Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть
Но Нариман, видно, был, действительно, человек одной, но непреклонной идеи. Он зашагал через тесно сидящих людей и вышел из комнаты, произнеся:
- Если это письмо будут подписывать таты, то моей подписи там не будет. И, вообще, никакого письма не надо, надо ждать. Калмыков советская власть вернула на их родину и нас скоро вернет. Нечего тут воду мутить!
Камилл ответил бы ему крепко, по-русски, как это принято в их студенческой среде, но он тут был гость, и надо было, к сожалению, соблюдать приличия.
- Как душе твоей будет угодно, - только и сказал он под короткий смешок Шарифа
Присутствующие были чрезвычайно смущены происшедшим, и было произнесено еще несколько фраз, приносящих гостям извинения, потом переключились на существо дела.
Еще был только полдень, и после того, как народ разошелся, вполне было достаточно времени, чтобы отправиться в центральное отделение, а оттуда уже к вечеру добраться и до другого совхоза.
- Тохтаныз! Ашап уйледен сон кетерсиниз! Погодите! После обеда поедете! - пыталась задержать гостей хозяйка дома, после того, как все разошлись.
- Йок! Надо добраться до места, там уж и пообедают, - возразил Энвер-ага.
- Большое спасибо! Нам надо идти! - поблагодарили студенты хозяйку.
Энвер взялся проводить гостей, и вскоре все трое уже вышли на дорогу, ведущую к поселку центрального отделения, до которого идти было не более часа. Не прошли путники и десяти минут, как вдруг их догнал грузовичок-полуторка, за рулем которой сидел тот самый Нариман. Машина вильнула в сторону идущих по обочине людей и обдала их пылью. Путники успели заметить оскалившееся в недобром смехе лицо шофера.
- Лафы арам, - произнес Энвер-ага спокойно, - не достоин обсуждения.
В беседе о прошедших годах и о нынешних условиях жизни в совхозе дошли до центрального поселка. У здания конторы стояла полуторка, на которой шоферил Нариман.
- Он, наверное, приехал в дирекцию с доносом на нас, - произнес Камилл.
- Хыяр! Хрен ему! - ответил Энвер. - Начальники наши на выходные дни к семьям в Бекабад или в Хаваст уезжают.
Пришли в хижину родственника Энвера, и пока хозяйка варила кофе, хозяин разослал детей по соседям, а сам пошел искать ключи от клуба. Прибежавший моторист, тоже из крымчан, запустил движок и дал в клуб электричество. Через полчаса Камилл и Шариф сидели на сцене за покрытым красным кумачом столом, а со скамей с ожиданием глядели на них более сотни мужчин и женщин.
- Джемаат! - обратился Энвер-ага к собравшимся. - Вот к нам приехали наши молодые соотечественники из Ташкента. Это образованные люди, студенты.
При этих словах татары заволновались, раздались возгласы одобрения.
- Машалла! И наши ребята стали студентами! Может это начало нашего возрождения? Может и наш народ доживет до светлого дня?
Здесь обстановка была несколько иной, более формальной – из-за покрытого красным кумачом стола, может быть. Камилл встал и начал свое выступление с того, что заверил соплеменников, что студентов из крымских татар сейчас много, не одна сотня в одном только Ташкенте.
- Прошло время, когда нам не разрешали учиться, - говорил Камилл, - когда мы не могли перемещаться даже в границах одной области. Но после того как новые руководители Советского Союза раскрыли преступления Сталина, мы все ждали большего, ждали, что перед нами извинятся и отвезут нас назад в наши дома.
Так же, как и на утреннем собрании, люди были информированы о восстановлении прав других высланных народов. То обстоятельство, что только им, крымским татарам, по-прежнему было запрещено возвращаться на родину, обескураживало людей, порождало в них негодование, но они не знали, как им действовать. И кандалами на ногах, ярмом на шее была нищета. Ни поменять место жительства в пределах Узбекистана, ни, тем более, уехать в Крым, не испрашивая на то разрешения властей, или даже если бы это им было бы вдруг разрешено, эти люди не могли по причине отсутствия материальных возможностей.
- Советская власть обязана организованно вернуть наш народ в Крым, вернуть наши дома и имущество, - продолжал Камилл, уже не стараясь сохранять политическую сдержанность в своем выступлении. - И еще хочу всем сообщить, что ташкентская молодежь объединилась в организацию и начала борьбу за восстановление наших прав, за возвращение в Крым.
Слушатели с одобрением встретили известие о возникновении Движения за восстановления прав народа.
Потом слово взял Шариф.
- Агламаган балага анасы эмчегини бермез! (Молчащему младенцу мать грудь не дает!) - говорил он. - Требуйте, беспокойте всех чиновников! Это будет ваш первый вклад в нашу национальную борьбу. Конечно, от директора совхоза или от начальника районной милиции ничего не зависит. Но они будут докладывать о ваших требованиях своему начальству, которое передаст весть о возмущении крымских татар еще выше. Пусть в Москве узнают - мы никогда не согласимся с тем, что мы выселены из Крыма навечно!
- Над нами один Аллах! - вскочил на ноги какой-то старый человек. - Аллах дал нам нашу землю, а эти коммунисты возомнили, что они выше Аллаха! Крым - наша земля, и мы обязательно вернемся на нашу родину!
- Вот! - воскликнул Камилл. - Вот об этом, отец, нужно говорить всем и каждому, и каждый день!
- Он всем говорит! - раздались смешки в зале. - Его, когда была комендатура, даже в район возили, угрожали!
- Сычайым оларны техликелерине! - выругался старик, и присутствующие здесь пожилые женщины укоризненно покачали головами. - Срать я хотел на их угрозы! Больше, чем они сделали, что еще могут сделать? Родины меня лишили, сыновья мои умерли от голода! Одна дочь у меня осталась, дай ей Аллах здоровья, внуки растут. Я воспитываю их так, чтобы каждый миг помнили, что их родина Крым, что главная цель их жизни – вернуться на родину…
Сказать больше, чем сказал этот старый татарин, было невозможно.
- Спасибо, отец! - Камилл в пояс поклонился. - Пусть Аллах даст здоровье и счастье вам и вашим внукам! К этим вашим словам я хотел бы только добавить, что цели этой мы должны добиваться все вместе. Мы призываем вас создать в совхозе свою местную организацию и тоже начинать борьбу за наши права. Способы этой борьбы вы установите сами, о наших предложениях я вам уже рассказал. И поддерживайте постоянную связь с нами, со штабом Движения.
Приглушенные радостные восклицания сопровождали слова ташкентского гостя.
- Сейчас Шариф прочитает вам письмо, которое мы за подписью наших людей посылаем в различные организации и в адреса известных людей в Москве, - сказал под конец Камилл. - Если вы поставите свои подписи под этим письмом, то вся страна узнает о том, что крымские татары, где бы они не вынуждены сейчас проживать, не примирились с высылкой их в Азию, что они требуют организованного возвращения всего народа в Крым.
- Да! Акъ созь! Именно так! Как привезли, так пусть и вывозят! - волновалась аудитория.
- Нет! - раздался голос и поднялся мужчина лет сорока. – Нет, пусть вывозят нас из Азии как людей, а не как скот. Двадцать дней нас везли, не то, что еды, даже воды не давали. В каждом вагоне несколько стариков или детей умерло, пока привезли на эти солончаки. Нет, пусть вывозят как людей, в нормальных вагонах, и еще пусть дадут нам компенсацию за наши мучения!
Люди все разом взволнованно заговорили, каждый вспоминал о лишениях по пути в ссылку. Камилл уже и раньше слышал от большинства своих соплеменников, что их эшелоны шли до места долгих двадцать, а то и больше дней. Он как-то обсудил это обстоятельство с отцом, и тот сказал, что их эшелон был отправлен из Крыма в числе первых, в составе ехало несколько высокопоставленных коммунистических чиновников Крыма, поэтому и доехали быстрее, за двенадцать суток, да и в пути людей хоть как-то кормили. И Камилл вспомнил тогда, как на остановках к отцу подходили со сладкой улыбкой на устах какие-то мужчины, затевали провокационные разговоры, как отец потом сказал маме, что в одном из вагонов едут бывший нарком внутренних дел Сеит-Ягья и следователь-садист Кемалов. Потому их эшелон и был в «привилегированном» положении.
Сидевшие в тускло освещенном зале люди вскоре успокоились, и слово взял седобородый старик, бывший сельский учитель, теперь работающий сторожем на складе хлопка:
- После того, как верховная власть Советского Союза осудила беззакония в отношении отдельных людей и целых народов полагается по закону восстановить права всех репрессированных граждан и компенсировать им их материальные потери. Но если мы будем бездеятельно ждать, то советская власть решит, что мы смирились с нашим положением и потеряли надежду на возвращение домой. Это не так! В каждой нашей семье младенцы после слов «ана» и «баба» обучаются слову «Крым». Пришло время произносить это слово громко, так чтобы услышал весь Советский Союз. И главное – чтобы наш голос услышали в Москве!
