Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров
Когда они остались вдвоем, она, глядя на него, сказала:
– Ты все понял?
– Да… понял, – сумрачно ответил он.
– Вот и хорошо. Готовься к побегу. Я те помогу попасть к великому князю. Хорошо?
– Ладно, – вздохнул он, не очень веря словам этой девушки.
Глава 23
Поздним октябрьским вечером к воротам Московского Кремля подъехал большой обоз. Он поднял своим шумом всю округу. Злобные собаки готовы были разорвать каждого, кто хотел приблизиться к высоким возам, укрытым от глаз серыми льняными полотнами. Кудахтали потревоженные куры, блеяли овцы, гоготали гуси, ржали лошади, хрюкали свиньи… Одним словом, кто-то не только всем семейством, но и со всем своим богатством явился в Москву, чтобы личным участием крепить мощь Московского государства.
Это был Федор Семенович Курбский, далекий потомок Рюриковича смоленско-ярославской ветви, в котором текла кровь великого смоленского князя Федора Ростиславовича. Еще в начале правления Ивана Васильевича он написал ему письмо, в котором говорилось, что Смоленское княжество никогда не станет великим, пока будет находиться под гнетом литовских князей. Разброд среди русской дружины не позволял собрать силы, чтобы, свергнув литовскую власть, встать под русские знамена великого московского князя. «И если ты, великий князь, в ком течет кровь Рюриковичей, готов принять того, кто верой и правдой будет служить дорогой его сердцу Русской земле и тебе, великий князь, объединителю и спасителю этих земель, я готов, оставив все своим врагам, прибыть в твои ряды. Пусть я буду последним в своем роду, но, клянусь, стану первым, когда речь зайдет о спасении моей земли. И даже если получу отказ, он не оттолкнет меня от твоих дел и я все равно останусь верен твоим делам, великий князь. К сему руку приложил князь Курбский».
Получив такое письмо, молодой великий князь очень обрадовался. Но матушка умерила его пыл.
– Ты смотри, сынок, род этот известен и довольно дерзок и воинствен. Если мне не изменяет память, его предок Мстислав прогнал своего дядю Олега. Так что учти. Думаю, пока не окрепнут твои крылышки, пускай князь поживет там. Заодно ты проверишь его верность.
После покорения Новгорода Великого Иван Васильевич посчитал крылья окрепшими и послу, ехавшему в Краков, наказал найти в Смоленске князя Федора Курбского и сказать ему, что он может приехать, если не остыло его желание. У нас земли много.
Князь Курбский нервно ходил перед московскими воротами, время от времени стегая себя по голенищам тупоносых сапог в ожидании появления своего боярина, посланного им еще с дороги. «Уж можно сто раз все обговорить!» Наконец ворота дрогнули, и приоткрылась одна створка. Через нее прошли боярин и кто-то крепкого сложения, скорее всего воин, хотя был не вооружен.
– Великий князь Иван Васильевич приказал ехать за Пахру, где он выделил нам земли в селах Зверевское и Барановское. А еще князь дает тебе в удел часть Ростова Великого, – сообщил боярин.
Трудно сказать, обрадовали эти слова князя Курбского или нет, но он, повернувшись к незнакомцу, спросил:
– Знаешь дорогу?
– Куда, князь, изволишь ехать: в Ростов Великий, там тя ждут княжьи хоромы, иль за Пахру, тут недалеко. К утру и будем.
– А крыша-то там найдется? – спросил Курбский.
– Конечно. Там любила отдыхать великая княгиня Софья Витовтовна.
«Опять эти литовцы», – подумал князь и громко приказал:
– Поедем за Пахру!
Как и сказал незнакомец, к утру головная часть обоза была на месте. Княжьи хоромы возвышались на холме, за которым стеной стоял, сурово глядя, темный, начавший местами желтеть лес. Хоромы были двухэтажные, хорошо сохранившиеся. Внутри пахло сыростью. Это говорило о том, что они давно были покинуты. Пройдясь по ним, Федор Курбский распорядился, кто и где будет жить.
– Я хочу, чтобы мои окна выходили на речку, – капризно произнес Михаил, крепкий, суховатый подросток.
Князь, посмотрев на сына, почему-то улыбнулся:
– Давай-ка, сынок, сестренок обижать не будем. А на будущее строй жизнь так, чтобы владеть тем, чем тебе хочется.
Эти отцовские слова запали в душу княжича.
Слух о переезде в Московское княжество смоленского князя Курбского быстро облетел весь город. Дошел этот слух и до молодого князя Семена Ряполовского. Приезды и отъезды никого не удивляли. Это было нормой. Сколько их приехало в Московию: литовцев, поляков, татар… и не счесть, как и отъезды из Московии. Но почему-то приезд Курбского в Москву многих удивил. Разное о нем говорили. Но все сходилось к одному: этот человек весьма честолюбив и, не добившись в Смоленске должности великого князя, приехал искать ее в Москве.
Князь Ряполовский, отобедав, по привычке направился в опочивальню подремать. Но на этот раз сон не шел. Мысль о Курбском не давала ему покоя. Выругавшись в сердцах, он поднялся и решил съездить к своему тестю, мудрому человеку, князю Василию Патрикееву. «Пускай тесть объяснит, для чего великий князь принял этого беглеца».
Так совпало, что и самого Патрикеева мучил этот вопрос. Смоленск – ближайший сосед, и за ним всегда тщательно следили, потихоньку переманивая бояр и другой солидный люд. И это делалось с прицелом на будущее, требовало вдумчивого подхода.
Патрикеев знал, что в свое время Василий Темный «забрасывал удочку». Но рыбка сорвалась. Сейчас это получилось. Князь был убежден, что просто так Курбский бы не приехал. Но, как думский князь, он не слышал, чтобы Иван Васильевич обсуждал это дело. Выходит, решил сам.
Собачий лай прервал ход мысли Патрикеева. Вызвав слугу, он приказал посмотреть, кто там. Вскоре на пороге появился… зять.
– Вот те на! Бывало, не допросишься, чтобы ты по-родственному навестил нас. Все был занят. Проходи, проходи! – сказал он, поднявшись с ложа и набрасывая на широкие плечи татарский халат. – Удобная вещь, – заметил он, обвязывая себя плетеным кожаным ремешком и подвигая зятю мягкое кресло.
Когда зять сел, Василий примостился на ложе.
– Никак Курбский заставил тя, зять, покинуть одр? – улыбнулся тесть.
– Не скрою, он, – сознался зятек.
– Да, ты знаешь, – Василий подвинулся поближе к нему, – я и сам об этом думаю.
– Ты же, князь, думский человек, должен знать, – заметил зять.
– Должен-то должен, но… Иван-то наш, став государем, начал порой забывать, для чего нас породил. Думаю, если не Курбский, то его потомство еще кровушки государям нашим попортит. – Он поднялся, подошел к окну и прикрыл створку, которую открыл, укладываясь на послеобеденный сон. Он любил спать под теплым пуховым покровом в холодной опочивальне, говоря: «Сон от этого лучше». Зять посмотрел на богатый ковер, украшавший всю стену.
– Что, нравится? – спросил хозяин, видя, с каким интересом тот рассматривает его недавнюю покупку.
– Нравится! – не скрыл зять.
– Могу назвать купца. Он и те привезет, – предложил
