глаза, и смелая, уверенная улыбка. Юноша ожидал увидеть в жене застенчивость, даже робость. Сулейман-бек поддразнивал его на этот счет и просил не пугать ее замашками в духе публичных домов, но сейчас Салим чувствовал явное вожделение Ман-бай. Расстегнув свой халат, он уронил его под ноги и подошел к постели, сожалея, что еще пока не может впечатлить девушку полученными в боях шрамами. Он сел на край постели возле Ман-бай, но не притронулся к ней, внезапно растеряв всю свою уверенность. Тогда она мягко взяла его за плечи своими расписанными хной руками, легким толчком откинула его на постель перед собой и прошептала:
– Приветствую тебя, брат.
Не нуждаясь в дальнейшем ободрении, Салим привлек ее к себе и поцеловал, чувствуя, как ее полные губы открываются навстречу ему. Затем, освободив ее от прозрачных одежд, начал обводить руками мягкие линии ее тела. Ман-бай была изящно сложена и тонка в талии, но с широкими чувственными бедрами и большой грудью, больше, чем у Гиты, решил Салим. Она начала исследовать руками его тело, не такими уверенными и умелыми движениями, как это делала Гита, но зато нетерпеливо и дерзко.
Раздвинув бедра Ман-бай, Салим начал ласкать ее. Она задрожала всем телом и часто задышала. Вскоре, выгнув спину и прикрыв глаза, начала тихо вскрикивать, прижимаясь так плотно, что он чувствовал, как тверды ее соски. Несмотря на юный возраст, Салим познал достаточно женщин, чтобы понять, что сейчас она не желала, чтобы он останавливался. Сдерживая себя, он попытался осторожно войти в нее. Это оказалось не так просто. Юноша никогда не занимался любовью с девственницей, но знал, что должен постараться не причинить ей боль. Тут он снова ощутил, что его юная жена охвачена желанием. Ее крики становились все громче, и, обхватив руками его крепкие мускулистые плечи, она подгоняла его. Его толчки стали резче и быстрее. Крики Ман-бай перешли в стоны, но явно от наслаждения, а не от боли. Тогда Салим почувствовал, что прорвался сквозь что-то внутри нее, и оказался глубоко в ее лоне. Они двигались, как одно целое, их влажные от пота тела были крепко сцеплены. Салим зажмурил глаза и закинул голову назад. Он пытался сдержаться еще немного, но не смог. Наступила развязка, и он слышал, как его собственные восторженные стоны смешиваются со сладострастными вздохами Ман-бай…
Салим молча лежал возле своей жены, уронив руку на ее пышные ягодицы. Сила ее вожделения слегка ошеломила его, но он был рад видеть, как Ман-бай дерзко наслаждается соитием и в свою первую брачную ночь нетерпелива и не испытывает смущения. Высвободившись из его рук, она села и, откинув свои мокрые от пота волосы с лица, заговорила первой:
– О чем ты думаешь, брат?
– Что с женой мне повезло.
– И мне повезло с мужем. – Она обвила руками его шею. – Мне говорили, что ты красив, но невестам часто рассказывают неправду о мужчинах, за которых семья хочет выдать их замуж. Я ведь запомнила тебя просто неловким мальчишкой…
Следующим утром простыни с брачного ложа были должным образом осмотрены, и бой барабанов объявил, что брачная ночь состоялась. Среди тех, кто пришел отдать почести новобрачным, был Абуль Фазл.
– Я сделал запись в имперских хрониках, которая гласит, что светлейший принц вчера связал себя узами брака с ярчайшим бриллиантом целомудрия в империи, – объявил он в своей обычной велеречивой манере.
Салим слушал вежливо, как и всегда, но был рад, когда летописец удалился.
Дальше последовали празднества, как и задумал Акбар. Свадебные дары со всех концов империи – драгоценные камни, блюда из нефрита, серебра и золота, высоко ступающие арабские скакуны, расшитые шали из тончайшей шерсти (еще один подарок от усмиренного султана Кашмира), и даже пара львов – все это было показано жителям Лахора. Вдоль берегов реки Рави были устроены гонки на верблюдах. К своему большому удовлетворению, Салим победил обоих своих единокровных братьев в одном забеге и успешно привел своего ногастого верблюда, который беспрестанно фыркал и плевался, к финишной черте под оглушительный рев зрителей. Самых сильных боевых слонов отца свели в поединке друг против друга в заграждении из высоких земляных укреплений, и те бились, пока основательно не изранили друг друга, а их бивни и серые шкуры не окрасились кровью. Празднества продолжались и по ночам, и к полуночи от множества фейерверков было светло, как днем. Но каждый вечер, какими бы захватывающими и диковинными ни были увеселения, Салим всеми мыслями стремился к тому мигу, когда снова сможет оказаться в нетерпеливых руках Ман-бай, пока утреннее солнце не начнет греть стены дворца. Сулейман-бек шутил, что если так будет продолжаться, то новоиспеченному мужу придется попросить у хакима мазь для натруженной поясницы.
– Я нарекаю тебя Хусрав, мой первенец и самый любимый сын. – С этими словами Салим взял белое нефритовое блюдце с крошечными золотыми монетами и осторожно осыпал ими голову ребенка. – Да будет твоя жизнь озарена успехом, в знак которого я осыпаю тебя этими земными богатствами.
Ребенок моргнул, а затем посмотрел на отца с окаймленной шелком зеленой бархатной подушки, на которой лежал. Салим ожидал непременно услышать протестующий вопль, но вместо этого Хусрав улыбнулся и замолотил ручками и ножками. Принц взял подушку и высоко ее поднял, чтобы все видели его здорового маленького сына. Послышался вежливый ропот одобрения от собравшихся придворных, а военачальники звучно восхищались жизнерадостностью ребенка и желали ему долгой жизни.
