П. Васильев - Суворов. Чудо-богатырь
Звук орудийного выстрела заставил генерала прислушаться. За первым, последовал второй, третий,, началась канонада.
Суворов преобразился, слезы исчезли, его голубые глаза блеснули энергией, он выпрямился и стал неузнаваем. Теперь он был тем, кем его привыкли видеть солдаты.
— Началось, — молвил он. — Прохор, послать ко мне на бастион ординарца. Филиппа Ивановича не беспокой, скажи ему только, чтобы он поместил Елену Александровну в моей квартире, сам я буду ночевать на бастионе, а завтра для нее можно будет вырыть блиндаж.
Бомбардировка все усиливалась и усиливалась, и вскоре орудийные выстрелы слились в один беспрерывный гул, потрясавший и воздух, и землю.
При первом выстреле Лина Глинская вздрогнула и прижалась к жениху, но быстро оправилась.
— Я не боюсь, милый, — говорила она, — с тобой мне не страшно, с тобой и смерть не страшна, ведь и на том свете мы будем неразлучны.
Вздрогнул при выстреле и Решетов. Этот выстрел призывал его на пост и страшил за судьбу любимой девушки.
— Возьми и меня с собой, милый, — просила его Лина.
— Не могу, дорогая, на бастион взять не могу, да и не имею права.
Явившийся Прохор успокоил молодых людей. Филипп Иванович остался с невестой и перевел ее в домик Суворова, находившийся в большей защищенности от выстрелов. Молодые люди не смыкали глаз почти всю ночь под гром пушечных выстрелов, не приносивших крепости и ее гарнизону никакого вреда. Они провели время в разговорах, строя планы на будущее.
— Теперь, милый, тебе незачем ждать майорского чина; завтра мы муж и жена, мы богаты, не нужно нам ни карьеры, ни славы, дал бы Бог только счастья да спокойную жизнь. Кончится война — уедем в наше Глинское. Ты по-прежнему будешь учить меня литературе и философии, только любить должен больше прежнего… Слышишь, Филипп?
Молодой человек не находил слов и только целовал ручки невесты.
Под утро смолкли выстрелы, и Лина, утомленная дорогой и волнениями встречи, уснула, жених ее расположился в нижнем этаже, в комнатке, занимаемой походной канцелярией Суворова.
Глава XII
1 октября, день Покрова Пресвятой Богородицы, был в то же время храмовым праздником церкви, располагавшейся в крепости. Все генералы и офицеры, свободные от службы, собрались в небольшом храме к обедне. После обедни должно было происходить венчание Решетова и Лины Глинской.
Суворов, как посаженый отец, явился в церковь в полной парадной форме.
Со словами диакона «Благослови Владыко» с турецкого фрегата раздался выстрел, послуживший сигналом к бомбардировке.
Под гром неприятельских выстрелов началось богослужение.
На коленях молились воины, вознося глубокие моления к Царю Царствующих, прося одоления врагов.
Было нечто величественное, возвышающее и укрепляющее дух в этой молитве.
Обедня кончилась.
Жених и невеста подошли к аналою. Гром выстрелов не смущал молодую девушку. Поступь ее была тверда, энергия и решимость светилась у нее во взоре.
— Теперь я твоя и мое место всегда при тебе, — сказала она Решетову, когда обряд кончился.
Начался молебен. В это время к Суворову подошел дежурный офицер.
— Ваше превосходительство, турки высаживаются, — доложил он.
— Не мешать им, не стрелять, пусть вылезут все, лучше сразу покончить, чем по частям.
Сделав распоряжение о сближении резервов, он остался в церкви.
План действий у него был уже готов и по основной мысли походил на принятый им в 1773 году при Гирсове. Недаром он напоминал солдатам про гирсовский бой.
Турки между тем высаживались на самой оконечности косы с шанцевым инструментом и мешками. Поспешно рыли они неглубокие ложементы, наполняли мешки песком и выкладывали их в невысокие бруствера. Ложементы протянулись поперек косы от Черного моря к Очаковскому лиману, свободное пространство загораживалось переносными рогатками.
Между тем молебен в церкви окончился, молодые отправились в дом генерала, где был приготовлен свадебный обед.
Суворов, по выходе из церкви, осмотрел с бруствера расположение турок и, приказав дать ему знать, когда неприятель начнет наступать, сам отправился на обед, к которому собралось около 20 офицеров.
Войска были наготове и расположены в три линии. Первой командовал старый сослуживец Суворова в первую турецкую войну, герой, генерал Рок.
После полудня турки на глазах у русских сделали омовение и начали приближаться к крепости. Им не мешали, только дали знать об этом Суворову. Генерал поспешил на главный бастион, за ним последовали и свадебные гости.
— Умоляю тебя, Линочка, оставайся здесь и молись за нас, — просил Решетов, обнимая молодую жену.
Она не отвечала, молча прижалась к мужу, осеняя его крестным знамением и покрывая лицо поцелуями.
Глаза ее были сухи, в них светилась твердая решимость.
Было уже около трех часов пополудни, когда турки менее чем на версту подошли к крепости, а передовые части под прикрытием берега шагов на 200 приблизились к стенам, тогда Суворов дал знак.
Раздался залп всех орудий. Первая линия быстро двинулась из крепости. Два полка казаков и два эскадрона регулярной кавалерии, стоявшие на другой стороне Кинбурна, обогнули крепость со стороны Черного моря и бросились в атаку на турецкий авангард. В одно мгновение весь авангард был уничтожен, а пехота тем временем гнала турок к ложементам.
Несмотря на губительный огонь 600 орудий неприятельской флотилии, Рок успел уже взять 10 ложементов.
Далее коса суживалась, двигаться было трудно. Турецкий паша, чтобы поднять в своих войсках храбрость, приказал высадившим их судам уйти далеко от берега. Туркам оставалось либо сражаться, либо гибнуть в море, и они в исступлении отчаяния бросились на русских. Сновавшие в турецких рядах с Коранами в руках дервиши подогревали фанатизм, и упорство турок достигло крайнего напряжения.
Генерал Рок, тяжело раненный, был вынесен с поля боя, в войсках произошло замешательство, и они начали отступать, теснимые несравненно сильнейшим противником.
Тщетно старался Суворов ободрить солдат. Лошадь под ним была убита, никто не видел маленького спешенного генерала, а голос его заглушался выстрелами.
Он приходил уже в отчаяние, когда увидел двух человек, держащих в поводу лошадь. Не заметив, что это были турки, он крикнул им:
— Подать коня!
Турки, заметив генерала, бросились на него, но мушкетер Новиков, услышав голос Суворова, крикнул:
— Братцы, генерал остался впереди!
Стремительно ринулся он на выручку, выстрелом свалил одного турка и заколол другого.
Слова «генерал остался впереди», подобно электрическому току, пронеслись по батальонам, солдаты повернули назад и с яростью бросились на неприятеля.
Закипел ожесточенный рукопашный бой, турки устилали трупами землю, и ложементы один за другим стали снова наполняться русскими ротами…
Но успех был непродолжителен. Патроны все израсходованы, батальоны редеют, а турки встречают их перекрестным огнем, турецкие корабли засыпают их бомбами и картечью…
Неприятель, заметив недостаток патронов, набрасывается с удвоенною яростью.
— Филипп Иванович, скачи в крепость, скачи в вагенбург, пусть присылают все, что только можно, — отдает Суворов приказание Решетову.
Но едва адъютант скрылся из виду, как под генералом рухнул конь. Суворов быстро вскочил на ноги, но, пораженный в левый бок картечью, снова падает со стоном на землю…
Нет начальника, нет руководителя, большинство офицеров ранено, и… батальоны в беспорядке, поспешно отступают.
— Боже, пошли мне смерть, чтобы не видеть такого позора!
Но солдаты не видят его, не слышат его слов и торопятся под защиту крепости…
Вдруг, среди сумятицы боя, раздается женский голос:
— Остановитесь! Забыли вы Бога и присягу… Забыли вы, где Суворов, там и победа!
Молодая жена Решетова не в состоянии была выносить мучительной неизвестности. Страшила ее не турецкая канонада, а участь мужа. Она пробовала молиться, но мысли у нее путались, молитва была бессвязна…
Солнце начинало уже садиться, как до ее слуха все громче и громче начали доноситься крики «алла, алла»!..
— Боже мой, — вскричала молодая женщина, — они разбиты, турки наступают.
Опрометью бросилась она во двор, вскочила на стоявшего на привязи казачьего коня и помчалась по направлению выстрелов и криков «алла»!.. Здесь она увидела картину беспорядочного отступления войск и своим криком отчаяния остановила солдат. Имя Суворова придало им новые силы, и они, устыдясь своей минутной слабости, повернули назад.
— Братцы, — кричал товарищам старый мушкетер, — нам ли, старым солдатам, бежать от турок, когда нынче и бабы их не боятся… Срамота, и только! И впрямь Бога забыли.
