22 июня, ровно в четыре утра - Влад Тарханов
Это было довольно странное чувство. Война шла, но она как-то Моси еще не коснулась. Из-за зрения его не призвали, хотя он написал заявление и просился добровольцем на фронт. Попал в истребительный батальон, хотя какие там истребители? Что-то вроде милиции, отрядов по поддержанию порядка. Кого они истребили за это время? Где он враг, которого надо уничтожить? Разве что бомбежки… Вот это было страшно. Было ощущение абсолютной беззащитности. От этих неприятных эмоций он даже передернул плечами. Винтовку выдали. Десять патронов, но чувства причастности к войне не приходило. Он рвался на фронт, туда, где идут сражения, чтобы защищать родных и близких, но все еще не понимал, что война уже пришла в его город, что она тут, рядом, что пришла его время. Еще минута и надо идти дальше. Патрулировать. Вздохнул. С каким-то отстраненным интересом парень наблюдал, как по мосту промаршировал небольшой отряд красноармейцев, правда, в рассветном сумраке сложно было понять, кто это и какая на них форма, да и особого интереса эта группа не представляла. И только когда отряд перешел через мост, он начал отмечать какую-то неправильность в их действиях: они как-то слишком быстро и слаженно заняли места охранников у моста, а куда делись те, кто там был? И тут Моисей увидел, как двое оттаскивают за полотно к реке какое-то тело… В голове стала складываться головоломка, вспомнил, как предупреждали о действиях переодетых в нашу форму диверсантов, вспомнил про важность моста для захвата города и в стратегическом плане — на десятки километров по Днестру мостов нет вообще. Он вообще впервые осознал, что то, что произошло на его глазах — это и есть война, как она может быть тут, но она уже тут…
Мося успел только крикнуть:
— Тревога! Диверсанты! — Передернул затвор мосинки, загоняя патрон в ствол, присел на колено, так ему было удобнее целиться, нажал на спуск. Выстрел прогрохотал в ночной тиши, тут же раздались несколько выстрелов откуда-то из-за реки, посмотрел — не попал! Быстро передернул затвор, и тут началось — по нему начали стрелять от моста, пули впивались в ствол дерева, прикрывшего собою бойца, парню стало страшно. По-настоящему страшно. К нему кто-то бежал из ребят-патрульных, но споткнулся и упал. Не сразу понял, что того убили, или ранили, сумел высунуться с другой стороны дерева и выстрелить еще раз. Загрохотали выстрелы из трехлинеек, это патрульные очнулись. Залегли кто где мог и начали стрелять.
— Мося, дуй за пулеметом! — это крикнул Йонка, укрывшийся за каменной оградой, он стрелял в сторону врага. Тут залаял Дегтярев — это открыли огонь бойцы с огневой точки у маленького мостика. Тоже увидели врага, это отвлекло диверсантов и боец Гурфинкель рванул изо всех сил по улице к комендатуре. Оба их Максима находились там, главное, чтобы подоспели первые номера пулеметных расчетов.
101-й Дот прикрывал железнодорожный мост. Он был расположен в полуста метрах ниже по течению реки, на высоком берегу, и мост просматривался с него прекрасным образом. Дот был чисто пулеметным, два Максима на специальных станках контролировали и мост, и берег реки около него. Гнат Рохля проснулся от звуков стрельбы.
— Что там, Максимка? — спросил он красноармейца, наблюдающего за окрестностями через перископ.
— Да черт его знает! Стрельба!
— Где, сучий потрох? Командира буди!
— Да тут, около моста.
— Бля… двигай жопой, боец! — Гнат без раздумий выскочил из ДОТа, надо было понять, что происходит. Молодой красноармеец, Максим Паливода растерялся, бывает, только не ему, ветерану Вердена теряться от звука каких-то выстрелов. В неярком освещении утреннего солнца, которое только-только выглянуло из-за холмов. Стало видно, что бой идет у моста, а по самому мосту двигаются темные фигуры бойцов, такое впечатление, что часть фигурок как раз у опор моста сгрудилась. Саперы! Точно! Бля! Гнат вскочил в ДОТ, захлопнув бронедверцу. Боевая точка уже ожила. Молодой лейтенантик, командир изо всех сил крутил ручку полевого телефона. Гнат рванул к пулемету.
— На мосту саперы! Рвать надо! Командир! Рвать мост надо! У тебя приказ! Бля!
Гнат открыл бронезаслонку, теперь мост был как на ладони, поймал в прицел фигурки саперов, одна или две уже пытались спуститься к опоре, где был заложен динамит. Не теряя времени. Гнат открыл огонь, первая же очередь сбросила в реку две фигурки вражеских саперов, еще две очереди, противник на мосту залег, черт подери, какого дьявола лейтенант там возиться?
— Лейтенант! Блядь! Рви мост!
— Связи с штабом УР-а нет, — проблеял совершенно растерявшийся командир.
— Мать твою так да разэтак! — выдал довольно длинную тираду Гнат. Оттолкнул попавшего в ступор командира и привел в действие машинку для подрыва. Нажал рычаг… Бахнуло знатно!
— Боец Рохля, ты чего… под трибунал захотел? — как-то совсем неуверенно пролепетал лейтенант.
— Ты это, Пал Ваныч, смотри, что твориться! Видишь, они успели одну опору разминировать, телился бы еще — мост бы достался им целехонький!
Лейтенант Шамшурин приник к окуляру перископа. Да, дело было неважнецким. После подрыва центральная секция моста должна была вся уйти в реку, а так взрыв повредил только одну опору — дальнюю, секция упала, но при сноровке, по ней могли перебираться люди, что сейчас враги и пытались сделать — проскочить на нашу сторону и закрепиться на этом берегу, создав плацдарм. Лейтенант дураком не был, понял, что Гнат его спас от трибунала. Да и вообще стал приходить в себя. Отправил двух бойцов с ручным пулеметом прикрыть ДОТ с тыла, а станковые пулеметы стали отсекать вражеских солдат на мосту.
Когда
