А. Сахаров (редактор) - Александр II
Последующие сведения, доставленные Вессель-паше от пикетов, не были успокаивающими: отряды Святополк-Мирского и Скобелева значительные и, теперь уже было несомненно, носят отвлекающий характер. Вессель срочно запросил у Сулейман-паши согласия на отвод армии. На что Сулейман-паша ответил категорично: «…не оставляйте позиций, которые мы с вами защищаем…»
Иного Вессель и не ожидал: ему отведена роль оттягивать на себя Балканский отряд, пока Сулейман-паша выведет главные силы от Филиппополя к Адрианополю. Шипко-Шейнинская группировка обречена, Вессель-паша понимал это и был готов сопротивляться до последнего аскера…
Вессель-паша надеялся, что, наступая на правую колонну Балканского отряда с тыла, Сулейман облегчит положение Шипко-Шейнинского отряда, однако и эта надежда рухнула – генерал Карцев, перейдя Троян, прикрыл Скобелева… Командный пункт Вессель-паши на господствующем над всеми позициями кургане Косматка изрыт траншеями, ходами сообщений, накатами, а на самой вершине кургана батарея крупповских орудий. У западного подножия Косматки штаб и резерв.
В полночь Вессель-паша созвал бригадных генералов. В землянке стены и пол в коврах, горят в серебряных плошках фитили, чадят бараньим жиром.
Поджав ноги, генералы восседали на мягких подушках. По правую руку от хозяина со сноровкой правоверного умостился английский полковник рыжий Этли-паша, милостью султана зачисленный на турецкую службу, по левую – седобородый мулла, голову которого венчала большая белая чалма.
Велев окурить землянку восточными благовониями, Вессель-паша обратился к бригадным генералам:
– Аллах послал нам горькое испытание.
– Аллах! – Мулла воздел руки.
Вессель пригладил бороду, по-рысьи стрельнул глазами в англичанина.
– Наши уши слушают тебя, мудрый советник Этли-паша. Что нам делать, когда гяуры двинулись на нас с востока и запада? Как две руки, они вцепятся в наше горло.
Англичанин заёрзал на подушке.
– Русские совершили невозможное, перевалив Балканский хребет, неудивительно, если они прорвут нашу неприступную оборону.
Недовольный ропот оборвал слова англичанина.
– Мы ожидали от тебя, Этли-паша, иного ответа, – заметил Вессель.
– Если мы не получили ответа от достойного Сулейман-паши, кроме одного – защищаться, о чём могу сказать я? – Англичанин пошевелил рыжими бровями.
– Мудрость аллаха да не покинет нас, – мулла прижал ладонь к сердцу.
– Аллах! – хором пропели генералы. – Нам остаётся сразиться с гяурами.
– Да будет так, – Вессель-паша прижал руку к груди. – Мы задержим колонну Святополк-Мирского и нанесём удар по Скобелеву-паше. Я пока не знаю, что задумал этот генерал на белом коне, но мы бросим против него наши основные силы, а если потребуется, то и резерв.
Получив диспозицию с вечера, Столетов поднял ополченцев, едва рассвело, и, отдав приказ командирам дружин накормить войников горячей пищей, в сопровождении поручика Узунова поскакал на розыски Скобелева.
Дорога запружена войсками. Солдаты скалывали лёд, расчищали путь. Обогнали владимирцев. Шли батальон за батальоном.
Утро холодное: лицо и руки так и хватает мороз.
– Кажется, обойдёмся без снега, – сказал Столетов поручику. – Нам он некстати.
А про себя подумал, что бой будет тяжёлый и долгий, слишком сильно укрепились турки.
В ополченцах Николай Григорьевич уверен, не подведут. С каким воодушевлением выслушали они приказ, когда выступали из Топлеша. Построенные в каре, они стояли недвижимо, а он, Столетов, их генерал, читал чётко, выделяя каждое слово, хотя и сам с дружинниками чувствовал волнение:
– «Нам предстоит трудный подвиг, достойный постоянной и испытанной славы русских знамён. Сегодня начнём переходить через Балканы с артиллерией, без дорог, пробивая себе путь в виду неприятеля через глубокие снеговые сугробы. Нас ожидает в горах турецкая армия, она дерзает преградить нам путь…
Болгарские дружинники! В битвах в июле и августе вы заслужили любовь и доверие ваших ротных товарищей, наших солдат – пусть будет так же и в предстоящих боях. Вы сражаетесь за освобождение вашего отечества… Ваше отечество велит вам быть героями!..»
И ополченцы воодушевлённо запели, будто гимн:
Балканы, Балканы,Родные Балканы…
Вместе с войниками пел и он, Столетов.
Дорогу от Лысой горы прикрыли стрелковый батальон и дружина. За передовыми пикетами нагнали Скобелева с начальником штаба генералом Куропаткиным в сопровождении эскадрона драгун. У Горячей Варвицы сапёры наводили переправу, пробовали лёд.
– Николай Николаевич, – сказал Скобелев, – начинайте передвижение левым флангом к Шипке, вас поддержат владимирцы. В бой вступите, когда услышите, что в дело ввязалась левая колонна генерала Святополк-Мирского, а тем часом подтянем стрелков к центру на Шейново и в обход через Секиричево.
Командира колонны разыскал капитан с донесением:
– Ваше превосходительство, турки силами в два табора пытаются закрыть Крутой спуск, а их конные отряды замечены у деревни Иметли.
– Капитан, возвращайтесь и моим именем прикажите сбить таборы и продолжайте спуск. Против кавалерии бросим три сотни казаков.
Капитан ускакал, а Скобелев повернулся к Куропаткину:
– Будем продолжать действовать согласно установленному расписанию.
Скобелев отдавал распоряжения спокойно, и только один человек, его начальник штаба, знал о ночных переживаниях Михаила Дмитриевича. Одолевало сомнение: успеет ли левая колонна? Не верилось в её успех. Закрадывалась мысль, что его отряду устроили ловушку. Скобелев даже успел разработать оборонительный план…
Ещё раз наказав Столетову начать бой не раньше полудня, когда остальные полки займут исходные позиции, Скобелев и Куропаткин отправились в Иметли.
Полковник Вяземский, командир 2-й бригады болгарского ополчения, установив командный пункт на горе, через стёкла цейсовской трубы хорошо разглядел в долине Туинджи передвижение войск. Внимательно всмотревшись, воскликнул радостно:
– Это же батальоны левой колонны!
Глянул на часы, стрелки показывали двенадцать.
О замеченном передвижении колонны Святополк-Мирского немедленно поставил в известность Скобелева. Тот приехал с Куропаткиным к часу дня, когда уже с востока доносилась яростная перестрелка.
– Вы, полковник, впредь посылайте на розыски меня офицера попроворней. Я у Крутого спуска, а он в штабе дожидается. Скинули таборы. – И, прильнув к подзорной трубе, проговорил довольно: – Вы правы, полковник, это Святополк-Мирский.
Куропаткин подтвердил:
– Да-да, его отряд. Наступают на Шейново стрелковыми цепями.
– С Богом приступим и мы. Передать по полкам: атаковать под распущенными знамёнами, под барабаны и трубы. Слышите, полковник, это касается и ополчения. Расчехлить знамёна. Скажите генералу Столетову: на его дружинников полагаюсь, как на российских солдат…
Развернув восточнее Иметли девять батальонов и семь сотен конницы, Скобелев приказал начать наступление. Стрелки шли под оркестр. Перестроились на ходу в боевую линию. Версты за полторы от Шейново ожили турецкие укрепления, ударила артиллерия. Находившийся в батальонах Скобелев велел стрелкам окапываться, а сам с начальником штаба выехал на рекогносцировку. Под Шипкой увидел наступление болгар. Столетов доложил: атака захлебнулась уже дважды под густым огнём противника.
– Николай Григорьевич, на сегодня достаточно, ограничимся демонстрацией.
Тем временем полковник Вяземский передал в штаб: с восточной стороны батальоны овладели первыми траншеями, что на курганах, но от второй линии обороны отброшены. Наступление левой колонны, видимо, выдохлось.
Полковник Вяземский, не зная, что главные силы отряда Святополк-Мирского ещё находились в пути, а генерал Шкитников, овладев Маглижем, без боя вступил в Казанлык, предложил активизировать действия правой колонны. Скобелев недовольно заметил:
– Полковник Вяземский забывает, что здесь командую я, а не он.
Ночью по всему расположению правой колонны от Шипки до Секиричево заполыхали костры. Их было такое великое множество, что наблюдавший за ними с Косматки Вессель-паша заметил с сарказмом:
– Каждый скобелевский солдат греется у своего огня.
Вессель-паша оказался недалёк от истины. Генерал Скобелев доносил Радецкому: «…дабы дать князю Мирскому убедиться в нашем присутствии в долине, а также дать неприятелю преувеличенное понятие о наших силах, войскам было приказано стать шире, разложить костры и отойти на свой бивак, только когда стемнеет».
– Не кажется ли вам, Алексей Николаевич, что записка генерала Радецкого напоминает не приказ, а информацию?