Малиновский. Солдат Отчизны - Анатолий Тимофеевич Марченко
— Мы осуществили локальное наступление на Лаубан, — начал докладывать Шёрнер. — Моей целью было вынудить врага к перегруппировке сил, и этого удалось добиться. Во время операции мы разгромили большую часть танкового корпуса противника и при этом не понесли ощутимых потерь. Я убеждён, что если хорошо организовать наступление, то можно громить большевиков при любых обстоятельствах. Их пехота безнадёжна, и они выигрывают лишь благодаря своему численному превосходству, особенно в танках.
— Каковы ваши дальнейшие планы? — Рассуждения генерала понравились Геббельсу.
— Моя цель — освободить Бреслау.
— И как скоро?
— Думаю, через несколько недель. Я рассчитывал провести эту операцию одновременно с наступлением на Лаубан, однако был вынужден по приказу Генштаба часть своих дивизий передать для обороны в Померании.
— А как обстоят дела в районе Моравска—Остравы? Ведь этот промышленный район особенно важен.
— Здесь я ожидаю крупного удара русских. Рано утром я отдал приказ о новом наступлении из района Ратибора. Мы должны постоянно атаковать врага, создавать для него максимальные трудности и заставлять всё время проводить перегруппировки. Только этим можно расшатать крепость его фронта.
— Шёрнер, вы — истинный полководец! — не смог сдержать эмоций Геббельс. — Отрадно, в высшей степени отрадно, что вы действуете новыми, современными методами, исходя из складывающейся ситуации. Мне хорошо известно, что вы не сидите за письменным столом, а всё время в полевых частях!
— Благодарю вас.
— Эта оценка справедлива. Если бы вермахт имел много таких военачальников, как вы, нам не пришлось бы испытывать позора небывалого отступления. Кстати, как вам удаётся поддерживать образцовую дисциплину в войсках и бороться с паникёрами и дезертирами?
— Мы сурово расправляемся с ними, — охотно ответил Шёрнер: это было предметом его особой гордости. — Есть немало солдат и даже офицеров, которые в сложной ситуации всегда стремятся отстать от своих частей и под каким-нибудь благовидным предлогом исчезнуть в тылу. Я приказал вешать их на ближайшем дереве, прикрепляя щит с надписью: «Я дезертир, отказавшийся защищать германских женщин и детей». Это служит хорошим уроком для других.
— Прекрасный метод для поднятия морального духа! — восхитился Геббельс. — Кстати, я хочу поделиться с вами некоторыми своими мыслями о роли полководцев. Не так давно Генеральный штаб представил мне для просмотра книгу о советских маршалах и генералах. Я изучил её самым тщательным образом, и у меня создалось твёрдое впечатление, что мы вообще не в состоянии конкурировать с советскими военными руководителями. Наши генералы в своём большинстве слишком стары, они изжили себя. Разумеется, вас, Шёрнер, я исключаю. Особенно прискорбно, что значительная часть наших генералов не стремится к победе национал-социализма. Советские же маршалы и генералы не только фанатично верят в коммунизм, но и так же фанатично борются за его победу, защищают его. Это говорит о колоссальном превосходстве советского генералитета. Фюрер полностью согласен с моим мнением.
— Вы сделали абсолютно точный вывод! — воскликнул Шёрнер, желая польстить Геббельсу, про себя подумав: «Когда немецкие генералы побеждают, их победы вы приписываете себе. Когда же они терпят поражение, вы взваливаете на них всю вину и объявляете их бездарными!»
— Вот, кстати, Шёрнер, кто возглавлял советский фронт, против которого сражалась ваша группа армий до того, как вы сдали свою должность Фриснеру?
— Генерал Малиновский, сейчас уже маршал. Сталин не жалеет высоких званий и наград для своих полководцев, — с явным намёком произнёс Шёрнер.
— И каково ваше мнение о его полководческих качествах? — Геббельс сделал вид, будто не понял намёка.
— Малиновский — достойный противник. Он, несомненно, обладает стратегическим мышлением. Я пришёл к выводу, что он всегда тщательно готовит операции и в их проведении никогда не допускает авантюризма, которым частенько «болеют» военачальники. Ему чужд принцип Наполеона: главное — ввязаться в бой, а там будь что будет. Мне кажется, что он не ставит своей целью добиться победы любой ценой, дорожит жизнью своих солдат и офицеров. Кроме того, я заметил, что у него хитрый ум: ему часто удавалось путём ложных действий вводить нас в заблуждение и наносить удары на тех участках фронта, где мы не ждали.
— Я так и подумал, когда рассматривал его портрет, помещённый в книге. Мне показалось, что это умный и решительный полководец. Любопытный факт: все советские маршалы и генералы высокого ранга молоды, обычно не старше пятидесяти лет. И что удивительно, в своём большинстве они выходцы из рабочих и мелких крестьян. Возьмите того же Жукова — он сын сапожника. Конев — сын крестьянина. Рокоссовский — из семьи простого машиниста. Поэтому они обладают крепкими «корнями», неприхотливы, терпеливы, адски выносливы и к тому же фанатично преданы своим идеалам. Они — выходцы из более здоровых слоёв, чем наши собственные генералы. Но я снова акцентирую ваше внимание, Шёрнер, на том, что вы и ещё несколько военных — приятное исключение. Фюрер и я, мы оба высоко ценим ваш ратный труд.
— Я готов вновь и вновь оправдывать высокое доверие, которое оказывает мне фюрер и вы, господин министр!
— Говоря откровенно, Шёрнер, я уверен, что если бы вы возглавляли оборону Будапешта, то Малиновскому не удалось бы взять его. Вы же знаете, какое колоссальное значение имел для нас этот город, сколько сил было брошено на укрепление его обороны! Теперь же мы уязвимы не только с востока, но и с юга!
— Да, Фриснер мог бы действовать более активно и лучше распорядиться силами, которые были в его распоряжении, — согласился Шёрнер.
После непродолжительной паузы Геббельс заговорил вновь:
— А вспомните-ка, Шёрнер, как мы побеждали в сорок первом да и в сорок втором! Нам сопутствовал небывалый, потрясающий успех! Весь мир дрожал от страха! И всё потому, что в своё время фюрер гениально разорвал грязную пачкотню, именуемую Версальским договором! По этой бумажке, место которой в солдатской уборной, мы могли иметь всего восемьдесят четыре орудия! Это означает лишь двадцать одну батарею десяти с половиной миллиметровых гаубиц! Но мы знали, что надо делать! В одном только Хайденау, в Саксонии, уже в двадцать первом году на заводе «Рокштро» было изготовлено шестьсот гаубиц. Под полами цехов было спрятано пять нарезных станков в отличном состоянии. А в двух комнатах арсенала Шпандау близ Берлина до потолка были навалены документы со сведениями об артиллерийских инженерах и других специалистах по Берлинскому военному округу. Но когда контрольная межсоюзническая комиссия этих ублюдков прибыла на место проверки, комнаты были пусты. Часовой был посажен на
