Григор Тер-Ованисян - Геворг Марзпетуни
Католикос в это время с одним из епископов стоял на балконе замка. Его взору открывались великолепные картины природы, одна лучше другой, но он не замечал их.
Ни живописный Арагац, высившийся на северо-востоке четырьмя пирамидальными вершинами, ни гора Капуйт, окаймлявшая горизонт с юга и закрывавшая долину Ерасха, ни ущелье Аршаруни — ничто не привлекало внимание католикоса. Перед ним лежал прекрасный Багаран с роскошными строениями и куполами церквей. Быстрый Ахурян, точа скалы, ревел у его подножья и, извиваясь как вишап, охватывал кольцом крепость. Грозные скалы и утесы висели над бездной. Но глаза католикоса видели только одно — поднимающийся по скалистой тропинке отряд.
«Кто это такие и почему они поднимаются в цитадель в такую жару?» — думал католикос.
Но вот отряд достиг крепостного ската. Еще несколько шагов, и можно будет разглядеть воинов.
— Это он! Он самый! Что ему здесь надо?! — воскликнул вдруг католикос, узнав князя Марзпетуни, который твердым шагом направлялся к крепостным воротам.
— Кто, святейший владыка? — спросил епископ.
— Он, этот беспокойный человек, который никогда не сидит на месте, — прошептал католикос, словно боясь, что голос его дойдет до подножья крепости.
— Кто же это? — спросил еще раз епископ и встал с места, чтобы видеть прибывших.
— Князь Марзпетуни. Он, конечно, несет нам какую-нибудь неприятную весть, — прибавил католикос, предчувствуя, что приезд князя нарушит его мирную жизнь.
— Почему непременно неприятную? — спросил епископ.
— Не знаю, мне так кажется, — ответил католикос и прошел к себе.
Через несколько минут железные ворота крепости со скрипом растворились. Они находились между двух башен и имели перед собой массивный бастион. Высокие стены с бойницами делали крепость еще более неприступной. Князь, глядя на эти укрепления, невольно улыбнулся.
«Разве можно доверить тайну человеку или требовать от него самоотверженности, если он так дрожит за свою жизнь?» — подумал он и прошел вперед со стесненным сердцем.
Католикос встретил князя с любовью и благословением и, усадив рядом с собой, выразил свое удовлетворение и безграничный восторг по поводу совершенных им подвигов.
— Я хотел доказать нашим князьям и тебе, святейший владыка, что для свершения великих дел не всегда нужны только силы, иногда их может заменить твердая воля. Для спасения родины не надо ждать удобного случая и вымаливать у князей помощь. Надо уповать на бога, надеяться на собственные силы и самоотверженно любить родину. Я доказал это. Теперь вам остается последовать моему примеру, — сказал князь, желая поймать католикоса на слове.
— Что же нужно сделать? — тревожно спросил католикос.
— Каждый из нас должен выполнить свой долг.
— А именно?
Князь рассказал ему в нескольких словах о своем намерении занять Двин и о желании видеть католикоса вновь на престоле.
— Ты хочешь взять Двин? — спросил удивленно католикос.
— Да, и как можно скорее.
— И ты не боишься гнева великого эмира и грозных арабских полчищ?
— Что нам эмир? У нас есть свой царь! — горячо воскликнул князь.
— Но ведь Двин — владение эмира. Ему принадлежит большая часть Востана, Чакатк, Коковит. Он даже Цагкот считает частью Туруберана, которым владеет всецело.
— Значит, все эти земли, по-твоему, собственность мерзкого араба? — возмущенно спросил князь.
— Пока еще да, — ответил католикос спокойным голосом.
— Нет. Тысячу раз нет! — воскликнул князь. — Армянская земля принадлежит армянам. Двин — творение рук царя Хосрова. Чакатк, Коковит, Цагкот — все это области нашей престольной земли. Туруберан — собственность дома Мамиконянов. О каждой из этих провинций у нас написаны целые летописи. Кто может это отрицать? Ты пишешь армянскую историю. Как же ты можешь свидетельствовать в пользу презренного араба? Если бы сейчас появился здесь дух праотца армянских историков — Хоренаци[22], смог бы ты это подтвердить?
— Я сказал, пока еще…
— Нет! Ни пока, ни после… — прервал князь. — Араб должен властвовать в Аравии, а не в Армении.
— Да будет так. Я не из тех, кто намерен возражать.
— Так будет, святейший владыка, если ты не откажешься выполнить мою просьбу.
— Какую просьбу?
— Я тебе уже сказал: ты должен возвратиться на патриарший престол.
— В Двин?
— Да.
— Какая тебе польза от этого? Я не воин, войска у меня нет, чтобы тебе помочь. Если ты намерен взять Двин и надеешься на свои силы, бери. Освободи его от арабов, тогда я, от души благословляя тебя, вернусь на свой престол.
— Если хочешь, прокляни меня, только вернись сейчас, пока востикана нет в Двине и пока мои войска не осадили его.
— Объясни мне наконец, какая же польза от моего возвращения?
— Не опасно ли открывать тебе тайну, пока ты находишься в этой крепости?
— Нет, я сейчас же уеду отсюда, если ты меня убедишь в необходимости отъезда.
— Хорошо. Польза та, святейший владыка, что мне нужны в Двине верные люди. Я не могу послать туда никого из своих. Бешир им не разрешит въезд в Двин. Между тем ты свободно можешь вернуться на свой престол. Это даже польстит самолюбию востикана. Вместе с тобой в город войдет несколько верных мне людей…
— Ни одному мирянину не разрешат проникнуть через двинские ворота, — прервал его католикос.
— Я это знаю. Они войдут как монахи.
— Боже мой! Ты заносишь надо мной меч востикана! — воскликнул католикос, бледнея от страха.
— Не беспокойся, святейший владыка. Я не позволю, чтобы востикан обнажил свой меч против тебя.
— Что же должны делать твои люди?
— Они будут рыть потайной ход из патриарших покоев к городским стенам.
— Нет, нет! Я не приму участия в этом деле. Тот, кто приказал нам воздать «божье богу», приказал нам воздать и «кесарево кесарю», — заговорил католикос решительным голосом.
— Кто же твой кесарь? — спросил князь, дрожа от гнева.
Католикос не ответил.
— У тебя один царь, которого ты обязан почитать, — это Ашот Железный, — продолжал князь. — Араб не имеет права на эту страну. Он захватчик и разбойник. Армянин, называющий его кесарем, изменник, а изменника вправе умертвить первый воин, не совершая греха перед правосудием.
— Я бегу от мести тирана, — заговорил католикос, — а ты посылаешь меня навстречу ей. Какая тебе польза в моей смерти?
— Не говори «тебе», а «родине». Если ты думаешь, что твое возвращение принесет смерть тебе, то радуйся. Лучше уподобиться воинам Гевонда, чем уйти, не оставив после себя никакого следа.
Речь князя, вместо того чтобы возбудить гнев католикоса, смутила его.
— Причислиться к Гевондовым воинам? — заговорил католикос. — Я хотел бы удостоиться этой чести, но разве я могу?..
— Желать — это уже мочь. Вот удобный случай для этого. Будь храбр, презри преходящую жизнь. Сделай то, что ты проповедуешь своим ученикам, и твою память благословят грядущие поколения.
— Что я должен делать в Двине? — спросил католикос.
— Ты должен покровительствовать воинам, которые под видом твоих духовных слуг будут жить в патриарших покоях. Они будут работать по ночам.
— А если найдутся предатели?
— Тогда смерть коснется нескольких человек, в том числе, быть может, и католикоса. Но эти жертвы необходимы.
— Это очень тяжелое условие.
— Что может быть легче и приятнее, чем умереть за родину.
— Для героя и человека, преданного родине, но…
— Я знаю, ты не храбр, святейший владыка, но ты любишь свою родину, ты не станешь этого отрицать.
— Да будет твоя воля, дорогой князь. Если бог уготовит мне смерть, я приму ее не ропща. Меня не причислят к мученикам, я это знаю. Но по крайней мере проклятие не коснется моей могилы, — решительно сказал католикос.
— С божьей помощью опасность минует тебя, святейший владыка. Судьба уже милостива к нам, невозможно, чтобы и это начинание нам не удалось.
— Увидим; быть может, бог услышит молитву праведников.
Князь встал, приложился к руке католикоса и, поблагодарив его, спросил, когда он пожелает выехать из Багарана.
— Хоть завтра, если в том есть необходимость, — ответил патриарх.
— Каждый день нам может принести непоправимое бедствие.
— Тогда через день-два, если спарапет не задержит меня.
— Спарапет?.. Да, я и забыл. Об этом разговоре, святейший владыка, ты не должен сообщать ему ничего.
— Какую же мне привести причину для отъезда из Багарана?
— Я уже сказал ему. Ты едешь в Двин, чтобы освободить патриаршие покои.
Католикоса удовлетворило это объяснение, и он условился с князем выехать на третий день из Багарана. Князь же должен был подготовить воинов, которые, присоединившись к католикосу в лесу Цнендоц, вместе с ним должны были проникнуть в Двин.
