Татьяна Корсакова - Приди в мои сны
Сиротка пришел в себя уже в лодке, зарычал, как бешеный пес, заметался, догадался, что его ждет. Затем начал торговаться, предлагать золото.
– Мне от тебя не золото, а покаяние нужно. – Игнат мог бы снова его придушить, чтобы замолчал, перестал метаться, но Тайбек не обрадуется. Тайбеку эта падаль нужна живой и в сознании. Его право, Игнат же выполнит свою часть уговора.
Тайбек ждал их на берегу. Выступил бесшумной тенью из темноты.
– Спасибо, кунак. Сам бы я не удержался, убил бы его на месте, а теперь уж как-нибудь потерплю.
– Мне уйти? – спросил Игнат, вытаскивая Сиротку из лодки.
– Я скажу, когда уходить. А пока помоги мне его в пещеру отнести, ту, что с озером.
Несмотря на ночь, в пещере было светло, свет шел от воды. На берегу Тайбек и расположился, достал из-за пазухи завернутую в тряпицу серебряную чешуйку, разжег костерок так, чтобы огонь отражался в зеркальной чаше, полоснул по ладони ножом, брызнул кровью в костер, а потом поднес кровоточащую руку к озерной глади.
– Воду кровью поить, – сказал с дикой улыбкой.
Алая кровь в серебряной воде чернела, превращалась в черные нити, которые не тонули, а сплетались в затейливый узор, похожий на сеть. И эту сотканную из собственной крови сеть Тайбек потянул на поверхность, а вместе с ней и что-то большое, похожее на рыбу. Нет, не рыбу – девушку. Красивую, такую красивую, что глаз не отвести, почти такую же красивую, как Айви. И волосы – серебро, только спутанные в старушечий колтун.
– Плохо мне без гребня. – То ли голос, то ли воды журчанье. – Отдай.
– Отдам. Я же обещал. – Тайбек не переставал улыбаться. – А ты помнишь, что обещала, албасты?
– Я все свои обещания помню, человек. – Албасты стряхнула с себя сеть, длинным змеиным языком слизнула с пальцев капельки крови, посмотрела на Игната, усмехнулась: – Значит, вот ты какой, – проговорила почти ласково, а потом велела: – Уходи!
И он не посмел ослушаться. Таким ужасом, таким могильным холодом дохнуло от албасты. Была она старой как мир, хоть и выглядела юной девушкой. В этот момент она казалась опаснее Желтоглазого. Может, так оно и было на самом деле?
Из пещеры Игнат выбирался, не оглядываясь. Знал, если оглянется, она его не отпустит. А оказавшись наверху, упал в бессилии на камни, закрыл глаза.
Закричал Сиротка. Он кричал и захлебывался своим криком. Долго, очень долго. Но даже этот отчаянный крик заглушал громкий голос Тайбека:
– Балкыш, Тимур, Фархад, Евдокия…
И еще десятки имен. Тайбек не обманул, он и в самом деле помнил их все…
* * *Сиротку, или то, что после него осталось, если вообще осталось, так и не нашли. Да и не особо искали. Стая его, потеряв вожака, разбрелась по Чернокаменску, затерялась в толпе таких же пришлых. Правду знали только Тайбек, Игнат и Август. Августу Игнат все рассказал. Не про старую албасты, а про то, что гад, убивший Евдокию, умер в адских мучениях.
– Хорошо, – сказал Август совершенно будничным тоном. – Остался еще один, но этот мой. – Он говорил о Злотникове, крепко запомнил, кто позволил Сиротке отнять у него Евдокию. – Прости, Игнат, но даже тебе я его не отдам.
Хотел бы Игнат добраться до Злотникова, услышать его предсмертные вопли, но Злотников возвращаться не спешил, а время уходило. Считай, не осталось у него уже времени. А вот дела кое-какие остались.
– Ты не думай, Игнат, я хоть и беспомощный пропойца, но за всех наших девочек отомщу. Как-нибудь… – Август перекладывал из одной стопки в другую изрисованные, исчерканные листы бумаги. На каждом из них была Евдокия.
– Я вам помочь не смогу, мастер Берг, у меня свои дела.
– А и не надо. – Архитектор улыбнулся. – Я как-нибудь сам. Может, Кайсы захочет мне помочь.
– Только Виктора не втягивайте, – попросил он. – Не надо ему… Пусть подальше от этого всего держится. И еще у меня есть к вам просьба. Поможете?
– Помогу. Может, хоть на что-то Август Берг еще сгодится. А ты, никак, прощаешься со мной, Игнат?
– Еще не прощаюсь, но уже скоро.
– Тайбек тебе подсказал, как?.. – Он недоговорил, замолчал и виски руками сжал.
– Все будет хорошо, мастер Берг. – Игнат похлопал его по плечу. – Все наладится. Вы только берегите себя.
– Сберегу. – В глазах Августа появился шальной блеск. – Ради Злотникова сберегу.
Виктор тоже почувствовал недоброе, даже несмотря на то, что последние дни пребывал в совершеннейшей эйфории. Должен хоть кто-то из них быть счастлив. А Виктор это счастье заслужил. Он хороший человек, и Настене с ним будет хорошо. Лучшего мужа для своей любимой сестренки Игнат и желать не мог. И за Анечкой они присмотрят, вырастят, защитят от невзгод. А он со своей стороны сделает все, что в его силах, чтобы так и случилось.
Они прогуливались по берегу острова. То есть это Виктору казалось, что они прогуливаются и беседуют, а у Игната была цель.
– Пришли. – Он остановился напротив гряды из черных валунов. – Видишь вот тот камень? Тот, самый дальний, почти полностью залитый водой.
– Да. – Чтобы лучше видеть, Виктор приложил ладонь ко лбу.
– Там глубоко, метра четыре-пять глубина. Но ты, помнится, говорил, что твое детство прошло на море. Значит, нырять и плавать должен уметь.
– Умею.
– Вот и хорошо. Там на дне – сундук с золотом, старый клад, который спрятал Демьян Злотников, когда от подельников своих убегал. Он отец того, кто считает остров своим.
– Того самого, кто Евдокию и твою жену…
– Да. – Игнат не позволил договорить. – Золота там очень много. Хватит и тебе с Настеной, и Анечке, и вашим внукам. Я только об одном прошу, береги их, любовь свою береги. И Анечку без защиты не оставляй. Сам понимаешь, далеко от озера ей уезжать теперь нельзя, значит, и вам тоже. А тут опасно…
– Я присмотрю. Не переживай об этом. За всеми твоими девочками присмотрю. А что ты задумал, Игнат?
Виктор за него волновался. Они все за него волновались, но не отговаривали, знали – бесполезно.
– Что задумал, то и сделаю. И тебе об этом лучше не знать. Ни тебе, ни уж тем более Насте с бабушкой. Им первое время будет тяжело, но ты скажи, что я ушел счастливый. И Анечке моей тоже, когда вырастет, расскажи и про меня, и про Айви. Страхов не рассказывай, не надо. Придумай что-нибудь, чтобы не напугать. Главное, скажи, что мы любили ее сильнее жизни.
– Расскажу. – Виктор кивнул, а потом спросил: – Игнат, а вдруг можно как-нибудь по-другому? Вдруг еще получится все исправить?
– Я и пытаюсь все исправить, чтобы вам всем потом легче было. С Кайсы я поговорил, он обещал вам помогать. Наседкой над вами он сидеть не станет, не тот у него характер, но в нужный момент появится и сделает все, что от него зависит. А вы приглядывайте за Августом, я за него тревожусь.
– Приглядим. – Виктор больше вопросов не задавал, только слушал. И его жизнь в Чернокаменске закалила, перековала. Это хорошо, по-другому тут никак.
С бабушкой и Настеной Игнат разговаривал о другом, о земном и радостном. О том, что Анечка уже совершенно поправилась и стала сущей егозой, за которой нужен глаз да глаз. О том, что Трофим – вот чудо-то! – позвал замуж Ксению и та согласилась. О том, что маленький Венечка подрос и научился не только ходить, но и бегать, и теперь глаз да глаз нужен не только за Анечкой, но и за ним тоже. О Викторе, Насте и их уже запланированной на конец весны свадьбе. Даже о немецком доге Теодоре, который хоть и вымахал ростом с теленка, но все еще сущий ребенок, и за ним тоже нужен глаз да глаз, как за Анечкой и Венечкой. Он слушал эти милые домашние новости и чувствовал себя почти счастливым. Семья дарила ему любовь и силы, утверждала в правильности принятого решения, в том, что все у них отныне будет хорошо.
* * *Ночь наступила темная, непроглядная. Она с жадностью пожирала и свет керосиновой лампы, и робкий огонек свечи и, поглотив свет, становилась, кажется, еще чернее. Вот оно и наступило – весеннее равноденствие, когда черного и белого, злого и доброго в мире пополам. На маяке их собралось трое: Игнат, Тайбек и Август. Они не обсуждали предстоящее и почти не разговаривали. Каждый из них знал, что им предстоит, и этого было достаточно.
Наверху царствовал ветер, предвестник скорой бури, но они не боялись, что не смогут зажечь огонь. Этот огонь проще зажечь, чем загасить.
– Мастер Берг, не смотрите в зеркала, – велел Игнат. – Ни сейчас не смотрите, ни потом, когда все закончится. Просто снимите их и спрячьте как можно дальше.
– Хорошо, – Август кивнул и тут же спросил: – Как мы поймем, что уже пора гасить огонь?
– Поймем, не думай об этом. – Тайбек улыбнулся одновременно отрешенной и счастливой улыбкой, посмотрел на Игната. – Готов, кунак?
Вместо ответа Игнат шагнул в центр фонарной комнаты, повыше поднял факел.
– Спасибо, – сказал прежде, чем зажечь первую лампу. – Спасибо вам за все.
Огонь в лампах вспыхнул с такой яростью, что стало больно глазам, отразился в серебряных зеркалах и, многократно усиливаясь, превратился в прямой, как стрела, луч.
