"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

— А что делать-то? — насторожился Ярослав.

— Хочу тебя в Нижний Новгород отправить. Нас повязали в Костроме потому, что ворота князьям свои люди открыли ночью… Разумеешь? Надобно ворота Низовского открыть, как подойдем к городу.

— Сумею ли? Один… много ли сделаешь?

— Не один. Я тебе дам сотоварищей. Мужиков верных, крепких… Ты ведь в Хлынов купцом пришел, купец ты и есть. С тобой сколько людей было?

— Шесть…

— А я тебе дам десяток, а то и более бери. Ну что? Возьмешься за дело, не то другому доручу…

Ярослав кивнул. Он понимал, что только так сможет послужить великому князю нижегородскому.

— О нашем разговоре никому! — строго предупредил боярин. — Завтра приходи поутру, обговорим и молодцов, что пойдут с тобой, отберем.

Нелегок путь по апрельской хляби. Лошади, запряженные в добром нагруженные сани, тянули поклажу, напрягаясь и скользя по уже оттаявшим местам. Обозники и охрана — два десятка молодцов — крепкие, в добротные зипуны одетые, а под зипунами кольчуги, в руках вожжи, а под руками сабли да арбалеты. Охрана же и вовсе при оружии и полной зброе. А то как же… Обоз прошел зимником устье Камы, ступил на волжский лед, а значит, в булгарские земли пожаловал непрошено. Одно успокаивало, что обоз купеческий и хозяином поклажи настоящий купец новгородский Ярослав Тихонович. Но на пути вставал Жукотин, еще не отстроенный и помнящий ушкуйников, разграбивших и разоривших город. Как-то жукотинцы поведут себя, увидев обоз русского купца?

«А ну, возьмут на копье? С них станется, — размышлял Ярослав, покачиваясь в седле. Лошадь он себе выбрал спокойную, выносливую, хотя с виду невзрачную. Бывалые ушкуйники предупреждали, что за две версты от города застава булгар, но как ее обойти, никто не знал. — Может, навалиться скопом? Воины подобрались сильные, ловкие, в деле смертном не раз бывавшие… А вдруг на заставе полсотни, а то и сотня вся! Не осилить… Если бы не сани… Снег в лесу подтаял, осел, ночью обойти заставу не составит труда, но сани… С санями не пройти. И поклажу не оставишь. Какой же я купец без товара?!»

Ближе к вечеру дозор, шедший в версте впереди обоза, доставил мужичонку — плохонький, кудлатый, в рваном заячьем тулупчике. На вопрос: «Кто таков?» — мужик торопливо прошепелявил:

— Оханщик[32] я. На промысел вышел, а тут незадача…

— И что, рыбка ловится? — усмехнулся Ярослав, вглядываясь в хитроватое, серое, с трудом различимое лицо нависающих из-под шапки волос.

— А не то! Мне зимовина известна, яма такая, — пояснил рыбак. — Так из нее всю зиму рыбу черпаю. Кормиться-то надо. У меня детишек полна изба.

— Живешь-то где?

— Недалече. Там… — махнул рукой мужичонка куда-то в лесные дебри.

— И что, булгары не забижают? — поинтересовался Ярослав.

— Ни булгары, ни татары… На кой ляд я им сдался. Живу сам по себе, они сами… Да и не видят они меня. Коли хлебушка надо, до Жукотина тайными тропами пройду, прикуплю. Жаль вот, кругляшков маловато… А зверья и птицы полон лес, токмо не ленись.

— Давно здесь промышляешь?

— Так, почитай, всю жизнь. Еще отец избенку срубил…

Ярослав задумался. Боясь спугнуть удачу, он отстраненным голосом спросил:

— Ты обмолвился, что кругляшков маловато. Я дам тебе монет, да не медных, серебряных… — И после паузы продолжил: — Коли проведешь обоз мимо Жукотина.

— А чего не провести… Проведу.

— И сани пройдут?

— И сани тож. Да ты не тревожься. Мне тута кажная тропка ведома. Токмо идти надобно ночью, пока земелька стылая и речушки ледком прихвачены. За ночь и минуем Джукетау.

— Тебя как зовут-то?

— Тимоня я. Отец говорил, что родичи все в Твери, а я дальше Казани и не заплывал. Слушай, боярин, — еще больше оживился мужичок.

— Не боярин я, купец.

— Мне все едино, — отмахнулся Тимоня. — А может, тебя прямо к Казани провести. Мне и туда путь ведом. А оттуда куда хошь иди: хошь на Булгар, хошь на Нижний.

— Не заплутаешь? — испытывающе глянул на оханщика Ярослав. — Путь-то до Казани не близок.

— Это рекой плыть да плыть, а я лесом. Летом не пройти, а ноне можно, — заверил Тимоня. — Я сбегаю до жонки, а к ночи возвернусь. Вы же пока вон в той ложбинке располагайтесь. Костерок там, похлебку сварите, а к ночи я приду. Молодцы пущай факелов наделают. Идти надобно будет всю ночь… А ноне, поди, сам видел — темень-то такая, что без факела ни ногой. Так что, пущай молодцы потрудятся… — И мужик, подхватив полы шубейки, поспешил к темнеющей стене, казалось, непроходимого леса.

— Зря отпустил мужика. Больно верткий, — осуждающе покачал головой Степан — в ватаге сотник, в обозе старший. — Но решать тебе. Атаман приказал во всем потакать и тебя слушать. Так что, дальше пойдем или здесь заночуем?

— Ноне спать не придется. Пойдем к обозу, расскажу.

Тимоня не обманул. Несмотря на темень, вел уверенно, каким-то звериным чутьем находя проход, казалось бы, в непроходимых местах. Только под утро, натолкнувшись на перегородивший русло лесной речушки поваленый ствол сосны, остановились.

— Погоди, — осадил проводника Ярослав. — Лошади выбились из сил да и молодцы притомились. Нужен отдых.

— Лошади-то, понятное дело, возы тянут, а молодцы чего? Морды-то во какие красные, сытые, — усмехнулся Тимоня. Ему, прошагавшему всю ночь, хотя бы что. Только покхекивает. — Отдыхайте, — махнул рукой оханщик. — Лошадей распрягите, им тож роздых нужен. А я пока сосенку топором попотчую. Отрублю конец, тогда уж и молодцов твоих на подмогу кликну, а пока пущай и они сил набираются.

— Сколь простоим? — уточнил Ярослав.

— Так весь день. Как морозцем прихватит, тогда и в путь тронемся, — и насмешливо глядя на Ярослава, участливо добавил: — Ты и сам поспи, вона как насупонился…

К концу четвертой ночи вышли на волжский лед.

— До Казани полверсты, — показал в темноту Тимоня. — Как развиднеется, сами узреете. Деревенька так себе — дворов десятка три, но отогреться, отоспаться есть где. С вами не пойду. Мне домой поспешать надобно… Жонка, детишки…

Ярослав не поскупился, отсчитал десять серебряных монет. От такого богатства Тимоня впервые за весь путь онемел. Жаль, что видели это только Ярослав и Степан, а то бы обозники натешились всласть — до чего забавен был мужичонка. Так и оставили его ушкуйники с открытым ртом, сжимающего в заскорузлых ладонях серебряные монеты.

В конце апреля обоз подошел к Нижнему Новгороду. Не верилось, что ранней весной можно преодолеть такой путь, да еще на санях. Назвав себя, Ярослав с сотоварищами был пропущен в город.

Новгородских купцов в Нижнем было всего двое, и, как выяснилось, Ярослав обоих знал. У одного из них, Тимофея Пущина, он стал на постой: места было много, а плата умеренной. Когда же купец осмотрел привезенный земляком товар, то категорично заявил:

— Товар хорош, да не про нижегородских жителей!

— Как это? — удивился Ярослав.

— Ноне шелка да зарбафа[33] разве что великому князю Дмитрию Константиновичу по кишени, а кубки золоченые да оружие в каменьях и того выше, токмо хану или мурзе какому по плечу.

— Так что же мне делать? — растерянно произнес молодой купец. — Не тащиться же с таким товаром обратно в Новгород.

— А в Новугороде на твой товар не нашлось людей охочих да денежных? — хитро сузил глаза Тимоня. Он догадался, откуда у молодца столь дорогой и редкостный товар, и теперь в душе подсмеивался над своим собратом по ремеслу, глядя, как тот пыжится с честью выйти из создавшегося положения.

— Так батюшка решил продать подороже, вот и направил меня в Низовской Новград…

— Вот оно что… Ну-ну. Дело то твое.

— Что присоветуешь, дядька Тимоня? — совсем расстроившись, попросил Ярослав старшего товарища. Тот приосанился, подпер кулаком бок и важно проговорил: