Александр Гарда - Колизей. «Идущие на смерть»
– Ну, что встали? – прикрикнул на них Федрина, вылезая из носилок и настороженно косясь по сторонам. Теперь, в холодном равнодушии раннего утра, идея выставить на бой девиц не представлялась ему такой удачной. Только что перед ними под арку, предназначенную для участников игр, вошел небольшой отряд крепких мужчин с рельефной мускулатурой, и ланиста с тоской посмотрел на свое «ноу-хау». А если его венатриссы при виде собак бросятся врассыпную, как курицы от орла? Тогда можно будет сразу закрывать лавочку. Он робел при виде мраморной громады, боясь опозорить свою школу и одновременно мечтая о десятках тысяч зрителей, которые уже обступили здание, толпясь около указанных в билетах входов. Неуютно чувствовали себя и сопровождавшие его тренеры, молившие богов, чтобы день не принес им несчастья.
Прогнав «куриц» по галерее, идущей под трибунами, Нарцисс завел их в одну из комнат, отведенных под служебные нужды, и, оставив пару вооруженных рабов у дверей, пошел проверить, где расположились обслуживающие травлю бестиарии. Федрина еще раньше отправился сообщить эдитору, что его венатриссы прибыли и готовы вовремя выйти на арену. Фламму же кто-то успел шепнуть, что возникли проблемы с собаками, и он тут же исчез в направлении зверинца, куда рано утром привезли задействованных на сегодня животных.
Оставшись одни, венатриссы окончательно приуныли. Через толстые стены до них доносился шум, усиливающийся по мере заполнения зрительских мест. Вот взревели трубы, и, судя по ору римлян, там началось светопреставление, вернее, в императорской ложе появился принцепс в сопровождении ближнего окружения. Зрители, вопя и аплодируя, приветствовали Тита, который, удобно устроившись в кресле, подал знак начинать действо.
– «Курицы», на выход! – примчался запыхавшийся Нарцисс. – Сейчас начинается помпа – торжественный проход участников. Ну, живо!
Послушные приказу, девушки бросились вон из комнаты, поправляя по дороге одежду и прически, которые им еще затемно сделали цирюльники. Поворот, другой – и они оказались в конце строя гладиаторов и еще каких-то понурых людей.
– Это кто такие? – боязливо поинтересовалась у Луции Корнелия, косясь на незнакомцев.
– Ноксии – преступники, обреченные на казнь.
– Как мы?
– Дурочка! Тебя учили уму-разуму и дали в руки оружие, а этих просто заколют на арене или скормят зверям.
– Мамочка! – пискнула еще более перепуганная девушка, прижимаясь к Свами.
– Ну, быстро на свое место! – рявкнул Нарцисс, указывая на свободное пространство между гладиаторами и преступниками. – Уже Рутилий с ликторами пошел, а вы все еще тянитесь!
Когда под звуки труб венатриссы вышли из Триумфальных ворот на залитый солнцем песок, их буквально оглушили вопли толпы, аплодирующей процессии, медленно двигавшейся вдоль высокой стены, отгораживающей арену от зрительских мест. Впереди шествовали ликторы, несущие фасции – знак власти. За ними выступали трубачи, извлекающие из своих инструментов столь пронзительные звуки, что их были не в состоянии заглушить никакие вопли. Далее величаво ступали жрецы, призванные освятить Амфитеатр, и четверо мужчин, несущих две платформы – одну со статуями Марса, Юпитера и Квирина – покровителями Рима, другую – с богами, помогавшими гладиаторам – Геркулесом, Немезидой и Викторией. Замыкали эту группу празднично одетые люди, державшие в руках таблички с правилами проведения мунера и пальмовой ветвью, вручавшейся победителю.
Вслед за духовными покровителями Рима вообще и гладиаторов в частности шествовал Гней Рутилий, измученный бессонницей и бесконечными хлопотами по организации невиданного по масштабам праздника. Ему ассистировали помощники, державшие сияющие на солнце шлемы и щиты гладиаторов.
Далее слуги вели коней выступавших вечером эквитов, и, наконец, на арену вышли те, кого ждали все эти десятки тысяч мужчин и женщин: римлян и провинциалов, сенаторов и рабов, мужчин и женщин, стариков и детей. По песку арены шли гладиаторы и венаторы, и зрители громко выкрикивали имена своих любимцев.
Наконец, процессия остановилась, вопли понемногу затихли, и жрецы приступили к ритуалу освящения Амфитеатра. Не испытывавшая большого пиетета перед чужими богами, Ахилла мало обращала внимания на то, что происходило рядом, вертя головой по сторонам, чтобы охватить взглядом всю чашу Амфитеатра от императорского вензеля, выполненного красным песком в центре арены, до пурпурных парусов, защищавших трибуны от июньского солнца.
Первые четыре ряда сидений занимали сенаторы, члены их семей и жрицы богини Весты, пользующиеся в Риме большим почетом. Далее расположились всадники, не уступавшие сенаторам в роскоши одеяний. Все это бело-пурпурное великолепие создавало праздничное настроение и даже у самых слабых духом людей вызывало прилив бодрости.
Еще более высокие места, с которых арена выглядела маленькой тарелочкой, были отданы римскому плебсу, наглому, шумному и беспринципному. Здесь же были сектора для женщин, подростков и их воспитателей.
И все эти люди от солидных сенаторов до полуголых рабов только что свистели, орали и тыкали пальцем в могучих гладиаторов и очаровательных венатрисс, одетых в разноцветные туники, с аппликацией, изображавшей оскаленную морду пантеры – символ «Звериной школы». Если это было только приветствие, то что же будет твориться, когда потечет кровь?
Жрецы наконец закончили свою работу, и вперед выступил глашатай, пронзительно выкрикивавший расписание сегодняшнего дня: кто и когда выступает, какими регалиями обладают те или иные гладиаторы и за что будут казнены в полдень выведенные на потеху толпе преступники.
– Если он не угомонится через пять минут, я умру от скуки, – процедила Ахилла, мечтающая снять с себя шкуру серого хищника, от которой у нее чесалось все тело.
– Эй, – приглушенно проговорила стоящая рядом Видана, – посмотрите на императорскую ложу. По-моему, там собралась довольно забавная компания. И мой красавец тоже там вместе с братом.
– И чего он тебе дался? – передернула плечами Луция. – Отвратительная личность.
– Зато у него есть деньги и власть. Он обещал забрать меня у Федрины. А потом, когда я ему надоем, то смогу выйти замуж, купить гражданство или уехать домой. Не всем же повезло родиться римлянкой.
– Это верно, – согласилась Луция, из-под прищуренных ресниц высматривавшая Каризиана. – Ахилла, Север тоже там! В тоге его сразу и не узнать!
– Все равно «клок перьев», хоть в тоге, хоть без! – пробормотала сквозь зубы скифянка. – Кстати, если мне не изменяет зрение, около него сидит какая-то тетка, которая мне совсем не нравится.
– Это Присцилла! – ахнула римлянка. – Вот мерзавка! Интересно, как она туда попала? Ах да! Она же приходится императору племянницей! Негодяйка, пришла посмотреть на мои мучения и еще строит глазки Каризиану! Первое я бы еще смогла простить, но второе… Если останусь жива, я сверну ей шею.
– Можно подумать, что она Гидра, – вмешалась в разговор Свами. – Ты уже столько раз грозилась оторвать ей голову, что я уж и не знаю, сколько их там у нее.
– Сколько бы ни было, все оторву! – грозно сверкнула глазами воительница. – Корнелия, девочка, держись ко мне поближе! Сегодня мой день. Чтоб я позволила сожрать себя какой-то дворняге, когда впереди столько дел! Да ни за что!
И она от злости так топнула ногой, что чуть ее не подвернула. Римлянке хотелось еще много чего сказать, но шествие уже тронулось в обратный путь, и девушка решила отложить свои откровения на более удачное время.
Их отвели в уже знакомую комнату, где охотниц ждали взволнованные Нарцисс, Фламм и Федрина, сидящий за столиком, на который кто-то успел поставить кувшин с водой и глиняные кубки.
Дождавшись, когда все соберутся вокруг, Федрина поднялся и, выпятив живот, начал длинную речь, смысл которой сводился к тому, что сегодня у них великий день и надо порадовать принцепса и зрителей отличной травлей, потому что он не может допустить, чтобы такая куча затраченных на них денег была выброшена впустую. А если кто этого не понял, то все равно пусть лезет в пасть псам, потому что это будет гораздо более легкая смерть, чем та, которую он придумает воспитанницам прославленной школы, если они его опозорят.
После хозяина слово взял Фламм, который, не отвлекаясь на сантименты, повторил условия проведения венацио: биться до последнего. Если зрители захотят, то раненому может быть дарована жизнь. Это касается как животных, так и людей. Но на это лучше не рассчитывать, потому что пока трибуны будут голосовать за спасение венатриссы, ее уже успеют загрызть, ибо собака, в отличие от гладиатора, не будет ждать решения эдитора. Тем, кто останется в живых, в случае победы будет вручена пальмовая ветвь. Если кто-то совершит великий подвиг – лавровый венок. Если уж совсем произойдет что-то из ряда вон выходящее – принцепс может даровать рудис; и на правах рудиария они будут освобождены от гладиаторской повинности, но это уже из области чудес. Главное – остаться в живых. Копья не бросать, от собак не убегать, посреди арены не рыдать, в обморок не падать. Ясно?
