Инна Сударева - Ловите принца! (Щепки на воде)
— Да ладно тебе, — фыркнула Элис. — Я твои раны каждый день осматривала. Если хочешь знать, я здорово разбираюсь во врачевании — меня матушка научила. Я такие травы знаю, такие мази умею делать — в миг все заживает. Спросил бы у папы: когда его Коприй ошибается или справиться не может, папа ко мне обращается. Вот так-то!
— Каждый день осматривала? — удивился юноша. — А сколько дней прошло?
— Ты уже дня четыре без памяти лежишь. То стонешь, будто у тебя живот болит, то зубами скрежещешь — аж мороз по коже.
— Как долго! — Мелин ужаснулся, бросился вон из постели. — Мне нужна одежда! Лошадь! Мой меч!
Он совершенно упустил из вида то, что болезнь могла его ослабить. Так и сталось: ноги подкосились весьма и весьма коварно, и Мелину ничего не оставалось, как вернуться к подушкам и одеялу.
— Вот глупый, — заметила Элис, поддерживая его под руку. — Тебе еще лежать и лежать.
— Возможно, — хмуро согласился юноша, — но завтра мне надо ехать.
— Завтра и поедешь, раз решил, — кивнула девушка, успокоительно улыбаясь. — А сейчас выбирай: сон или обед?
Мелин не смог не улыбнуться в ответ милой, забавной девушке, чем-то неуловимо напоминавшей Нину (наверное, юностью, хрупкостью). Он признался себе, что появление этой сияющей феи было весьма кстати: желание распрощаться с неудавшейся жизнью стало не таким острым. Да и живот заявил о себе требовательным урчанием — его давно не наполняли.
— Обед, — выбрал кронпринц.
— Молодец, волчонок! — похвалила его Элис. — Ты не пожалеешь: у нас сегодня — пироги с курицей! Нежнее не найти! — и резво прыгнула к шнурку звонка, чтоб вызвать прислугу.
— А почему ты меня волчонком называешь? — успел еще спросить Мелин.
— Потому что ты рычал во сне, — ответила девушка.
Насчет пирогов она не слукавила: румяные и аппетитно пахнущие результаты поварских трудов, которые доставили Мелину на резном березовом подносе прямо в постель, были великолепны. Тем более для оголодавшего больного. В общем, он объелся, а бокал чуть кисловатого белого вино заставил его почувствовать непреодолимую тягу вновь спать. Сопротивляться юноша не стал: расслабился в подушках и позволил глазам закрыться.
— Тебе хорошо? — спросила Мелина Элис, мягко дотрагиваясь указательным пальчиком до его плеча.
— Угу, — отозвался он, — Бобровая усадьба — отличное место. А ты — отличная хозяйка.
— Спасибо, — улыбнулась Элис и поцеловала его в щеку. — Спи спокойно.
Кронпринц ответил мирным сопением — уснул моментально. И поцелуя, похоже, уже не застал.
— Будешь спать столько, сколько я захочу, — девушка добавила в свою милую улыбку лукавой кривизны и одобрительно похлопала ладошкой по правому карману юбки: там лежал маленький пузырек с экстрактом из сонной травы.
Весьма заботливо поправив на больном шелковое одеяло, она бесшумной мышкой выскользнула из комнаты и прикрыла за собой дверь. При ее появлении со скамьи, что располагалась в коридоре у стены, встал бородатый мужчина, одетый для дальней дороги — в теплый полушубок и валенки.
— Передашь отцу, что у меня все схвачено, — властным голосом молвила юная леди Элис. — И я жду его приказа, чтоб выложить козырь.
— Да, госпожа, — бородатый поклонился и убежал.
Девушка, опять лукаво улыбаясь, повернулась к дверям, за которыми в тепле и мягкости розовых покрывал спал кронпринц Лагаро, и погладила косяк рукой:
— Отличная усадьба, отличная хозяйка, отличные планы… Я буду королевой, королевой, королевой, — свой желанный титул Элис весело пропела, становясь чрезвычайно похожей на отца — лорда Гоша.
Пропев, она послала дверям воздушный поцелуй и вприпрыжку поскакала к лестнице, пританцовывая на бегу. Шаловливо задевала гобелены с цветочным рисунком пальцами рук, раскинутых в разные стороны, и казалось, бабочка порхает по коридору Бобровой усадьбы…
Теперь Мелин спал крепко, спокойно и без сновидений. А когда просыпался — неизменно видел у своей постели юную дочь лорда Гоша, ее светлое платье (девушка предпочитала белые, розовые и бледно-желтые ткани) и ее милую улыбку.
Элис осматривала его рану, смазывала ее заживляющей мазью, касалась лба юноши, подносила еду, питье и вела себя с ним очень ласково, уподобившись заботливой матушке. Нередки были поцелуи в щеку. Они поначалу смущали молодого лорда, но потом Элис сказала: 'Кто мне нравится, того и чмокаю. Я такая… , и Мелина это расслабило. Он вообще в последнее время не ощущал сам себя — вот какое это было расслабление. А еще: в поцелуях юной и красивой девушки он находил много приятного.
Выполняя обязанности сиделки и доктора, Элис без устали щебетала. О том, о сем, но о чем конкретно — Мелин не мог понять, не мог уловить нити ее разговоров. Хотя сложным тем она не поднимала. Все больше — о морозной погоде, о том, что будет к обеду, о забавном случае с лошадью водовоза, которая поскользнулась на обледеневшей дороге и села на круп…
— Такое уморительное зрелище! — звонко хохотала Эллис, и ее фиалковые глаза забавно щурились, а на румяных щеках появлялись трогательные ямочки. — Никогда не думала, что и у лошади может быть огорошенное выражение на морде!
Мелин смеялся вместе с ней, послушно ел и пил то, что она ему приносила, а потом снова засыпал, чтоб снова проснуться и видеть розовое лицо и улыбку Элис и слышать ее беспечный, детский голос:
— Я сегодня утром вышла посмотреть на свою любимую елку… ой, я же тебе не говорила, что у меня есть любимая ёлка? Да-да, я сама ее посадила пару лет назад. Она необычного цвета — голубоватая такая. Я приказала — слуги выкопали ее в лесу, привезли сюда, и тут я сама с лопатой ее посадила, — балагурила Элис и стучала серебряными спицами — вязала шарфик из пестрой шерсти. — А вот сегодня я пошла мою ёлочку проведать, а там на ветках — снегири. Такие милые, такие красивые пташки! Жаль, что тебе пока нельзя вставать… а я и с ребятами из дворни в снежки поиграть успела — это очень весело!.. да, жаль, что тебе нельзя вставать…
Самую малость Мелина удивляло то, как вокруг все изменилось, как сам он изменился. Тревоги, отчаяние, боль, — все куда-то делось. Как по волшебству. Прошлое казалось смутным видением, даже образы отца, Ларика, Нины и прочих размылись в памяти, отдалились и не волновали. Иногда приходила забавная мысль о том, что Бобровая усадьба действительно заколдована, что в нее, благодаря чарам юной хозяйки, не проникают жестокие и колючие вихри, которыми жизнь любила его потрепать. Сейчас все было затянуто неким теплым розовым туманом: и голова, и тело, и ощущения, и весь мир вокруг. И об этом он как-то раз сказал Элис.
— Туман? Это от слабости, — успокоила его девушка. — А слабость — от болезни. Вот поправишься — и туман уйдет. Чтоб приблизить этот радостный день, пей лекарство, — и подала ему стакан с водой, куда накапала что-то зеленое из пузырька.
Не в первый раз накапала, и не в первый раз Мелин послушно и с улыбкой выпил — из рук этой ласковой феи ему все казалось божественным нектаром. И совершенно не волновало то, что болезнь его длится уже вторую неделю. Он, по правде говоря, давно потерял счет дням…
— Ваша милость! Ваша милость! Вставайте! — Мелина тормошили и довольно бесцеремонно, хотя в голосе, который его звал, грубости не было.
Юноша хотел открыть глаза, поднять голову, но эту часть тела словно кто камнями заполнил — настолько тяжелой она оказалась.
— Ваша милость! — его позвали уже требовательней и даже потянули вверх и вперед, чтоб усадить. — Ехать пора!
— Нет, я болен, мне ещё надо лежать, — буркнул Мелин, оттолкнул беспокойные руки и упал обратно в подушки, чтоб спать и дожидаться пробуждения от нежной Элис.
— Э, да вас тут, похоже, на травке держат, — так сказал человек, который его будил, и всерьез взялся за кронпринца: вылил на парня добрый кувшин холодной воды.
— Ы ы ы! — с таким воплем юноша моментально принял сидячее положение. — Что?! Кто?! — широко открыв глаза, увидал Коприя: оруженосец лорда Гоша насмешливо улыбался:
— Да-да, так-то лучше. Добрый день вам.
— Ты зачем…
— Ехать надо.
Мелин, забыл о том, что сидит и дрожит в мокрых покрывалах, но зато многое вспомнил и нахмурился:
— Передай своему господину, что я не стану подчиняться его приказам и никуда не поеду…
— Мой господин тут ни при чем, — ответил кронпринцу оруженосец и сел рядом на постель, помял в руках шапку, прежде чем рассказывать дальше. — Вы, помнится, говорили о всяких там решениях самостоятельных… Я потом долго думал над вашими словами, над словами моего господина, очень долго думал… И надумал. Вы правы, ваша милость: родине изменять нельзя. Хозяев у меня может быть сколько угодно, а родина — одна. То, что сейчас творит мой господин, мне очень не по душе. Он допустил в страну армии Тэйт и Бикео, и вместе с князьями-чужаками уже делит наше Лагаро, как свадебный пирог, ни с кем больше не считаясь. Я был на их совете, я слышал их разговоры, я видел, как они рисуют новые границы на карте. Ничего хорошего я не вижу от будущего, которое стряпает лорд Гай. Я долго ему служил: за это время бывало всякое, и хорошее, и плохое, но мой господин никогда не стряпал такие интриги… И сегодня, ради родины, я готов поменять хозяина. Сегодня я вам хочу служить. А вы согласны? Вы примете меня?
