Дмитрий Балашов - Бальтазар Косса
В июне 1412-го года был заключен мир. Косса отступался от Анжу, а Владислав от Григория XII. По миру Владислав получал Асколи, Витербо, Перуджу и Беневент, но признавал Иоанна XXIII папой.
В апреле 1412-го года Косса собирает обещанный собор в Ватикане. Но делегаты собирались плохо и дату открытия приходилось передвигать, вплоть до 13 февраля 1413-го года.
При начале заседаний произошел зловещий эпизод: во время служения Иоанном в Ватиканской капелле вечерни и пения гимна «Veni creator spiritus» показалась, вместо Святого Духа, косматая сова с горящими глазами, вперившаяся в папу. На следующее заседание прилетела она опять. Озадаченные или смеющиеся кардиналы убили ее палками.
Коссу после долго трясло. Он вынужден был присесть, не держали ноги. Дело в том, что накануне он занимался магией, призывал духов зла и, кажется, убедил самого себя, почему и сова показалась ему посланцем темных сил. С горечью подумал он о том, что в молодости ни во что подобное просто не верил и даже потешался над Яндрой. Как-то, разговорясь в постели о прежних ее злоключениях с инквизицией, высказал:
– А кто тебе сказал, что признания ведьм – истина? Допрашивают люди, и признаются люди, а не дьяволы! А ежели бы и дьявол сам явился с признаньями – это ничего не значило бы, ибо сказано: «он отец лжи и в правде не стоит, егда глаголет, то лжу глаголет!» Спи! Ведьма ты моя… Бесхвостая!
Такой вот был разговор! Теперь же его трясет от одного вида глупой совы, забравшейся в алтарь храма…
Итак, 13 февраля 1413-го года собор был открыт. Но все попытки принять решения о реформе церкви и даже о реформе календаря провалились. Реформа календаря споткнулась на том, что требовалось переносить праздник Пасхи, чему возражали слишком многие. Что вызвало разочарование д’Альи в папе, хотя Иоанн XXIII в утешение сделал его, наряду с Иоанном Носсаусским, своим легатом в Германии. Уже третьего марта собор был распущен «временно», но так и не собрался больше.
Сверх того и Владислав обманул Коссу (а слухи поползли, что они в сговоре!). Косса борется. Заявляет о своей поддержке Луи II Анжу, отменяет ненавистный налог на вино, разрешает свободные выборы должностных лиц коммуны. На народном собрании на Капитолии б июня, где сам Косса выступал, призывая к сопротивлению, было принято решение «лучше съесть своих детей, чем терпеть власть этого дракона» (т. е. Владислава). Но все это были слова невеселой комедии. Римляне ждали лишь «покупной цены» от Владислава.
7 июня папа со всею курией перебирается из Ватикана во дворец графа Орсини на его сторону Тибра, где и переночевал, дабы показать доверие народу. (Возможно, однако, что его намеренно заманили туда, чтобы схватить и передать Владиславу.) Но утром 8 июня раздался клич, что враг уже в Риме. Ночью Владислав приказал сделать пролом в стене, через который в Рим ворвался его кондотьер Тарталья. «Никогда никакое завоевание не совершалось быстрее».
Иоанн XXIII не стал раздумывать. Немедленно сел со двором своим на коней и бежал из Рима. Владислав въехал в Латеран. Рейтары его преследовали на расстоянии девяти миль бежавшую толпу на Via Cassia. Некоторые прелаты умерли от истощения сил. В дороге собственные наемники папы ограбили куриалов дочиста. Иоанн с трудом ускользнул в Сутри, оттуда, в ту же ночь, в Витербо. Из Витербо Косса бежит в Монтефьяс-коне, оттуда переезжает в Сиену и, наконец, из Сиены во Флоренцию, где его долго не хотят принимать, но наконец все-таки принимают. Он останавливается за городом, в резиденции флорентийского архиепископа, кардинала Франческо Забареллы, Сан-Антонио дель Весково, где пребывает с июня по ноябрь, составляет лигу с флорентийцами, после чего уезжает к себе в Болонью. Полное крушение! Полный разгром и потеря всего, достигнутого ранее.
А в это время в Пизе стояли на якоре три галеры, посланные из Прованса, дабы доставить Иоанна XXIII в Авиньон. Галеры мог, конечно, послать Гаспар с братьями Коссы, но мог и Луи д’Анжу, могли и «сионские братья», за которыми стояли кардинал де Бар и сам герцог Бургундский.
Почему Косса не воспользовался этой возможностью? Почему предпочел и дальше испытывать судьбу, бросаясь в неверные объятия Сигизмунда? Что бы было, предпочти он другой путь? Вся наша жизнь, по существу, состоит из целой вереницы упущенных возможностей, и каждый раз затруднительно ответить, что было бы, если бы? Вообще, в вечном споре свободен ли человек в своих поступках или они определены свыше и заранее, я бы высказал такое соображение. Все законы истории и все следственно-причинные связи устанавливаются исследователями на основе уже совершившихся событий. Но пока человек жив, точнее, в своем зрелом возрасте, который обнимает, грубо говоря, четверть века, каждый из нас свободен в своем выборе и в действиях своих (разумеется, есть и сопротивление среды, и противоположные твоим устремления), но все равно, красная черта свободы воли, данной нам Господом, проходит именно тут. И то, что мы успеваем сделать за этот период, то и становится историей, обрастает законами и увенчивается предопределением, которого не существует! И потому еще каждый из нас сугубо ответственен в поступках своих!
Тем временем наемники Владислава грабили и жгли Рим, истребляли архивы, разграбили ризницу Святого Петра, в соборе наделали стойла для лошадей. Владислав спокойно смотрел, как насилуют женщин, волочат добро, не запрещая грабить церкви и убивать духовных лиц.
24 июля сдалась Остия. До середины ноября 1413-го года держался еще неприступный замок Святого Ангела, но пятнадцатого сдался и он.
Были разрушены старинные соборы, память веков. Город кормился из милости привозимой из Сицилии пшеницей.
Прослышав о грядущем Констанцском соборе, Владислав в марте 1414-го года идет в новое наступление, уже к Болонье, но тут путь ему преграждает Флоренция. Косса мечется, пишет письма, взывает к Сигизмунду… А Владислав возвращается в Рим и начинает утверждать свою власть в патримонии Святого Петра. Приближает к себе род Орсини, затем примиряется с Джакомо Колонна, но в разгар этих римских интриг заболевает. Молва утверждает, что его отравила прелестная дочь аптекаря в Перудже.
Владислава на носилках доставили в Рим, «разрушейного отвратительной болезнью». (Сифилис? Водяной рак?)
«На болезненном одре проносились пред ним мрачные духи прошлого. Он был последним в этом погибающем в преступлениях доме. История рода Дураццо замыкала теперь круг…»
На корабле короля довезли до Неаполя. Тут, «среди ужасных мучений» он 6 августа 1414-го года испустил дух.
«Таков был жалкий конец короля, высоко выдававшегося в своем доме энергиею, величественностью замыслов, отважным стремлением к славе и бывшего влиятельнейшею личностью среди итальянцев своей эпохи».
Косса, ввиду предстоящего собора, сперва дал своим посланцам: кардиналам Антонио Шалану и Франческо Забарелли, с которыми ехал знаменитый грек, гуманист Мануил Хризолорас, инструкции добиваться собора в одном из итальянских городов, но потом распоряжение отменил и дал послам неограниченные полномочия… Сигизмунд, однако, потребовал устроить собор в Констанце. Послы сообщили об этом Коссе. Тот жаловался на измену, но покорился воле Сигизмундовой.
12 ноября Косса отправился в Болонью, вновь подчинившуюся ему, думая отсидеться там. Тщетная надежда! Сговорившиеся за его спиною кардиналы коллегией обязали его ехать в Констанц.
Была еще надежда на Сигизмунда, которому Косса как-никак помог занять престол. Король и папа съехались в Лоди. Иоанн XXIII поднес Сигизмунду орден, вручаемый только королям, – золотую розу, украшенную драгоценными камнями и напитанную редчайшими благовониями, – чудо ювелирного искусства… Все было тщетно! Течение дел уже невозможно было остановить.
Но не все же потеряно, в конце концов, ежели Владислав мертв, и у Коссы в Италии не осталось сильных соперников? И есть друзья! И деньги есть! Накануне отъезда в Констанц Косса нанимает армию и посылает в Рим старинного друга Джакомо Изолани своим кардиналом-наместником, с тем, чтобы освободить Рим от неаполитанцев и возвратить себе патримоний Святого Петра.
XXXIX
Парадисис достаточно подробно говорит о созванном Коссой в Риме в 1413-м году соборе, где присутствовали представители Франции, Германии, Кипрского и Неаполитанского королевств, Флоренции, Сиены и других городов-коммун.
Выступавшие на соборе ораторы особое внимание уделяли осуждению еретического учения Виклифа, профессора теологии Оксфордского университета, который, почти за 150 лет до Лютера, требовал реформации и оздоровления церкви. Виклиф энергично отстаивал право английской или любой другой национальной церкви бороться с посягательствами святого престола на их самостоятельность. Он считал собственность церкви одновременно государственным достоянием, которое может быть конфисковано, ежели церковь допускает злоупотребления. Он выдвинул идею перевода Библии с латинского на все другие языки.
