Роже дю Гар - Жан Баруа

Баруа слушает его с сжавшимся сердцем: так внимают реву урагана, треску деревьев, завыванию бури...

Послушайте, друг мой! Если бы я начинал заново жить я бы уничтожил в себе честолюбие, я бы смеялся сам над собой до тех пор, пока не перестал бы верить во что бы то ни было! Я бы постарался любить жизнь только в самых скромных ее проявлениях: лишь они не переполняют невыносимой горечью, которую не в силах сносить человек. Подбирать мельчайшие крупинки счастья... только так человеку дается немного радости... прежде чем он умрет... ведь жизнь неизбежно кончается... ямой!

Он произнес последние слова с тоскливым страхом.

Баруа в изумлении смотрит на него.

Крестэй умолк. Он делает несколько шагов и вдруг, как будто ему не хватает дыхания, выдержки, указывает рукой на поперечную аллею.

Я вас покидаю, мне туда...

Нескладный, в траурной с развевающимися полами одежде, он, сгорбившись, быстро удаляется; Баруа смотрит ему вслед.

ДОЧЬ

"Аббату Жозье, священнику в Бюи-ла-Дам (Уаза)

26 декабря.

Дорогой друг!

Нотариус Мужен, по просьбе госпожи Баруа, напомнил мне, что, по условиям нашего соглашения, я вправе потребовать, чтобы дочь моя прожила год со мною, ибо через несколько недель ей исполняется восемнадцать лет. Я не хочу, чтобы мой ответ был передан через нотариуса; могу ли я надеяться, что Вы не откажетесь от роли посредника в этом деле?

Я буду Вам весьма признателен, если Вы поблагодарите госпожу Баруа за инициативу, которую она взяла на себя, и объясните ей в той форме, какую сочтете нужной, мотивы моего отказа.

Эти мотивы я изложу Вам с моей обычной искренностью.

Когда мы расстались, я сохранил за собой право вмешаться в определенный момент в воспитание дочери. Но обстоятельства сильно изменились. Как Вы знаете, в течение восемнадцати лет я не видел ни жены, ни ребенка. В сущности, я злоупотреблю своим правом, если стану претендовать на какую-нибудь роль в этой жизни, в которой до сих пор не занимал и никогда не буду занимать никакого места. Чтобы до конца выразить свое мнение, добавлю, что чувства, которые, без сомнения, моя дочь питает к незнакомому отцу, делают подобное сближение невозможным - не только для нее, но и для меня самого.

Вот почему нет никакой надобности менять что-либо в существующем положении, и я хочу просить Вас передать моей жене, что она свободна от всякого обязательства.

Примите уверения в моей благодарности и преданности.

Баруа".

Несколько дней спустя. Девять часов утра, Баруа поздно встал и теперь не спеша заканчивает свой туалет.

Первое января: он свободен.

Паскаль приносит визитные карточки и письма.

Паскаль. Вы обедаете дома, сударь?

Баруа подходит к столу и перебирает корреспонденцию.

Баруа. Нет, нет.. вечером вы свободны. (Нерешительно.) У вас, должно быть, семья, друзья?

Паскаль (невозмутимо). Нет, что вы. Если вас не будет дома, я пообедаю пораньше и пойду в кинематограф.

Баруа (останавливая его) Ну, тогда, Паскаль, приготовьте мне обед... Хорошо? Что хотите, к любому часу: я никуда не пойду. Глупо обедать в ресторане в такой день, как сегодня...

Он распечатывает несколько писем. Потом, заметив штемпель Бюи, не спеша разрывает конверт.

"Бюи-ла-Дам. 31 декабря.

Дорогой Жан!

Всегда готов, в память о прошлом, быть Вашим поверенным.

Я занялся Вашим поручением особенно ревностно, ибо любое другое решение показалось бы мне совершенно неправильным. Ваш отказ избавляет госпожу Баруа от новых испытаний, что справедливо: бедная женщина заслуживает этого своим самоотречением.

Однако я был бы не совсем честен по отношению к Вам, если бы скрыл, что это Мари заставила свою мать снестись с Вами через нотариуса Мужена. Вы видите, насколько дочерние чувства, какие Вы приписывали Мари, отличаются от тех, которые были внушены ей истинно христианским воспитанием.

Жму Вашу руку.

М.Л.Жозье, священник".

Баруа стоит у окна; ему нужно собраться с мыслями. Его глаза останавливаются на конверте, он оглядывает комнату, затем смотрит на улицу.

Медленно, стараясь сосредоточиться, перечитывает письмо.

"Почему Жозье пишет: "Я был бы не совсем честен..." Значит, он полагает, что это новое обстоятельство может изменить мое решение...

Если бы речь шла о моем праве, о моей прихоти, - я сказал бы "нет"... Если бы у меня было намерение тайно повлиять на нее, - я тоже сказал бы "нет"... Но это совсем не то, ведь она сама...

Тогда почему бы и нет?"

Он улыбается.

"Все-таки весьма любопытно, что это она напомнила о сроке. В сущности, даже наперекор желанию матери: ведь мой отказ избавлял Сесиль от "новых испытаний" Сесиль, видно, боялась, как бы я не потребовал выполнения условия, и девочке пришлось долго бороться.. Значит, она очень хотела приехать.

Но, черт побери, я никак не могу понять почему! Из любопытства: Не думаю. Ей, должно быть, страшно уезжать из Бюи, расставаться с матерью, с бабушкой, с привычной обстановкой, тем более для того, чтобы приехать сюда! Что ж задумала эта восемнадцатилетняя девушка?

Во всяком случае, нужно обладать необычайной волей, чтобы получить согласие Сесили. Это доказывает, что Мари энергична и независима... Все это очень странно...

В последний раз, когда мы виделись с Жозье, он дал мне понять, что она немного похожа на меня... Быть может, у нас некоторые общие черты характера, одинаковое упорство? Кто знает? Не одинаковый ли у нас склад ума?.. Не хочет ли она пересмотреть все, чему ее учили?.. Может быть, она там бьется, словно в клетке, как я когда-то?.. И хочет приехать сюда, чтобы дышать полной грудью, чтобы стать свободной?"

Он предается этим мыслям с некоторым самолюбованием; он обнаруживает в себе запас нерастраченной любви, о которой даже и не подозревал. Потом пожимает плечами: "Но нет..."Чувства, которые были внушены ей истинно христианским воспитанием..." Все это моя фантазия, Мари у них в руках!"

Он делает нетерпеливый жест рукой:

"Интересно... Меня уже мучает мысль, что эта незнакомая мне девушка находится по ту сторону баррикады! А еще десять минут назад ее набожность меня нисколько не занимала!.. Я глупею... (Улыбаясь.) Ведь она существует для меня всего десять минут; лишь сейчас она напомнила о своем существовании, она перестала быть только именем... Мари..."

Баруа в третий раз разворачивает письмо.

По мере того, как он его перечитывает, ему становится ясно, что бесповоротное решение побеждает все его колебания, и каждое слово письма еще больше укрепляет это решение.

Февраль. День на исходе.

Паскаль, услышав, как кто-то поворачивает ключ в замке, подходит к двери.

Баруа. Вот и я, Паскаль. Все готово?

Паскаль приветливо улыбается.

Баруа обходит кабинет, как бы производя смотр. Все прибрано, только письменный стол, как всегда, в беспорядке. На камине "Пленник" Микеланджело теряет силы в бесплодном стремлении освободиться.

Баруа торопливо проходит во вторую половину квартиры: две комнаты, соединенные ванной; большая комната обита светлым штофом и заново обставлена.

Озабоченным и в то же время довольным взглядом он осматривает комнату.

Поправляет абажур, трогает радиатор, смотрит на часы и возвращается в кабинет.

Паскаль, мы кое-что забыли!.. Сбегайте, побыстрее... Хороший букет белых цветов... (Показывая величину.) Обязательно белых, слышите!

Пять минут спустя. Звонок.

Баруа, ходивший из угла в угол, бледнеет: "А этот дуралей еще не вернулся!"

Он направляется в переднюю; мгновение колеблется и открывает дверь.

Первым входит аббат Жозье, за ним - молодая девушка и просто одетая женщина лет пятидесяти.

Баруа. Мой слуга только что... (Толкая дверь кабинета.) Прошу вас...

Аббат проходит, за ним девушка.

Баруа уже собрался было последовать за ними, но горничная решительно идет за своей госпожой, не уступая ему дороги, и едва не отталкивает его.

Аббат (с достоинством). Здравствуйте, Жан. Я привез вашу дочь... и Жюли, преданную Жюли... (Плавный жест священника.) Это - лучшие мои прихожанки.

Баруа подходит к Мари; она стоит очень прямо, на лице ее выступила краска... Перед Ним возникает отчетливый образ: Сесиль в двадцать лет!

Она протягивает руку, он пожимает ее.

Короткое молчание.

Открывается дверь. Появляется Паскаль с букетом в руках. Он останавливается на пороге и спокойно улыбается.

Баруа. Я посылал его за цветами. (Мари.) В квартире одинокого мужчины так неуютно.

Все неподвижно стоят, глядя друг на друга: Мари опускает глаза. Жюли пожирает глазами Баруа. Аббат неодобрительным взглядом окидывает комнату.