Василий Аксенов - Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине

Курьезная случайность! Имя великолепного князя Тавриды прямо злосчастно для русской действительности: назвали им броненосец, произошел там неслыханный бунт, отвели его чертоги народному представительству и…

«Русь», февраль – март 1907 г.

Замечание опытного садовника-пчеловода. Сколько прекрасных пальм погибло бы, если бы вместо оранжереи не устроили здесь зал заседаний! Подумать страшно! Ведь пальмы не уходят на ночь [18]…

Директору Департамента полиции

от зав. заграничной агентурой кол. сов. А. Гартинга.

Агентура… уже несколько лет плодотворно работающая в Германии и состоящая членом заграничного Центрального Бюро социал-демократической партии, может по поручению означенного Бюро совершить большую поездку по России, причем несомненно повидается с известным членом Центрального Комитета Никитичем…

В Департамент полиции от заведующего

пограничным пунктом на ст. Вержболово.

8 марта 1907 г .

Сего числа выбыл за границу указанный в циркуляре Департамента полиции от 31 августа 1905 г. инженер-технолог Леонид Борисов Красин по паспорту, выданному с.-петербургским градоначальником…

Столица великой и могучей Австро-Венгерской империи гордая Вена сверкала под мартовским солнцем куполами своих дворцов, медными касками своих уланов, крупами бесчисленных мраморных и бронзовых лошадей, надменными подбородками жандармов, улыбками славного австро-славяно-итальянского населения, которое в недалеком будущем допляшет на обломках великого и нерушимого имперского здания, улыбками, стало быть, этого населения, а также чисто промытыми витринами кондитерских и почти настоящими драгоценностями важных солидных проституток, «самых дорогих в Европе», как вам с достоинством пояснит любой венский полицейский.

– А что вы скажете, Макс, у здешних держиморд вид еще более неприступный, чем у наших, как вам кажется? – спросил Красин Литвинова, глядя на идущих им навстречу двух могучих гвардейцев, позванивающих и побрякивающих многочисленными атрибутами своих мундиров.

– Здесь очень много похожего на Третий Рим, – усмехнулся Литвинов. – Я думаю, что обе великие державы развалятся примерно в одно время.

Они зашли в кафе, в большой и почти пустой зал, чистый и свежий, с бесшумной и вежливой прислугой. В Третьем Риме такого тихого и вполне скромного места, безусловно, не сыскать. Вот они отразились сразу в нескольких зеркалах, и Красин подумал, что о нем, о Красине, при самом крайнем воображении можно еще подумать, что он какой-нибудь там «вольтерьянец», опасный человек, но уж о Литвинове, с его округлой фигурой, полным лицом, близоруким прищуром, даже самый отъявленный фантазер не скажет, что эта персона может оказаться неуловимым и страшным для властей Валлахом.

Чистенькая улыбчивая фрейлейн приняла у господ вполне благопристойный заказ, тихо и с хорошо отрепетированной сердечностью поблагодарила:

– Данке.

Красин подумал, что дома такой простенькой, скромной чистоты и вежливости не увидишь. В России уж либо недоступный замороженный блеск для элиты, либо угодничество перед загулявшим толстосумом, либо сальные тряпки да раздавленные мухи для «простых». И однако, неизвестно почему все в нем топорщится перед европейской этой вылизанной чистотой и вежливостью, он не любит, когда за границей ругают Россию или смеются над ней.

– Данке. Данке шен, господа!

Господа продолжали прерванный разговор.

– Этот пулемет хорош тем, что его можно в разобранном виде носить в мешке за спиной, – сказал Литвинов. – Любой дружинник за пять минут соберет его, очень простая система.

– Крайне ценное качество, – кивнул Красин. – Вы, конечно, знаете, что в декабре рабочие несколько раз отбивали у солдат пушки, но не могли ими пользоваться. Хорошая выучка и простое надежное оружие – залог успеха.

– Кстати, знаменитая «бабушка» еще жива? – спросил Литвинов.

– Жива-здорова, ждет гала-парада, – развеселился Красин. – Представляете, выстрел по Зимнему, а, Макс? Но давайте-ка вернемся к пулемету. Вы сами видели его?

– Да. Мартенс показывал. Как раз во время испытания машину заело, Мартенс страшно расстроился, но знатоки говорят, что это не страшно. Любой фабрикант озолотил бы Мартенса за этот пулемет, он делает его для нас по идейным соображениям, но все-таки ему нужны деньги, и деньги по нашим масштабам немалые.

– Есть план целого ряда экспроприации, но я боюсь, что меньшевики на съезде поставят на этом деле крест… – проговорил Красин.

– Пора с этим кончать! – вспылил вдруг благодушный внешне Литвинов. – Хватит нам играть в единство, нужно назвать вещи своими именами. По милости этих господ сенаторов погибла «Зара»! Тянули, тянули и дотянули до декабрьских штормов. Хорошо еще, что люди спаслись, а сколько денег ушло в румынский песок!

– Кстати, мой моряк так и не доехал до вас? – спросил Красин и нахмурился. – Это очень странно. Англичанин – один из лучших боевиков, и он рвался на «Зару». Надо будет немедленно по возвращении выяснить, что с ним.

– Явился! – восхищенно сказал вдруг Литвинов, глядя в окно. – Нет, вы подумайте, откуда у болгарина такая американская точность?

Красин посмотрел в окно. Улицу пересекал, направляясь к кафе, высокий мужчина в сером пальто и с непокрытой курчавой головой.

– Кто это?

– Это для вас сюрприз. Капитан Величков из Софии, изобретатель нового эксплозива страшной взрывной силы. Месяц назад мы сговорились встретиться в этом кафе в это время…

В Департамент полиции от заведующего

пограничным пунктом на ст. Вержболово.

18 марта 1907 г.

Сего числа прибыл из-за границы указанный в циркуляре… Красин… и направился, судя по купленному билету, в Санкт-Петербург.

По тщательному таможенному досмотру его багажа ничего предосудительного обнаружено не было…

Директору Департамента полиции

от А. Гартинга.

…Известный сотрудник, выехавший в Россию… рекомендован к известному Никитичу…

Имею честь донести Вашему Превосходительству только что полученные нижеследующие первые сведения о действующих в С.-Петербурге социал-демократах:

1) Никитич – Леонид Борисович Красин, инженер, служит в Обществе Электрического Освещения, ул. Гоголя, 14, среднего роста, стройный и худой, темный шатен, мягкие волосы, борода вокруг всего лица, усы того же цвета, нос чуть-чуть вздернут, на лбу и под глазами морщины, имеет на вид лет 35—40…

Сошлось! Слилось! Наконец-то два лица слились в одно! То, что он чувствовал, как говорится, «селезенкой», для чего рисковал так отчаянно своей жизнью, явившись с визитом под видом «прогрессивного промышленника», теперь блестящим образом подтвердилось! Какая молодчина этот Гартинг! Иметь бы десяток таких голов в этом болоте бездарностей, в царстве караевых…

Ехно-Егерн снова и снова вынимал из стола копии гартинговских донесений и ликовал. Два дня он ужо ликовал, воображая, как умело оплетет своим ехно-сыском всю Боевую техническую группу и молниеносным егерн-ударом накроет ее!

Он сам не пошел на свидание с «известным сотрудником» (герой, безымянный герой отчизны), а отправил одну из своих подсадных уток, агента Герцога, переданного ему Тифлисским губернским управлением.

Герцог в Петербурге пристроен при университете, входит там в партийную ячейку, а если накроют его большевики при встрече с «известным сотрудником» и уберут – не жалко, вернее, жалко, но не очень… а «известному» только польза: охранка, мол, идет за ним по пятам.

Ехно-Егерн испытывал почти физическое наслаждение, читая лаконичные, лишенные всяких там бюрократических витиеватостей корреспонденции виконта, маркиза, ну, если хотите, барона, но уж отнюдь не простого коллежского советника Гартинга.

…Съезд социал-демократов должен состояться в апреле, и на нем, вероятно, будут присутствовать 200—250 человек.

Меньшевики и большевики отдельно изыскивают нужные деньги, рассчитывая таким способом побольше привезти своих делегатов…

…Есть надежда, что в съезде примет участие агентура, которая, возможно, будет даже располагать двумя мандатами…

В дверях кабинета появились Герцог и подчиненный ныне Ехно-Егерну полковник Караев. Караев провел Герцога к столу, щелкнул каблуками и с дрожащей на носу от обиды перламутровой капелькой гордо удалился.

– Встретились с Андре? – сухо спросил Ехно-Егерн, лишь мельком взглянув в воловьи восточные глаза Герцога.

– С доктором? – оживился Герцог. – Чудеснейший человек!

– Чудеснейший, говорите? – прищурился Ехно-Егерн. – Когда у них и где встреча с Никитичем?

– Увы, господин полковник, Никитича нет в Петербурге. На службе он взял отпуск, а товарищи по партии сведений не имеют. Наш доктор очень обескуражен. Он, правда, не теряет надежды.