Конн Иггульден - Гибель царей
Глубоко вздохнув, девушка покачала головой. На этом месте, как нигде, прошлое врывалось в сознание, унося ее с собой в неведомые дали.
— А госпожа дома? — спросила Александрия.
Тубрук изменился в лице и словно бы постарел.
— Аврелия очень нездорова. Если ты пришла, чтобы увидеться с ней, то это вряд ли получится.
— Мне больно слышать такие слова, но я пришла, чтобы поговорить с тобой.
Тубрук отвел ее в тихую комнату; когда Александрия еще была рабыней, ей редко доводилось заходить сюда.
Полы в помещении отапливались, помещение казалось обжитым и уютным. Тубрук ненадолго ушел, чтобы отдать распоряжение об угощении, и девушка чувствовала, как напряжение и тревога покидают ее, уступая место надеждам на лучшее.
Октавиан ерзал, нервно стучал сандалиями по плитам пола, пока Александрия не положила твердую ладонь на его коленку.
Вернулся Тубрук с подносом, на котором стояли кувшин и тарелки со свеженарезанными фруктами. Октавиан с энтузиазмом принялся за угощение, а управляющий улыбнулся рвению мальчика, уселся и вопросительно посмотрел на Александрию.
— Я хотела поговорить с тобой об Октавиане, — сообщила она, помолчав.
— Ты не против, если кто-нибудь покажет ему наши конюшни? — быстро спросил Тубрук.
Девушка пожала плечами.
— Он знает, о чем пойдет разговор.
Тубрук налил ей охлажденного яблочного сока, и Александрия, собираясь с мыслями, отхлебнула из чаши.
— У меня есть доля в мастерской златокузнеца в городе. Мы взяли Октавиана на обучение ремеслу. Не стану лгать тебе и утверждать, что этот мальчик — образец для подражания. Еще недавно он был почти зверенышем, но теперь сильно изменился…
Александрия, замолчав, наблюдала, как мальчик старается запихнуть в рот дольку дыни. Заметив ее взгляд, Тубрук неожиданно встал.
— Пока довольно, парень. Иди, посмотри наши конюшни. Возьми для лошадей пару яблок.
Октавиан взглянул на Александрию. Она кивнула; мальчишка улыбнулся, набрал фруктов и, не говоря ни слова, выскочил из комнаты. Послышался топот его ног по ступеням, затем все стихло.
— Он не помнит своего отца, и, пока мы не взяли его к себе, был уличным мальчишкой. Если бы ты знал, как он изменился, Тубрук! Мальчик просто очарован тем ремеслом, которому обучает его Таббик. У него умелые руки, и со временем, я думаю, из Октавиана получится настоящий мастер.
— Зачем же ты привела его ко мне? — мягко спросил управляющий.
— Уже почти месяц мы не можем выпустить паренька на улицу. Каждый вечер Таббик вынужден провожать его до дому и затем в темноте возвращаться домой. В наши дни даже для него улицы небезопасны, а Октавиана жестоко избили уже трижды… В первый раз у него отняли серебряное кольцо, и мы думаем, что мальчика выслеживают специально — не несет ли он чего-то еще. В городе полно шаек из юнцов. Таббик пожаловался их хозяевам, когда нам удалось узнать, кто виноват, но на следующий день Октавиана избили снова. Они искалечат мальчика, Тубрук. Таббик сделал ему нож, но Октавиан не хочет его брать. Говорит, что этим же ножом его и зарежут, стоит ему только вытащить его. Мне думается, он прав.
Александрия перевела дух и заговорила снова: — Его мать в отчаянии. Я обещала, что отведу мальчика к тебе и попрошу учить труду. Мы понадеялись, что на год — два ты возьмешь его поработать в поместье, а он тем временем подрастет, и мы заберем его назад, в мастерскую, чтобы обучить ремеслу…
Девушка заметила, что начинает мямлить, и замолчала.
Тубрук рассматривал ее руки, и она опять заговорила, не давая ему возможности возразить или отказать.
— Его семья отдаленно родственна Юлиям… Их деды были братьями, свояками или что-то в этом роде. Ты единственный, Тубрук, кто поможет уберечь его от уличных шаек. От этого зависит жизнь мальчика… Я никогда не попросила бы тебя, найдись другой человек, к которому мне можно было бы обратиться.
— Я его возьму, — коротко сказал Тубрук.
Александрия от неожиданности заморгала, и он усмехнулся.
— А ты думала, что нет? Я помню, как ты рисковала жизнью, спасая этот дом. Могла бы убежать, спрятаться в конюшнях, но не сделала этого. В таком большом поместье, как это, работы всегда хватает, хотя с тех пор, как ты жила здесь, земли у нас стало поменьше… Не волнуйся, свой хлеб он у меня отработает. Оставишь его прямо сегодня?
Александрии захотелось обнять старого гладиатора.
— Да, если ты не против. Я знала, что на тебя можно рассчитывать. Спасибо. Ты разрешишь матери время от времени навещать мальчика?
— Мне надо спросить у Аврелии, но, думаю, это возможно, если не слишком часто. Я расскажу о родственной связи. Возможно, ей эта новость понравится.
Александрия облегченно вздохнула.
— Благодарю тебя, — сказала она снова.
Снаружи послышались быстрые шаги. В комнату бежал Октавиан; лицо его горело от возбуждения.
— В конюшнях — лошади!.. — объявил он, и взрослые разом улыбнулись.
— Давно в этом старом доме не было мальчишек… Хорошо, что он здесь появился.
Октавиан переводил взгляд с Александрии на Тубрука, нервно покусывая губы.
— Значит, я остаюсь? — негромко спросил он.
Тубрук кивнул.
— Тебя ждет уйма тяжелой работы, парень.
Мальчик от радости подпрыгнул.
— Здесь замечательно! — объявил он.
— Он не был за городом с младенческих лет, — смущенно объяснила Александрия. Она взяла Октавиана за руки и, серьезно посмотрев на него, постаралась успокоить. — Теперь будешь делать то, что тебе скажут. Когда пообвыкнешь, мама придет навестить тебя. Прилежно трудись и старайся научиться всему, чему сможешь. Понял?
Не сводя с нее глаз, Октавиан кивнул. Девушка отпустила его ладони.
— Благодарю тебя, Тубрук. Даже не могу выразить, как много это значит для меня…
— Слушай, девочка, — грубовато отозвался гладиатор. — Ты теперь свободная женщина. Мы с тобой прошли одной дорогой. Даже если бы ты не сражалась в дни смуты, я помог бы тебе, чем сумел. Время от времени мы должны помогать друг другу…
Внезапно осознав всю глубину этих слов, Александрия внимательно посмотрела на него.
Большую часть недолгой жизни девушки Тубрук оставался для нее управляющим поместья. Она забывала, что он знает о рабской доле не меньше ее самой и осознает то общее, что объединяет их судьбы…
Когда они вместе подходили к воротам, Александрию уже оставили последние признаки тревоги и сомнений.
Навстречу, негромко беседуя, шли Брут и Рений, которые вели двух молодых кобылиц. Увидев девушку, Марк, не говоря ни слова, передал поводья Рению, бросился к ней, схватил в объятия и в порыве чувств поднял вверх.
— О боги, девочка, сколько же лет я тебя не видел!..
— Поставь меня на землю! — потребовала Александрия.
Брут, услышав ледяной тон, чуть не выронил ее из рук.
— Что случилось? Я думал, ты обрадуешься, увидев меня после…
— Ты не должен обращаться со мной, как со своей рабыней, — огрызнулась Александрия.
Щеки девушки пылали, она готова была рассмеяться своему неожиданному приступу гордости, но все произошло так быстро.
Борясь со смущением, Александрия подняла ладонь, чтобы все увидели — на пальцах нет железного кольца, которые носят рабы.
Брут расхохотался.
— Я не хотел тебя обидеть, госпожа, — произнес он, низко кланяясь.
Девушка испытала сильное желание дать ему подзатыльник, но рядом стояли Октавиан и Тубрук, и она никак не отреагировала на шутовство Брута. Как всегда, он невыносим. В голове пронеслось воспоминание о словах Юлия: пока Брут выпрямлял спину, Александрия замахнулась, чтобы дать ему пощечину.
Он сделал движение, собираясь перехватить ее запястье, но тут же передумал и позволил женской ладони шлепнуть его по щеке.
Улыбка Брута оставалась все такой же веселой.
— В чем бы я ни провинился, надеюсь, что теперь с этим покончено, — заметил он. — Я…
— Юлий рассказал, как ты хвастался насчет меня, — выпалила Александрия.
Она говорила неправду. Ей хотелось присесть, говорить и смеяться с этим молодым волчонком, которого девушка хорошо знала, но его поведение и слова выводили Александрию из себя.
Лицо Брута прояснилось, он что-то внезапно понял.
— Он говорил, что я хвастался?.. О! Хитрый ублюдок. Нет, ничего подобного не было. Он задумывает наперед, этот Юлий. Когда приедет, я его выведу на чистую воду. Ему это понравится. Нет, каково! Отшлепать меня при Рении!.. Прекрасно!
Рений откашлялся.
— Пока вы тут играетесь, я отведу лошадей в стойла, — проворчал он и повел кобылиц прочь в сгущающиеся сумерки.
Александрия хмуро наблюдала, как старик ловко, с многолетней сноровкой собирает поводья одной рукой. Рений даже не поздоровался с ней.
