Эрнст Питаваль - Голова королевы. Том 1
— Вот та в белом платье? — затаив дыхание, переспросил Боскозель, и его голос задрожал, а лицо зарделось румянцем.
— Ангел белых роз! Разве она не создана из эфира и звуков? Разве она — не очаровательное олицетворение своего русалочьего пения? А где ваша красавица, Боскозель?
Но, прежде чем Боскозель ответил, девочки заметили присутствие посторонних, и — как вспугнутая стая диких козочек, — бросились в чащу; только одна из них осталась и с любопытством смотрела на молодых людей, словно ей было стыдно бежать. То была певица, и младший из прибывших поспешил к ней. Но, когда он приблизился, сразу оробел и смутился как девушка, и яркий румянец залил его лицо.
— Простите, — пролепетал юноша, — не вы ли так хорошо пели вчера… там, у павильона?..
— Да, я, — ответила девушка. — Но кто вы такой? Как попали сюда? Бегите, мать-настоятельница строга, а мне не хочется, чтобы с вами поступили дурно.
— Пока вы не скажите мне свое имя, я не уйду.
— Мария, — с улыбкой ответила она, — а ваше?
— Франциск. Скажите, вы не сердитесь на меня за то, что я проник сюда? О, ради Бога, останьтесь! — стал умолять юноша, когда девушка отвернулась от него, едва преодолевая какой-то необъяснимый страх.
— Господи Боже, — дрожащим голосом произнесла Мария. — Сюда идет мать-игуменья; вас поймают и засадят в темницу. Бегите, прошу вас!…
— Будете ли вы помнить обо мне, Мария? — спросил юноша. — Дайте надежду!
Смущение, страх и стыд боролись в сердце девочки, но в просьбе юноши было столько мольбы, его голос звучал таким нежным восторгом, что она предпочла бы разгневать мать-настоятельницу, чем опечалить юношу. Ее рука потянулась к груди и тихим стыдливым движением, словно сознавая, как много значения в этом даре, как бы чувствуя, что в этот момент и благодаря этому поступку ребенок превращается в зрелую девушку, она взяла букет, благоухавший на ее груди, и протянула его юноше. Ее взгляд между тем был украдкой обращен в ту сторону, откуда показалась мать-настоятельница. Но та вдруг самым странным образом исчезла, и Мария, как бы раскаиваясь в том, что так скоро исполнила просьбу юноши, стыдливо прошептала:
— Нет, нет!
Но юноша уже схватил цветы, упал на колени и не сводил с нее глаз.
— Оставьте мне эти цветы! — стал умолять он. — Пусть они покоятся на моей груди. Пусть люди говорят что им угодно; пусть устрашают вас, но скажите, поверите ли вы моей клятве, что я никогда не полюблю никого кроме вас, и что я готов скорее умереть, чем увидеть слезинку на ваших глазах по моей вине?
— Я верю, что вы не замыслите дурного и не сможете причинить мне страдания, — пролепетала Мария, — верю нам, вы добры и достойны быть счастливым. Но вы не знаете…
Юноша вскочил с колен.
— Без всяких «но», — воскликнул он, привлекая девушку в свои объятия. — Если вы любите меня, то для меня ничто — весь мир!…
В тот самый момент, когда мать-настоятельница готова была предстать перед дерзкими нарушителями монастырского запрета и высказать им все свое неудовольствие по поводу их грубого вторжения, ее остановило неожиданное препятствие. Старший из трех новых всадников, прибывших вслед за первыми в монастырь, тронул за плечо настоятельницу и шепнул ей:
— Не мешайте детям…
Затем он подкрался вдоль опушки к счастливой юной парочке и в ту минуту, когда юноша пылко клялся пренебречь всем миром, окликнул его по имени.
При звуке этого голоса Франциск вздрогнул.
— Король! — побледнев, воскликнула Мария.
— Что же, ты намерен пренебречь и мной? — полусердито, полунасмешливо спросил король, обращаясь к юноше, — Вот почему ты тайком ускакал с охоты! Ты что же? Врываешься в монастырь и кружишь здесь головы красоткам?
— Нет, нет, отец, — запротестовал юноша, — я хотел видеть лишь ту, чей дивный голос заворожил меня, а с той минуты, как увидел ее, я твердо решил, что мое сердце никогда не будет принадлежать другой.
— Гром и молния, мне следовало бы разгневаться, но, слава Богу, все обстоит как нельзя лучше! — улыбаясь, сказал король. — Итак, ты намерен завоевать свое счастье и жениться, не подумав даже о своем долге? Разве ты знаешь, как зовут твою красавицу?
— Мария… и она прекрасна и чиста, как королева небес!
— Потому-то ты и думаешь сделать ее королевой своих небес и вовсе не спрашиваешь о том, чего требуют наши высшие политические соображения? А что ты скажешь на то, что мы уже присмотрели для тебя невесту?..
— Отец, я клянусь…
— Не клянись! — остановил его король. — Сделанного не поправишь. Твоя красавица уже давно помолвлена и только через несколько месяцев впервые увидит своего суженого. Ты женишься на королеве шотландской, и ни на ком более.
Франциск хотел было протестовать, но его ожидало странное зрелище. Король остановил свой взор не на нем, а на Марии. Бледная, трепещущая вначале, она вдруг ярко зарделась и с громким радостным криком бросилась в объятия короля Генриха II.
— Ну что, — улыбнулся король, обращаясь к сыну, — согласен ли ты?
Так счастливой случайности было угодно заставить полюбить друг друга детей, которых без согласия с их стороны уже обручила политика.
А в это же время в нескольких шагах в тени деревьев стоял Боскозель Кастеляр, он нервно сжимал руками свою грудь, словно желая вырвать из нее бушующее сердце. Эту самую девушку с белой розой в локонах волос он высмотрел с монастырской стены и поклялся посвятить ей свою жизнь. Сегодня он последовал за дофином, увлекаемый сладостной надеждой услышать голос прелестной певицы, увидеть ее глаза и иметь возможность шепнуть ей несколько слов любви. Неожиданное открытие, что он и дофин любят одну и ту же, поразило его. Но удар не убил в Боскозеле надежды, напротив, он пробудил в нем мужество. Если та, которую любил дофин, рождена не для трона, то он мог лишь обесчестить ее, и Кастеляр мог оградить ее от бесчестья. Дофину придется отказаться от нее, в противном случае он, Боскозель, увидит в нем не принца, а соперника. Увидев, что дофин коснулся Марии, пылкий Кастеляр схватился за шпагу. Но в этот момент появился король — и все осложнилось.
Неужели Франциск обманул его? Неужели то была его невеста. Бледный Кастеляр потерял надежду. Мария любила дофина!…
«Нет, нет! — запротестовал в нем внутренний голос. — Она лишь думает, что любит Франциска, так как ее уже предназначили для него. Это — не истинная любовь, не сердечное влечение!
Но ведь она — королева! Теперь он, Кастеляр, бедный маркиз, не может предложить ей свою защиту и свою руку. Теперь этикет, подобно аргусу, сторожит ее.
— Как счастлив был бы я с этим ребенком! — мечтал Кастеляр. — Мария слишком добра, слишком беззаботна и весела для трона! Она будет скучать в строгих придворных рамках, этикет убьет в ней ее резвость, похитит невинную улыбку с ее детских уст. Уделом Марии будет носить корону, в то время как ее муж будет пировать со своими метрессами!»
Так размышлял Кастеляр, и ревность создала для его любящего сердца ужасную картину, так как пример, данный королем Генрихом II своему сыну, был возмутителен: Генрих в присутствии своей жены носил на публичном турнире цвета своей фаворитки.
В эту минуту счастливая парочка приблизилась к нему, и дофин с сияющим от радости лицом, воскликнул:
— Боскозель, смотри, вот моя дорогая невеста… Мария, это мой лучший друг, храбрый и верный товарищ… Но где же ваша красавица? Или вас постигла неудача, бедняга? Покажите мне ее! Я буду вашим сватом.
— У меня нет счастья, — ответил Кастеляр. — То был лишь сон, и он миновал.
— Вы играете в молчанку и пренебрегаете моей помощью? Он горд, Мария, он хочет добыть себе невесту сам.
— В таком случае тебе не следует быть любопытным! — заметила Мария и взглянула в серьезное, бледное лицо Кастеляра, желая ободрить его, но встретила пламенный взор и, покраснев, догадалась, кто его возлюбленная.
После того дня Кастеляр редко видел Марию Стюарт, но каждый раз, когда они встречались, их взоры многое говорили друг другу. Мария с участием смотрела на него и в своей сердечной доброте невольно уделяла ему приветливую улыбку; он же, терзаемый сомнениями, мучимый ревностью и пылающий страстью, лелеял ее образ в своем сердце.
На маскараде в Лувре Кастеляр в первый раз осмелился приблизиться к Марии Стюарт и просить ее выслушать его. Он хотел слышать от нее самой, что она счастлива. Только это могло придать ему мужество отречься от нее. Если же она несчастлива, то он хотел слышать это «нет», и тогда… О, что он сделал бы тогда? Одна мысль о том сводила его с ума и заставляла бушевать его кровь.
Однако святая невинность Марии одержала победу над его мрачной страстью. Но это не ускользнуло от зоркой подозрительности Екатерины Медичи, видевшей Кастеляра насквозь. Что же, она желала облагодетельствовать Кастеляра или погубить его? Маркиз достаточно знал придворную жизнь, чтобы ожидать от королевы-матери всего что угодно, только не защиты интересов истинного счастья ее невестки. Никто даже не скрывал, что брак Марии с дофином принесет политические плоды, вовсе не желательные для шотландцев. Кастеляру было известно и то, что Екатерина изо всех сил старалась удержать сына в зависимости от себя и только благодаря тому согласилась на брак с родственницей Гизов, что они были смертельными врагами Монморанси. Монморанси помогали герцогине Валентинуа и пользовались влиянием на короля, но Генрих был почти влюблен в свою красавицу-падчерицу. Это тем более заставило Екатерину стараться поставить Марию Стюарт в зависимость от нее, предоставив ей обожателя и держа ее под угрозой лишения доверия мужа. И потому Кастеляр готов был убить соглядатая его свидания с Марией Стюарт, перед тем как нашел в нем друга-
