Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария
Если войско отдыхало под надёжной охраной керкитов, то трапезиты не спали, строго наказав ночной страже немедля вести к ним любого человека, как бы он ни выглядел, если появится со стороны осаждённой столицы мисян. Они вглядывались и вслушивались в тревожную темень, но никто не появлялся. Каменные стены высотой в семь локтей из больших блоков светлого камня казались в лунном свете ещё выше. Большая и широкая башня Южных ворот с прочными, окованными медными листами воротами и двумя небольшими калитками по бокам казалась и вовсе неприступной.
Каридис вернулся в шатёр, где только под утро задремал тревожным сном, когда его плеча осторожно коснулся помощник.
– Человек только что пришёл. Они в эту ночь ничего не смогли сделать, потому что все ворота неусыпно и надёжно охраняются, кроме того, русы эти караулы обходят по многу раз за ночь.
Каридис с досадой выругался.
– Передай, пусть попробуют днём, когда начнётся приступ, скажи, что камнемётные машины не будут бить по самим воротам после первого приступа, только по стенам.
– Желаешь поговорить с этим человеком сам? – спросил помощник.
– Ему уже пора возвращаться, скоро совсем рассветёт, пусть быстрее уходит.
На следующий день подоспели остальные войска, многочисленные обозы с походными кузницами, провиантом для воинов и кормом для лошадей под началом хозяйственного проедра Василия. Прибыли также осадные и камнемётные машины с обслугой, тараны и лестницы, без которых император не желал идти на приступ каменной твердыни, защищаемой отчаянными россами и не менее упорными болгарами, – после вчерашних тяжёлых потерь их оставалось не так много, но сдаваться они по всему не собирались. Осадными орудиями командовал родственник Цимисхеса – магистр Иоанн Куркуас. Город обложили по всем правилам и стали готовиться к решительному штурму.
Перед этим три катафракта с белыми полотнищами на копьях приблизились к стенам. Они трижды во всю силу своих лёгких огласили на греческом, болгарском и русском обращение богоравного императора Ромейской империи Цимисхеса к осаждённым открыть ворота и сдать город без боя. Долго ждали ответа железные конники, но ничего им не ответили ни болгары, ни русы, и воины повернули коней к лагерю осаждающих.
И вот зловеще запели трубы. Подчиняясь их гласу, начали перестроение войска, задвигались фаланги, засуетилась вокруг катапульт, баллист и камнемётных машин многочисленная обслуга. Всё вокруг пришло в движение, послышались гортанные команды хилиархов, тагматархов, таксиархов, друнгариев банд и кентархиев. А спустя время первые большие стрелы и заряды камней обрушились на стены и головы защитников болгарской столицы. Уже кто-то пал от прилетевшей из-за стен смерти, закричали-застенали первые раненые.
Наконец под прикрытием зло жужжащих, подобно шмелям в напоенном весенней благодатью воздухе, тяжёлых стрел, а также грохота летящих к городу камней на стены Великой Преславы устремились, прикрываясь сверху щитами, пешие воины. Они несли лёгкие лестницы, чтобы взобраться на стены и вступить в схватку с защитниками. Облачённые в железо пешие гоплиты и конные катафракты встали на расстоянии половины полёта стрелы, и быстрые лучники, прячась за их железными рядами, осыпали тучей стрел защитников на стенах и башнях. Но, несмотря на это, русы и болгары встретили византийцев ответными меткими стрелами, камнями и кипящими водой и маслом. Тех же, кому всё-таки удалось пробиться к стенам и вскарабкаться по лестницам, встречали длинными шестами с крючьями, отталкивая лестницы от стен. С отчаянными воплями, как сбитые с высоких веток плоды, летели вниз византийские воины, а тех, кому удалось достичь верхней части стен, тут же встречали яростные клинки осаждённых. Люди рычали, будто дикие звери, стремясь уничтожить друг друга. С того самого мгновения, как начался бой, уже никто не замечал ни яркого солнца, ни запахов пробудившейся земли-матери, а лишь только один запах смерти.
– Гляди, брат Гавриил, – кивал волхв русов христианскому попину из дворцового храма, – сколь кровавую жертву собирает твой Бог на свой праздник воскресения, жесток он, однако.
Гавриил и Мовеслав за долгие месяцы пребывания полутьмы русов в Великой Преславе часто беседовали друг с другом о богах, вере и обычаях своих народов. И вот теперь они вместе помогали защищать град, стараясь вовремя оказать помощь раненым, подсобить защитникам на стенах.
– Бог не требует сей жертвы, это люди сутью своей звери алчные, они пришли захватить и разграбить наш град, Бог тут вовсе ни при чём, – отвечал попин, когда они вместе с волхвом осторожно тащили к стене, пригибаясь от многочисленных стрел, медный котёл с кипящим маслом.
– Так ведь они одной с вами, болгарами, веры, как же так, Гавриил? Ведь нынче и для них святой день, неужто есть такая вера, которая позволяет не блюсти собственные святыни?!
– Вера-то одна, да люди разные…
В этот миг несколько камней обрушились на стену, и Гавриил, споткнувшись, зашатался и тихо осел на пыльную землю. Из его головы заструилась тёмно-красная кровь-руда. Волхв тоже опустил свой край ноши и бросился к попину. Оторвав край рубахи, быстро и умело перевязал рану.
– Видишь теперь, сколь жесток твой Бог, коли и тебя самого едва в жертву не записал, – укоризненно молвил рус, отводя Гавриила в безопасное место к прочим раненым.
Трижды ходили на приступ воины Цимисхеса, и трижды были отброшены от стен.
Всё это время Каридис вместе со своим помощником неотрывно следили за Южными воротами осаждённого града. С каждой неудачной попыткой взятия града трапезит изрыгал проклятия.
– Есть, открыли! – вдруг с восторгом воскликнул помощник.
В самом деле, ворота града вздрогнули и медленно, как показалось Каридису, очень медленно стали отворяться. Полусотня синодиков, затаившихся ещё с ночи почти у самых ворот и невидимая глазу до сих пор, тут же ринулась к воротам, а следом, уже подчиняясь приказу Каридиса, понеслись к воротам две кентархии катафрактов.
– Если только это не ловушка врага, то мы заслужили благодарность императора! – все так же восторженно воскликнул помощник Каридиса, забыв на время, что во всём старался походить на своего невозмутимого начальника.
Сам старший стратигос только ухмыльнулся по своему обыкновению одними уголками губ. Потому что знал: в случае удачи слава достанется любимцам императора катафрактам, а о них, трапезитах, никто и не вспомнит.
– Ола кала, всё отлично, – обронил старший стратигос. – Мы своё дело сделали, теперь пусть стараются легионы и турмы. – И он походкой усталого человека пошёл прочь от скрежета, воплей и стенаний битвы.
Но всё оказалось снова не так просто, как представлял опытный трапезит.
Да, благодаря открытым воротам византийские войска ворвались в град, но жестокая борьба продолжалась на улицах, там, где фаланги легионов, турм и друнг не могли развернуться в боевой строй.
Гоплитам и легиону «Бессмертных» была поставлена цель: дворец царя мисян и богатая казна, о которой Цимисхес знал из донесений трапезитов. Пока шли бои на улицах города, вои императора железным клином двинулись к внутренней стене, за которой располагались Большой и Малый царские дворцы, а также Золотая церковь. Болгарская охрана была растоптана, конница оттеснена дальше в прилегающие улицы. Ворота внутренней стены вышибли таранами и, перебив царскую стражу, захватили самого царя Бориса с семьёй и его брата Романа и под надёжной охраной вместе с царской казной отправили пред голубые очи императора, который временно расположился в доме градоначальника Великой Преславы.
– Зачем, царь Борис, твои воины воюют против моих, ведь мы пришли освободить тебя и твою страну от завоевателей россов? – как бы недоумевая и даже с обидой в голосе картинно возмутился любивший подобные представления император. – Мы ведь единоверцы, должны приходить друг другу на помощь в трудный час. И ты уже имел возможность убедиться в нашей дружеской и родственной помощи, царь Великой Болгарии. – Император помолчал, но Борис сразу понял все, что Цимисхес красноречиво недосказал. – Империя помогла тебе возложить на голову царскую корону, дала тебе жену из знатного ромейского рода, твои дети – это и наши дети. – Об этом молвили очи царя ромеев. – Я понимаю, – нарушив молчание, сузил глаза Иоанн, – что Болгария делает иные неверные шаги, находясь под гнётом захватчиков. Мои доблестные воины спасут твою страну и изгонят прочь диких северных язычников, не сомневайся и будь моим гостем, пока закончится весь этот ужас. Здесь ты, твоя семья и твой брат в полной безопасности!
Борис, глядя на высокопарно изъясняющегося византийского императора, молчал. Потому что его семья и он сам отныне всецело пребывали в руках этого любителя возвышенных речей.
Оставшиеся в царском дворце доблестные воины императора с великим воодушевлением принялись за привычную работу завоевателей – разграбление дворца, остатков царской казны, а также Золотой церкви, располагавшейся рядом во дворе. Раненый служитель сего Божьего храма отец Гавриил, учившийся богословию в Византии, на чистом греческом пытался вразумить грабителей, призывая их к вере и предписанному благочестию. Но ни знание Священного Писания, ни цитируемые слова самого Христа никакого действия не возымели.
