Уильям Нэйпир - Аттила
Аттила смотрел дольше. Потом взял свое одеяло, подошел к ней и тоже укрыл ее, а сам лег с другой стороны, дрожа от холода.
Иногда ночами им удавалось вымолить разрешение переночевать под крышей, или подозрительные сельские жители позволяли им поспать хотя бы в амбаре, а на заре приносили туда миску с овощной похлебкой. Иногда Пелагии вроде бы становилось лучше. А иногда нет. Как-то утром она проснулась и закашлялась так сильно, что изо рта вылетали сгустки крови, закапавшие ей руки, и она от страха разрыдалась. Брат баюкал ее на груди и обещал, что скоро ей станет лучше. Когда придет весна и тепло, ей обязательно станет лучше. Виновата просто холодная зима. Она посмотрела на него своими огромными сиротскими глазами и ничего не сказала.
Вскоре после этого Аттила проснулся на рассвете и увидел, что Орест сидит рядом с сестрой, подтянув колени к груди и крепко обхватив их руками. Аттила окликнул его, но Орест не шелохнулся.
Аттила окликнул еще раз, и греческий мальчик-раб поднял лицо, залитое слезами.
Они, как смогли, вырыли неглубокую яму и завернули Пелагию в одеяло. Они нашли побеги рябины и утесника и усыпали ее ими, и положили вокруг ее милой головки руту и красные ягоды брионии, и засыпали ее землей. Орест неудержимо всхлипывал. Аттила пошел в лес и отыскал плоский кусок бересты. Он отдал его и свой карманный нож Оресту, а сам снова отошел.
Через несколько минут мальчик-раб был готов идти дальше. Аттила подошел к печальной маленькой могиле и прочитал написанное на коре: «Пелагия, горячо любимая, теперь спит вместе с родителями».
Аттила показал Оресту другой кусок бересты, на котором он старательно сделал резьбу острием своего меча. В углу угадывались грубые очертания медведя, а под ним была написана старая эпитафия юной девочке-рабыне. Когда-то педагог-грек заставил Аттилу выучить ее наизусть, и теперь эти простые, рвущие сердце слова вспомнились ему:
Покойтесь на ней легко, земля и роса,Она весила так мало, что не придавливала вас.
Орест вытер слезы и кивнул. Аттила пошел и положил свою надпись на другой конец могилы. Он склонил голову и помолился отцу своему Астуру, Отцу Всего. Потом вернулся к Оресту и дождался, пока тот не был готов уйти. И они вместе направились в горы.
13
Творцы снов
Мальчики шли много дней, взбираясь все выше и выше в Юлианские Альпы. Погода пока милостиво держалась холодной, но ясной, а хвойный воздух был острым и ароматным. Они почти не разговаривали.
Как-то вечером, когда солнце уже клонилось к западу, они поняли, что больше спускаются, чем поднимаются, из-за неприступной крутизны окружающих гор. Они шли по узкой тропе, которая вела вниз, в глубокую темную долину, уже затянутую вечерним туманом. Они бормотали себе под нос молитвы и просьбы к своим богам, потому что оба мальчика нутром чуяли — эта долина дышала воздухом других миров.
Они добрались до берега темной реки, не певшей обычную речную песню веселья и жизни. Река текла сквозь сердце долины в черном, чернильном безмолвии, безгласная, как предвестник беды. Ее берега обрамлялись скорбными, горестными очертаниями ив и осин, а над водой клубился густой туман.
Мальчики беспокойно пробирались сквозь густые заросли низкорослых, чахлых дубов и боярышника, густо оплетенных мхом, и лишайниками, заглушавших даже воздух, которым они дышали. Между камнями росли папоротники, а в лужах — болотный хвощ. В этой сырой долине не ощущалось ни дуновения ветерка, не пела ни единая птица. Казалось, что до них сюда ни разу не ступала нога человека.
Наконец, так и не сказав ни слова из страха разбудить жутких стражей этого нечестивого места, они нашли себе местечко под низко нависшими ветвями дерева и плотно закутались в одеяла. Они не смотрели друг на друга, и оба ощущали в душе бесконечное одиночество. Знобкий туман окутал их, и они видели не дальше, чем на несколько футов. Обоим страстно хотелось оказаться как можно дальше от этой заколдованной демонами долины, вдохнуть свежего, чистого горного воздуха и увидеть впереди долгий путь на север. Но они понимали, что сначала им придется пройти это наводящее ужас место, по возможности незамеченными кем-то — или чем-то — что следит за ними.
Аттила уже уплывал в полный страхов сон, когда Орест рядом с ним испуганно вздрогнул.
— Что это? — прошипел Орест, глядя вперед своими заячьими глазами.
Аттила тоже проснулся и сомкнул пальцы на рукоятке меча.
— Что?
— Там, среди деревьев.
Но они ничего не увидели, кроме жутковатых очертаний деревьев, окутанных клубами ледяного тумана. Они смотрели долго, потом Аттила сказал:
— Ничего. Спи.
Они снова улеглись и притворились, что спят. Но сон не шел, оба дрожали, и не только от холода.
Воздух вокруг них сгустился и зашептал:
— Мы Творцы Музыки, мы Сочинители Снов.
Мальчики подскочили и начали дико оглядываться.
Аттила, поняв, что их обнаружили, и ощущая знакомый прилив презрения к возможной ране или смерти — потому что однажды она все равно придет — закричал прямо в обволакивающий все туман:
— Кто вы? Что вам нужно?
Орест съежился, услышав, что его товарищ так бесстрашно кричит в ночь, но в Аттилу вселяла мужество жаркая волна гнева и негодующего духа. Он вскочил на ноги и взмахнул своим мечом, рассекая неуязвимые туман и тьму.
— Кто вы? Выходите и покажитесь! — Он держал меч перед собой, и руки его были такими же крепкими, как само лезвие. — Выходите!
Казалось, что деревья вокруг задумались, разглядывая этого маленького, но свирепого мальчика. Потом в тумане среди деревьев что-то произошло. Он разошелся в стороны, как покрывало, и угрюмость и замкнутость заколдованной долины, которые так сильно давили на мальчиков, как будто немного рассеялись. Им даже почудился свет, сияющий на них откуда-то сверху, ярче, чем любой лунный свет.
И они увидели стоящую среди деревьев фигуру, и не испугались.
Орест немедленно решил, что это Иисус, который явился, чтобы спасти их от демонов, прячущихся в тумане. Аттила подумал, что это, вероятно, призрак его умершей матери. Но фигура в длинном белом облачении приблизилась, и они увидели, что это юная девушка с косами, заплетенными, как у жрицы.
Она подошла совсем близко и остановилась перед ними.
— Она играет на залитых солнцем лугах, — тихо произнесла она, не отрывая взгляда светло-серых глаз от Ореста.
— Чт… что? — пробормотал он, заикаясь.
Девушка протянула руку, положила ее на голову Ореста и с силой надавила. Орест упал перед ней на колени, и девушка сказала:
— Рим замучил ее, Аквилея убила ее, и Аквилея будет уничтожена. А сейчас мы ее видим. Она играет на лугу лютиков. И ее мать приходит к ней, и они вместе бегут к чистому ручью. Она сделала для своей матери венок из маргариток. Она видит, как смеется ее мать. А вон корова, мы видим коричневую корову с лоснящимися боками, и Пелагия гладит ее по влажному носу и смеется.
Аттила с изумлением увидел, что по щекам Ореста струятся слезы.
— Теперь она счастлива, — добавила девушка. — Так счастлива!
Вокруг них вздохнул ветер, и туман рассеялся. На небе появился бледный луч света — ночь прошла, как им показалось, за несколько минут, и солнечный луч упал на коленопреклоненного мальчика, окутав его золотистым светом зари.
Воцарилась тишина. Потом девушка убрала руку со лба Ореста, и он медленно пошевелился, словно просыпаясь после долгого сна.
Девушка повернулась и пошла к скрытым за туманом деревьям.
— Подожди! — закричал Аттила.
Девушка не останавливалась.
— Пойдем! — заорал мальчик, хватая Ореста за руку и рывком поднимая его на ноги.
Они, спотыкаясь, побежали за ней в туман. Они бежали, едва различая деревья вокруг, и вновь слышали тихий голос, только теперь казалось, что целый таинственный хор декламировал в унисон:
— Мы Творцы Музыки, мы Сочинители Снов.
Мы бродим по одиноким волноломам и сидим у уединенных источников.
Мы неудачники, мы провидцы, на нас светит бледная луна.
И все же кажется, что мы вечно будем движущей силой и зачинателями мира.
В конце концов они вырвались из плотного тумана леса и выбежали на залитую солнцем полянку под черной, нависающей скалой, высившейся у них над головами. У подножья скалы виднелся темный зев пещеры, а рядом росло дерево, и под утренними лучами солнца казалось, что его ветви были золотыми. Аттила, не сумев остановиться после стремительного бега, головой ударился о дерево и сломал одну из нижних ветвей. Девушка, стоявшая возле входа в пещеру, оглянулась, увидела, что случилось, и на ее лице мелькнула загадочная улыбка.
— Ну вот, — произнесла она, словно в чем-то убедилась. Потом посмотрела на запыхавшегося грека. — Тебе дальше хода нет, величайший друг и величайший предатель.
