Людмила Третьякова - Рассказы веера
Красавица, дразня своими прелестями, навещала «папашу» совершенно платонически, все более распаляя его и, пока суд да дело, увозя в своей знаменитой коляске содержимое его дворца: старое серебро, китайский и саксонский фарфор, мрамор и бронзу. Почтенный же старичок все жил, как говорится, лучом надежды. И в конце концов оплачивал векселя настрадавшейся подруги, после чего она запиралась в своей квартире, всем говорила, что старый бесстыдник ей гадок, противен и она попросит защиты властей от его домогательств.
Разумеется, в крайнем расстройстве от такого оборота дела, престарелый Ромео совершенно сникал и, боясь стать посмешищем общества, убирался к себе в какое-нибудь поместье.
Такие штуки оборотистая шельма проделывала не раз. Но время шло: прелестница с осиной талией расползлась в крупную бабищу. Тем не менее житейской прыти у нее не убавилось. Теперь уже не Шарлотта, а Шарлотта Федоровна завела салон, где отводили душу и уставшие от семейных оков, и еще не обремененные ими мужчины. Это приносило хозяйке заведения приличный доход. Но и от нее требовало соответствующих трат: тут все было на высоте – идеальная чистота, прекрасная кухня, выступления столичных гастролеров. Ведь ее гости – люди «с понятиями», знающие толк во всем: в хороших сигарах, сервировке стола, музыке и уж конечно в женщинах.
Последнее было главной заботой не только Шарлотты Федоровны, но и всякой держательницы подобного заведения. Совсем непросто было привлечь сюда тех, кто мог полностью соответствовать утонченным вкусам избранной, публики, время от времени наведывавшейся к радушной хозяйке.
К этому времени – середине XIX века – в Петербурге появилось новшество в сфере интимных услуг. Найти себе подругу на вечер или на иной срок можно было и по фотографии. Их оставляли у хозяек домов свиданий, салонов, «приютов любви» – назовите, как хотите – не только уже укоренившиеся на подобной стезе «камелии», но и добропорядочные матери семейств, и дамы из общества.
Что понуждало их к весьма рискованному шагу? Причины имелись разные: кто-то запутался в долгах, кому-то не хватало выдаваемых мужем денег на всякие новомодные штучки (а подобные отлучки из дома гарантировали неплохие гонорары), кого-то влекли любопытство, жажда острых ощущений – ведь всегда были женщины авантюрного склада, изнывавшие не менее сильного пола от монотонности семейного бытия, от пресных, лишенных всякой остроты отношений с мужем. В конце концов, те, кого природа наделила особым темпераментом, приходили к выводу, что перемены необходимы, и удовлетворяли свои желания на стороне. Это было более безопасно, чем иметь постоянного любовника, которого могли обнаружить со всеми вытекающими последствиями.
Правда, определенный риск для смелых красавиц, передававших свои фото в руки матерых сводниц, присутствовал, ибо ее случайно мог опознать кто-нибудь из знакомых мужчин, заглянувших «на огонек», или даже собственный супруг. Приходится думать, что вероятность подобной неприятности окупалась достаточно высокими денежными суммами. За одно свидание «кабинетные дамы» – так их называли – получали от держательницы салона ровно половину, от 25 до 50 рублей, да иногда перепадал приличный куш и от заказчика.
По сведениям авторов, писавших на подобные темы, молодые и красивые могли в месяц заработать до тысячи рублей. По тем временам это были весьма значительные деньги, ради которых стоило рисковать. Кроме того, надо признать, что дамы, искавшие финансового подспорья на стороне, были готовы ко всему и даже имели склонность к такого рода приключениям.
Мужчины тоже видели плюсы в «заказе» по фотографии понравившихся женщин. Причем предполагалось полное соответствие реальности изображению на фото – иначе хозяек домов свиданий ждал большой скандал. А этого они боялись пуще огня.
Вообще, предпринимательницы подобного толка старались поддерживать связь друг с другом, не раскрывая своих секретов, приятельствовали, а иногда, как и в любом деловом партнерстве, проявляли взаимовыручку. Это случалось, когда уж очень досаждали поборы и придирки вездесущей полиции, или надо было уладить конфликт с недовольным клиентом, или если хозяйки становились объектом шантажа. А иногда держательницы салонов просто-напросто обменивались красавицами или занимали их на время друг у друга. Ведь этого товара в преизбытке никогда не водилось: обновить «колоду карт», то есть состав «камелий», было делом деликатным и хлопотным. Но без этого не обойтись, поскольку новая прелестница была приманкой для клиентов и сулила финансовый успех предприятию.
И Шарлотта Федоровна не знала покоя. Она взяла за правило в качестве моциона прохаживаться по самым оживленным улицам города. Ее часто можно было встретить в местах гуляний, ярмарок, праздничных базаров, привлекавших множество людей, среди которых большинство составляли женщины.
Шарлотта Федоровна присматривалась к ним. Глаз выбирал молодых, хорошеньких, с ладными фигурами. Опыт позволял ей моментально отличать дам из общества и обходить их стороной. Не они ее интересовали, а те, что были попроще, чья манера поведения, взгляд, одежда ясно показывали, что женщина не при больших деньгах, что пришла она сюда без спутника, но в надежде обрести его благодаря нечаянному знакомству. Шарлотта Федоровна научилась с полувзгляда понимать эти намерения. И тут уж она не тушевалась – заводила разговор, начиная с какого-нибудь пустяка, словно крошечным крючком цепляла ниточку, потянув за которую можно узнать многое, и действовала решительно, наверняка.
– Будь я мужчиной, тут же похитила бы вас, – говорила она, к примеру, какой-нибудь славненькой незнакомке. – Так бы схватила, бросила в коляску и куда-нибудь во дворец: проси, что хочешь, бери – все твое.
– Ах, мадам, вы шутите! Нынче кавалеры интерес имеют к тем, у кого деньги водятся. Я, не смотрите, что молода, два года как вдова, и вот – никого...
Другой даме, которая жаловалась, что муж каждую копейку учитывает, Шарлотта Федоровна, напустив на себя строгость, по-матерински выговаривала:
– Не верю вам, прелестное дитя! Ибо женщина сколь-нибудь умная – а вы умны, это видно – не может смириться с таким жалким состоянием. К чему вы мне, которая годится вам в матери, рассказываете эти сказки? Я знаю мужчин, для которых слово красивой дамы – закон. Они и рады бы выполнять ее прихоти, но оглянитесь, много ли вы видите достойных их щедрости женщин? Я не имею, сударыня, в виду вас. Вы – исключение.
Или:
– Боже, я женщина и все же не могла пройти мимо. Тысячу извинений. Мой брат был художником. Он говорил мне, что такая наружность, как у вас, – чрезвычайная редкость. Вы не итальянка? Вы так и проситесь на портрет! Что? Это дорого? Да что для вас может быть дорого? Вы должны получить еще кучу денег за удовольствие вас рисовать!
Далеко не всегда рыбка ловилась на крючок – бывало, что и срывалась: новая знакомая, приняв приглашение посетить Шарлотту Федоровну, в последний момент все же распознавала истинный смысл затеянного ею. Кто с негодованием, кто со смущением предпочитал ретироваться. Шарлотта Федоровна всегда старалась смягчить ситуацию и даже не обижалась на резкие слова в свой адрес. «Ничего, ничего, мое сокровище, – улыбаясь и покачивая головой в седеющих буклях, думала она. – Может статься, что ты еще вспомнишь мой адрес». И действительно, так бывало. Попав в безвыходное положение, какая-нибудь расточительная красавица стучалась к ней и, подрастеряв прежний апломб, лепетала о своих затруднениях, просила помочь «только один разочек». Шарлотта Федоровна не помнила зла и помогала.
* * *По весне настроение у Любови Ивановны сделалось еще хуже. На улицах появилось много молодых, нарядно одетых женщин. Просохшие тротуары давали им возможность щеголять в изящной обуви, перышки на затейливых шляпках, казалось, трепетали от восторженных взглядов сопровождавших их кавалеров. Любовь Ивановна в своих растоптанных башмаках и выцветшей бархатной мантилье хорошо понимала, как жалко выглядит среди этой нарядной публики.
Прогуливаясь по Невскому проспекту и заметив даму, выпорхнувшую из кареты, она нарочно отводила взгляд, чтобы лишний раз не терзать себя свидетельством женского преуспевания. Любовь Ивановна отворачивалась к сияющим витринам с модными нарядами, в которых, увы, как в зеркале, были видны все изъяны ее туалета.
Однажды в отражении витрины она увидела высокого господина, который стоял неподалеку. Поигрывая тростью, он разглядывал выставленные за стеклом наряды и, наконец, приподняв цилиндр, обратился к Любови Ивановне. Она узнала, что элегантный незнакомец совершенно сбит с толку просьбой сестры из Нижнего Новгорода купить ей шляпку, а потому осмелился просить совета у такой красивой дамы, как она, которая, безусловно, знает в этом толк. «Тысяча извинений!» – прибавил господин, назвав свое имя и присовокупив к тому же, что его волжская флотилия не доставляет ему и малой толики таких трудностей, как выбор подарков для родственников.
