Александр Чаковский - Победа. Книга 1
Вольф, видимо, рано ложился спать, так как уходил на работу рано утром.
Медленно, чтобы не скрипели ступени, Воронов поднялся к себе.
Он был под впечатлением того, что произошло в «Андерграуннде».
До сегодняшнего вечера Воронову казалось, что все ждут предстоящей Конференции с радостным единодушным нетерпением. Это нетерпеливое ожидание как бы сближало людей разных национальностей и разных взглядов.
Но дело, по-видимому, обстояло сложнее. Еще никто, по крайней мере из журналистов, не знал, какие вопросы будут на Конференции обсуждаться, а борьба вокруг нее – вернее, вокруг подготовки к ней – уже началась. Поездка в «подполье» убедила Воронова в этом.
«Но не преувеличиваю ли я?» – думал он. В конце концов, вызывающе вел себя только Стюарт. Остальные журналисты как будто отнеслись к Воронову более или менее дружелюбно.
Однако достаточно было и одного Стюарта.
Воронов понимал, что невозможность получить необходимые сведения всегда раздражает журналистов. То, что им не только не разрешили встретить Сталина, но до сих пор держали его приезд в секрете, не могло не вызвать у них естественного недовольства.
От западных журналистов – это было общеизвестно – читатель ждет сенсаций. Ему всегда хочется заглянуть в замочную скважину запертой двери, будь то кабинет президента или спальня кинозвезды. Серьезные мысли доходят до него лишь в обрамлении сенсационных подробностей.
Каким же образом западные журналисты могут удовлетворить запросы своего читателя сегодня? В Бабельсберг их не пускают. Приезд Сталина держат в секрете. Прибытие Трумэна и Черчилля они уже достаточно «обыграли».
Что им остается? Строить всевозможные догадки? Снова и снова твердить о том, что предстоящая Конференция должна решить послевоенные судьбы Европы?
«Ладно, хватит попусту тратить время!» – сказал себе Воронов. Усилием воли он заставил себя закончить статью. Завтра утром ее надо было сдать на узел фельдсвязи, чтобы она в тот же день смогла уйти в Москву. Ведь там ее должны еще отредактировать, перевести на иностранные языки и передать в английские, американские и в другие телеграфные агентства…
…Он проснулся в половине седьмого. Машина должна была прийти к семи. Столовая в Бабельсберге открывалась тоже в семь. Значит, у него еще будет время перепечатать корреспонденцию, позавтракать и выяснить у Герасимова, как планируется сегодняшний день. Конференция открывается сегодня, но Воронов полагал, что раньше десяти она не начнется.
Спустившись по лестнице, он думал только о том, чтобы избежать встречи с Германом или Гретой. Но это ему по удалось. Дверь из столовой открылась, и в переднюю вошел Герман. На нем была серая потертая спецовка, из-под которой выглядывал аккуратно повязанный галстук.
В руке он держал кепку. Очевидно, Вольф собрался на работу.
– Доброе утро, хэрр Воронофф, – приветливо сказал он. – Мы не думали, что вы встанете так рано. Как же вы пойдете, даже не выпив чашку кофе?
– Доброе утро, господин Вольф. Я позавтракаю в Бабельсберге.
Они вышли на крыльцо. Машина уже стояла у тротуара.
– Ваш завод далеко? – спросил Воронов, чтоб поддержать разговор.
– О нет! Два-три километра в сторону от Потсдама.
Я обычно выхожу из дому пораньше. Утренний моцион.
– Садитесь в машину, – предложил Воронов. – Я вас подвезу.
– О нет, нет, что вы! – поспешно и, как показалось Воронову, даже испуганно воскликнул Герман.
«Не хочет утруждать господина офицера? – подумал Воронов. – Или не желает ехать в советской машине, потому что боится своих соотечественников?»
– Садитесь! – скорее приказал, чем попросил он.
На лице Вольфа снова промелькнуло испуганное выражение, но категорический тон Воронова сделал свое дело.
Они расположились на заднем сиденье.
– Куда ехать? – спросил Воронов.
– В обратную сторону, – нерешительно произнес Вольф.
Несколько улиц они проехали молча. Вольф указывал направление. Вскоре машина оказалась на окраине Потсдама.
– Спасибо, хэрр Воронофф, – сказал Вольф, – мы приехали. Отсюда мне совсем близко.
– Я довезу вас до места, – упрямо ответил Воронов.
– О нет, нет, прошу вас этого не делать! – уже с явным испугом воскликнул Вольф.
«Не хочет, чтобы его видели в советской машине», – окончательно решил Воронов. Никакого завода поблизости не было видно. Правда, он мог скрываться за руинами, громоздившимися впереди.
Воронов пожал плечами.
– Хорошо, – холодно сказал он. – Желаю вам успешного рабочего дня. До свидания.
– Спасибо, хэрр Воронофф! – с облегчением откликнулся Вольф, выходя из машины. – Большое спасибо!
Он сделал несколько шагов, обернулся, приветливо помахал Воронову и зашагал еще быстрее. Вскоре его фигура исчезла среди развалин.
– Слушай, друг, – неожиданно для самого себя сказал Воронов своему водителю, – сделай-ка небольшой бросок в ту сторону, куда пошел этот немец. Посмотри-ка, что за завод там расположен.
– Яволь! – понимающе подмигнув, ответил старшина. – Сейчас проверим, товарищ майор!
– Только поторопись, а то на объект опоздаем.
– В два счета!
Минут через пять старшина вынырнул из развалин и бегом направился к машине…
– Ну что? – нетерпеливо спросил Воронов.
– Был, товарищ майор, завод, да сплыл! – махнул рукой старшина, усаживаясь на свое сиденье.
– Что это значит?
– Лом железный – вот и все, что от завода осталось, – трогая машину, ответил старшина. – Наверное, фугасок десять в него угодило…
Воронов ничего не понимал. В том, что никакого завода здесь нет, он уже не сомневался. Но зачем Вольф обманывал его?
– А вашего фрица я там видел! – весело сообщил старшина. – И еще десятка два фрицев.
– Что же они там делают? – с удивлением спросил Воронов.
– А хрен их знает, товарищ майор, извините за выражение. Железяки разбирают и в кучи сносят. Тряпочкой вытрут – и в кучу! Одним словом, мартышкин труд!
«Может быть, немцы восстанавливают разрушенный завод?» – подумал Воронов. В Берлине уже к концу мая действовало несколько линий метро, вступили в строй железнодорожные станции и речные порты. Правда, всеми этими работами руководило советское командование.
– Послушай, – обратился Воронов к старшине, – наших солдат там не было?
– Ни одного не видел, товарищ майор.
– А немцев, говоришь, сколько?
– Десятка два с половиной, не больше.
– Неужели они такими силами хотят восстановить завод?
– Не могу знать, товарищ майор.
Старшина отвечал, поминутно оглядываясь на Воронова и в то же время следя за дорогой.
«Зачем же все-таки ходит туда этот Вольф? – думал Воронов – Кто ему платит? Кому могла прийти в голову нелепая мысль силами двух десятков человек, без всякой техники восстановить разрушенный до основания завод?..»
Между тем машина пересекла Потсдам. Перед въездом в Бабельсберг ее остановил советский военный патруль.
Доставая свои пропуска, Воронов сразу забыл и о Вольфе и о разрушенном заводе. Все заслонила собой самая главная мысль: сегодня, семнадцатого июля, открывается Конференция!
Глава десятая
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО
Тот день был не похож на все другие. В первой его половине Черчилль поехал в Берлин.
Он обошел то, что осталось от рейхстага, осмотрел развалины новой имперской канцелярии и бункер Гитлера.
Вернувшись в свою резиденцию, Черчилль прошел через пустые комнаты на террасу и, не снимая шляпы, мокрый от нестерпимой жары, в покрытом пылью костюме, грузно опустился в кресло, отмахиваясь от назойливых комаров.
Сойерс принес виски.
Лорд Моран, давно изучивший своего пациента, знал, что после короткого отдыха Черчилль придет в себя.
– Вы не забыли, сэр, – сказал Моран, – что сегодня вам предстоит визит к президенту Трумэну?
– Я никогда ничего не забываю, – раздраженно отозвался Черчилль, продолжая сидеть неподвижно. – Разрушения ужасны, – произнес он после долгого молчания.
Моран наклонил голову в знак согласия – вместе с Кадоганом он уже успел съездить в Берлин.
Сознавая, что Черчиллю необходим отдых и его надо хотя бы на полчаса удержать в кресле, Моран попытался завязать беседу.
– Что произвело на вас наибольшее впечатление? – спросил он.
– Наибольшее впечатление, если хотите знать, на меня произвел плакат, – резко ответил Черчилль.
– Какой плакат, сэр? – с недоумением переспросил Моран.
– Большой плакат в ярко-красной рамке. Он установлен перед рейхстагом. Мне перевели то, что на нем написано. По-русски и по-немецки. Красными буквами.
– Что же на нем написано?
Черчилль закрыл глаза и медленно произнес:
– «ОПЫТ ИСТОРИИ ГОВОРИТ, ЧТО ГИТЛЕРЫ ПРИХОДЯТ И УХОДЯТ, А НАРОД ГЕРМАНСКИЙ, А ГОСУДАРСТВО ГЕРМАНСКОЕ – ОСТАЕТСЯ. СТАЛИН». – Открыв глаза и сощурившись, он спросил: – Как вам это нравится?
