Нина Молева - Ошибка канцлера

Н. П. Собко собирал о художниках все – от газетных вырезок до устных рассказов, и если в будущем собирался их анализировать, в рабочей картотеке это желание места не нашло. Что же все-таки заставило здесь, именно здесь насторожиться исследователя?

Труды более поздних по времени искусствоведов – в них царила полная мешанина сведений опровергнутых, сомнительных и заимствованных из документальных источников. Такое обязательное для историка понятие – фундирование сведений, иначе – ссылка на источник, попросту отсутствовало. Отсюда имена чрезвычайно небрежно работавшего с источниками историческими, с точки зрения современной науки, П. Н. Петрова, вообще не имевшего отношения к архивам автора книги о художниках XVIII века А. Н. Андреева продолжают по-прежнему фигурировать как основание для отдельных выдвигаемых положений. Что же, оставалось еще раз пройти тот же долгий и непростой путь.

Новгородская встреча с Петром – историки искусства просто стали о ней забывать, и, пожалуй, один только талантливейший искусствовед Г. В. Лебедев в предвоенной работе со всей определенностью сказал, что состояться подобная встреча в условиях и указанных Василием Матвеевым временных границах не могла. Семейным преданиям противостоял простейший расчет.

Каждое передвижение Петра и его двора отмечалось в так называемых „Походных журналах“ – приезд, отъезд, дорога, по которой следовал и как долго царский поезд. 27 января 1716 года Петр выезжает из Петербурга в Гданьск через Нарву – Дерпт – Ригу – Митаву – Либаву – Мемель – Кенигсберг. На обратном пути из Западной Европы он окажется в том же Кенигсберге 14 сентября 1717 года. Дальше шли Мемель – Митава – Рига – остров Котлин и 10 октября Петербург Петр задерживается в столице ненадолго. Пятнадцатого декабря он выезжает в Москву с тем, чтобы вернуться на берега Невы в середине марта следующего года для участия в похоронах казненного царевича Алексея. В Новгороде за все это время Петру побывать не удалось.

Дворянское происхождение – но на вопрос о нем в свое время ответил сам В. А Матвеев. В Архиве Академии наук сохранилось его собственноручное прошение от 9 октября 1750 года.

В прошении ничто не говорило о дворянстве, зато многое свидетельствовало против него. И размер жалованья, и самый факт поступления в рисовальные ученики – предрешенная дорога ремесленника. Для дворянина существовали совсем иные виды гражданской службы, да к тому же еще и военной. Но главное – отсутствие отчества у отца.

Впрочем, существовал еще один безотказный способ установления истины – родословные дворянские книги. Достаточно объемные, расписанные по губерниям, они включали дворянские роды, но семьи Андрея Матвеева в них найти не удалось. Что же касается дворянства самого В. А Матвеева, оно было связано с достигнутым им классом чиновничьей Табели о рангах – несомненно почетное, но, в представлении современников, никак не сравнимое с родовым.

Помнил ли статский советник В. А Матвеев, ведя свой полный многозначительных подробностей рассказ, о написанном пятьюдесятью годами раньше двенадцатилетним мальчиком-сиротой прошении? Мог ли предположить, что оно ляжет когда-нибудь рядом с записанным с его слов рассказом и заставит усомниться в каждом слове последнего? Да ведь и не было секретом, что рассказывал В. А Матвеев с чужих слов – тот же Петров сделал для себя пометку, что познакомил составлявшего матвеевскую биографию Ивана Акимова со статским советником престарелый художник Иван Скородумов. Если Скородумов и начал действительно работать в живописной команде Канцелярии от строений во времена Андрея Матвеева, то это было бесконечно давно, а память человеческая – кому только она не изменяла.

Петербург

Дом английского посланника. 173[?] год

Дорогая Эмилия!

Алмазные безделушки работы наших лондонских ювелиров наконец-то возымели желанное действие. Я пользуюсь расположением самой герцогини Бенигны Бирон и – что не менее важно – доверенной камер-фрау императрицы Анны Юшковой. Обе они не щадят подробностей об альковных тайнах дворца и подробностях обихода императрицы, поскольку обе, каждая на свой лад, не любят Анны. Немудрено, характер императрицы стал заметно ухудшаться, хотя и с самого начала не отличался легкостью. Трудно выдержать самый короткий разговор с ней и, особенно, ее взгляд, удивительно тяжелый и неподвижный. Я всегда ощущаю его на себе, даже если меня отделяет от императрицы целая толпа придворных.

Итак, одна из важных новостей, принесенных мне моими новыми приятельницами, неудача брака принцессы. Прошедшие после свадьбы четыре месяца не привели к беременности, и это дает повод для издевок над молодой парой как со стороны четы Биронов, так и со стороны императрицы. Если свадьба казалась началом новых отношений Анны с племянницей, то теперь время показало, что в чувствах старшей и младшей представительниц царской семьи ничто не изменилось. Императрица нарочито не замечает молодых супругов, принцесса по-прежнему избегает общества и прежде всего собственного мужа. К тому же царица начинает проявлять признаки интереса еще к одному кавалеру своего двора – барону Корфу. Графу Левенвольде приходится уступать свои позиции, в которых ему так и не удалось достичь сколько-нибудь прочного успеха. Фаворит оказался прав в своем равнодушии к увлечению императрицы.

Императрица снова проводит первую половину дня за пяльцами или развлекаясь игрой с детьми Бирона, вызывая затаенное, но глубокое раздражение герцогини. Несмотря на все свое безобразие, Бенигна тяжело переносит адюльтер, сосредоточивая свою ненависть на императрице. Госпожа Юшкова в свою очередь ненавидит герцогиню и неприязненно относится к императрице, от которой ждала значительно больших подарков и богатств. Сестра госпожи Юшковой была замужем за этим несчастным художником Иваном Никитиным и, как предполагают, явилась причиной его ареста. Во всяком случае, сейчас сама Маргарита Никитина при поддержке госпожи Юшковой хлопочет о передаче всего имущества художника их брату, мундшенку двора ее императорского величества. Однако Анна почему-то не дает согласия, и более того – высказалась за то, чтобы Маргарита после развода с мужем вообще жила в монастыре. У императрицы очень трудно угадать, какую позицию она займет в отношении того или иного человека.

Последнее время Анна выглядит очень обеспокоенной. Действительно, дела ее правительства идут далеко не блестяще. Попытки собрать задолженность по налогам с крестьян оказались безуспешными и вызвали брожение в народе. Специальная комиссия высчитывает эти недоимки и разыскивает сбежавших крестьян. Недовольство ощущается и среди дворян. Их дети должны являться в Петербург в Герольдмейстерскую контору каждые четыре года и сдавать экзамены по определенным предметам, что дает им право оставаться при родителях и не поступать с юных лет в службу. Однако получение подобного образования, в которое входят арифметика, география, геометрия, фортификация, история, стоит значительных средств и сопряжено для провинциальных семейств с большими трудностями.

Правительство Анны задело даже духовных лиц. Те из них, кто не присягал императрице, отдаются в солдаты. Как ни удивительно, таких священнослужителей, не признававших власти Анны, оказалось так много, что, как утверждают, в стране около шестисот церквей стоит без причта и богослужения.

Петербург. Зимний дворец

Императрица Анна Иоанновна и Бирон

– Ну что, герцог, стало по-твоему – родила принцесса сыночка-то? Отлегло у тебя от сердца, думы-то черные отступили?

– Теперь только объявить Иоанна Антоновича наследником…

– Объявить, говоришь? Ишь какой скорый! И куда вы все, голубчики мои, все торопитесь, все без оглядки бежать хотите.

– Но вы же сами имели это в виду, ваше величество.

– Имела, имела, только в виду одно, а на бумаге другое. Мне спешить некуда, я и поосмотреться еще могу.

– Но народ…

– Но народ-то при чем? Его-то что сюда путаешь? Для народа все мы враги кровные, все на одно лицо, на одну мерку благодетели, чтоб и не видеть нас никогда, имен наших не слышать.

– Как можно, ваше величество! Разве не видите вы восторгов, с коими толпа приветствует каждый ваш выход, каждое появление.

– А как же не приветствовать, на то и Андрея Иваныча Ушакова держим, на то и соглядатаям платим, на то и с попов тайны исповедные спрашиваем, чтобы приветствовали, здравицу погромче кричали. Кому ты байки свои рассказывать собираешься, аль меня за дитя малое принял, умом повредился. С народом один разговор – палка покрепче да кнут похлеще, тогда и любовь, тогда и порядок

– Кажется, я ли не пекусь о благополучии народном.

– Ты-то? Печешься, герцог, печешься, да только пироги-то твои поперек глотки становятся. Ну-тко давай с тобой припомним. Где это было-то? Никак в Киевском полку, в селе каком-то тамошнем, только объявил себя бродяга царевичем Алексеем, так его государем законным и поп и солдаты признали, молебен благодарственный служить стали – вот, мол, наконец правды дождутся, свет в окошке увидят. Али у Ивана Затрапезного на фабрике-то его полотняной ярославской, где обои для театру московского ткалися, рабочие прямо на хозяина пошли, порешить его своими руками. Это от чего – от благополучия твоего? Аль от того, что пораспустили вы их? Подожди, подожди, не перебивай, коли начали. Что с башкирами было, что с киргизами? Война не война, а без солдат не обходилось. Дворян одних перетаскали в Тайный приказ видимо-невидимо, в Сибирь поссылали. Сколько там всего каторжных-то набралось за наши с тобой годы?