Чёрный викинг - Бергсвейн Биргиссон
Ещё одной распространённой практикой в местах содержания рабов была их стрижка. Можно предположить, что рабов Гейрмунда тоже остригли. Возможно, их стригли ножницами для стрижки овец?
Такая практика применялась, поскольку для мужчины волосы — символ мужественности, а для женщины — признак красоты. Когда раба коротко стригут, его лишают маскулинности или фемининности, то есть у человека символически отнимают его идентичность.[371]
* * *
Почему Гейрмунд и его люди сами не отправились по многочисленным ирландским рекам брать людей в рабство?
Во-первых, мы знаем, что пленение людей было явной провокацией и вызывало негативную реакцию. Повелители малых королевств могли объединиться и отправиться вдогонку за отрядом викингов, захвативших рабов. Если Гейрмунд и его люди размещались в небольшом лонгфорте, им грозила бы большая опасность. Ирландские и исландские источники сходятся в том, что люди платили подать владыкам Дублина за защиту. Обе возможности приводят к одному и тому же выводу: Гейрмунд и его отряд не могли самостоятельно захватить рабов или купить их, не вступив в контакт с правителями Дублина.
Должно быть, Олав Белый и Ивар продали множество рабов в Скандинавию, но об этом источники сообщают крайне мало, объём этой торговли неизвестен. Раб, захваченный в Ирландии, становился товаром, который можно отправить по большой торговой сети. Ирландский монах Финтан был захвачен викингами в 843 году и в цепях отправлен в Скандинавию, где его четыре раза перепродавали работорговцы. «Сага о людях из Лососьей долины» ярко рисует работорговцев в образе Гилле Богача. Финтану удалось сбежать и добраться до пустынного острова в районе Оркнеев. Свои похождения он описал в труде Vita Findani.
Наверняка владыки Дублина не обошли вниманием такой большой рынок сбыта, как арабская Испания, Андалусия.[372] Когда Бриан Борума в 937 году[373] разграбил скандинавский Лимерик, Hlymrek, ему казалось, что он очутился на арабском базаре:
Они брали с собой их драгоценности и лучшие вещи, их красивые заграничные сёдла, их золото и серебро, их великолепно вытканные одежды всех цветов и фасонов, их костюмы из шёлка, красивые и пёстрые, как пурпурные, так и зелёные.[374]
Контакты между Ирландией и Испанией, вероятно, завязались задолго до Средних веков.[375] Арабские письменные источники подтверждают, что арабы снаряжали дипломатов и отправляли их на Север для переговоров со скандинавами. Один из них, аль-Газали, отправился на Север в IX веке, взяв с собой дорогие вазы и одежды в качестве подарков «варварам». Это посольство историки оценивают как попытку заключить что-то вроде долгосрочного контракта, ведь арабы писали, что викинги могли снабжать их янтарём, мехами и рабами.[376]
Таким образом, рабыня с острова Долки в 870 году не могла знать, где окажется — то ли на Пиренеях, то ли в Исландии. Можно предположить, что, если бы ей предложили выбор, она отправилась бы на юг.
Попасть в рабство к Гейрмунду и его людям — крайне травмирующий опыт, не в последнюю очередь потому, что человек эпохи викингов существует лишь в отношениях, связывающих его с группой людей, с семьёй или родом. Одинокий человек подобен одиноко растущему голому дереву, которое не защищает кора. Сколько может прожить такой человек, спрашивает голос автора «Речей Высокого» (50) — с тем же успехом он мог бы спросить: сколько может прожить раб?
В мгновение ока эти люди лишились чести и превратились в отверженных. В одном ирландском источнике XII века именно фактор изоляции подчёркивается в описании ужаса, который испытывали рабы:
Много их было […] женщин и порядочных служанок […] и весёлых приличных юношей и храбрых воинов, всех их забрали за широкое зелёное море для угнетения в рабстве. Увы! Множество ясных глаз наполнялось слезами и мрачнело от горя и отчаяния, когда отца разлучали с сыном, мать с дочерью, брата с братом, семьи с родичами и племенем.[377]
В экзистенциальном отношении это могло рассматриваться как умирание без смерти — отныне единственный человек, с которым раба могут связывать отношения, это его хозяин, причём их отношения характеризуются страхом и постоянными напоминаниями о смерти.[378] Именно такая наполненная эмоциями действительность скрывается за немногочисленными описаниями рабов в древнескандинавских источниках: они сбегают, они пытаются скрыться. Страх, унижение и неизвестность пронизывают людей, которые сидят на самом дне кораблей. Скоро их увезут в новую жизнь на берегах фьорда Брейдафьёрд в Исландии. Вряд ли они догадываются, куда их увозят. Карл Густав Юнг писал, что мы наследуем не только гены наших предков, но и их эмоциональную историю, их травмы, надежды и страхи.[379] А вдруг рабы взяли с собой не только знания о Библии и шедеврах вроде «Прорицания вёльвы», не только христианство и умение выращивать зерно? В Исландии существует старинная колыбельная песня, которую нельзя назвать иначе чем классикой. Она называется Bíum, bíum bambaló. Все исландцы, которых я спрашивал, считают её древней исландской народной песней.
Любопытно, что у этой песни ирландская мелодия.
Господин мог лишить жизни своего раба, как и любую другую скотину. Чтобы это не сочли убийством, ему следовало всего лишь сообщить об умерщвлении раба другим людям.[380] Раба продавали обнажённым. От коровы его отличало только то, что он отвечал за собственные поступки, а значит, мог быть наказан.
Но выход был.
Освобождение являлось интегрированной частью рабовладельческой культуры. Надежда существовала, и она помогала рабам мириться с жизнью на личном уровне.[381] Для женщины выходом могло стать желание господина, ведь рабыня — это не только сельскохозяйственная работница, ткачиха или повар, для своего господина она могла служить сексуальным объектом. Сексуальные отношения с хозяином были способны быстро улучшить её положение. В сагах содержится целый ряд подтверждений этому.[382] Мужчине поле возможностей открывалось при помощи храбрости в битвах с врагами господина или упорного труда. Рабам Эрлинга Скьялгссона удалось выкупить себя из рабства через три года. Деньги от выкупа Эрлинг потратил на покупку новых рабов.[383]
Как мы увидим, Гейрмунд тоже умел проявлять милость к своим рабам. Но едва ли он думает об этом летом 870 года, завершая погрузку своих кораблей на реке Лиффи неподалёку от Дублина. Груз состоит из нескольких связанных телят, жеребят и поросят, из мешков с посевным зерном — овса и ржи, снастей для ловли морского зверя и производства товаров из него. И из рабов.
Наш взгляд приковывает
