Михаил Ишков - Сен-Жермен
Познакомившись с сопроводительной запиской, приложенной к запечатанному четырьмя герцогскими печатями, с пламенеющей звездой на лицевой стороне пакету, Сен-Жермен усмехнулся и оставил чтение этого наконец-то истребованного свидетельства на потом. На вечер… Он испытывал откровенное недоверие к этому документу, который, по мнению большинства братьев, объясняет все и вся и вносит необходимую «историческую» струю в миф о великом строителе иерусалиского храма по имени Хирам или Адонирам.
Сен-Жермен такого не знал. Представьте, дорогие братья, ни разу не свиделся с древним зодчим на путях-перепутьях былого. Кого только не довелось повидать — рабов, пораженных паршой, святых, потрясателя вселенной, хромого Тимура — но о Хираме даже не слыхивал. Говорят, что в Библии упоминается это имя. Он не нашел. Бог с ним, с Хирамом!.. Он готов смириться и возвеличить его, лишь бы этот, якобы извлеченный из глубины веков манускрипт, указывал братьям верное направлении, помог соединить их и возвеличить мечту Джованни Гасто, мессира Фраскони, полковника Макферсона и других отцов-основателей. Возможно, с помощью этого древнего свидетельства можно будет окончательно свести братьев в единую — истинную! — Ложу?
Он верил и не верил, потому, наверное, и томился, весь день не подходил к письменному столу. Прогулялся в буковой роще, до обеда удил рыбу на горной речушке — хотел порадовать Карла. Только к вечеру, когда в доме начал оседать свет, он поднялся на второй этаж, в кабинет. Здесь устроился лицом к окну, выходящему на узкий балкон или галерею, по периметру обегающему все строение. На галерее уже был отчетливо различим густеющий полумрак, скрадывающий трещины в деревянных столбах-стойках, поддерживающих черепичную крышу, щели между досками в ограждении балкона, крашеные перила. На фоне этой сумеречной прослойки горы в окне сияли ярко и весело. Мелкие зубчики хребта, скальной стеной встававшего над долиной, удивительно преломляли солнечный свет…
Уже который год граф жил в своем имении Сен-Жермен, расположенном неподалеку от Барцельса, что в Лихтенштейнском княжестве. Сразу после смерти Шамсоллы, отправился путешествовать — побывал в Северо-Американских Соединенных штатах, затем навестил друзей в Индии. Вернувшись в Европу неожиданно обнаружил, что о нем забыли. Память о знаменитом наставнике жила, однако его самого все считали давно умершим. Он не стал разочаровывать публику, воспользовался давним приглашением князя, у которого когда-то приобрел это поместье и поселился здесь, в глухом углу. Жирным куском этот небольшой участок, включавший буковую рощу, альпийский лужок и выше, по склону горы, заросли кустарника, назвать было трудно. Имение скорее походило на деревенскую ферму. Дом двухэтажный — нижняя половина сложена из камня, вторая представляет из себя бревенчатый сруб, огражденный со всех сторон балконом, так что вид на хребет Ретикон, открывавшийся из окна, обладал всеми свойствами живописного полотна. У него в кабинете висели ещё две картины — «Святое семейство», расположенное слева от стола, и справа автопортрет, по которому он сверял время.
Граф Сен-Жермен вздохнул, покрепче укутался в подбитый мехом плащ, глянул на портрет. На дворе весна 1837-ого, а на полотне все тот же цветущий сорокалетний мужчина, каким он был в шестидесятых годах прошлого восемнадцатого — века. Ну разве что постарел лет на десять!..
Вот только глаза ослабли. Граф зажег свечи, осмотрелся… Теперь хорошо. В окне скоро начнут собираться звезды, в комнате сгустится уютный мрак, оживут картины. Его улыбающаяся физиономия на портрете поскучнеет, насупится, начнет морщить лоб. Святое семейство займется обсуждением поступивших за день молитв, страстных призывов оказать милость, потом примется жалеть хулящих, прощать грешников и наконец займется ниспосланием снов страждущим… Теперь можно приступить к чтению легенды о некоем Хираме,[116] с которым ему так и не удалось познакомиться на дорогах истории.
«За десять веков до Рождества Христова жил в Израильской земле многомудрый царь Соломон. Решился он соорудить великий храм в честь Бога единого. Собрал зодчих, резчиков, каменотесов, мастеров всяких и отдал их под начало Адонираму или по-другому Хираму Абифу, знаменитому строителю из Тира финикийского, чьи постройки всегда отличались соразмерностью частей и красотой и великолепием целого.
Хирам возвел чудное здание — храм Соломона. При нем было множество прекрасных пристроек, радующих глаз убранством покоев. Среди всех чудес особенно был славен золотой трон царя Израиля. Весть о замечательном мастере Хираме разнеслась далеко по белу свету, достигла она и пределов земли, где правила Балкис, царица Савская. Надумала она посетить Иерусалим и полюбоваться на чудеса мудрого Соломона.
Царь встретил Балкис сидящим на престоле из позолоченного кедрового дерева и сам походил на золотую статую с руками из слоновой кости. Почетную гостью ждали разные пышные приготовления, затем царь повел её смотреть свой дворец, потом храм, где многие великолепные работы привели царицу в восторг. Соломон пленился её красотой и предложил ей свою руку. Царица радовалась, что смогла победить это гордое сердце.
На другой день посетив чудесный храм, пожелала царица Савская увидеть строителя, кому под силу было создать такую красоту. Соломон, возревновав, как можно долее откладывал представление Хирама, но пришел час, когда он был вынужден исполнить просьбу Балкис. Таинственный искусник был приведен и, оказавшись, перед царицей, он бросил на неё взгляд, пронзивший сердце. Овладев собой, Балкис расспросила, как был построен сей великолепный храм. Услышав ответ, царица принялась защищать зодчего против недоброжелательства и ревности Соломона. Она пожелала увидеть всех тех, кто приложил руки в возведению Божьего града. Соломон пытался отговориться бесчисленным множеством их и невозможностью собрать так скоро и в одном месте. Хирам, ни слова не говоря, поднялся на камень, чтобы его лучше было видно, и описал правой рукой символическое Т, и немедленно со всех сторон работники поспешили собраться к нему. Этому царица очень удивилась и раскаивалась в поспешном обещании, данном царю, потому что чувствовала себя влюбленной в могущественного строителя. Соломон предвидел это и отчаянно принялся уничтожать привязанность между Хирамом и царицей Савской. Вскоре замыслил царь унизить и погубить славного строителя. Выбрал он трех подмастерьев, таивших злобу к Хираму, потому что за их ленность и недостаток познаний зодчий отказался вывести их в степень мастеров. Это были каменщик из Сирии Фанор, Амру, плотник-финикиец и Мафусаил, еврей-рудокоп. Замыслили они сгубить мастера посредством медного моря. Молодой работник Бенон проник в их заговор и доложил обо всем царю Соломону, думая, что этого было достаточно.
Скоро пришел удобный час. Множество народа собралось, чтобы наблюдать за удивительной отливкой, которую готовил Хирам. Наконец металл расплавился. Пробил гонг, распахнулись двери огненной печи и потоки жидкого огня вылились в уготовленную ему форму. Там медное море должно было навечно принять свой вид. Но, заполнив уготовленное ему место, жидкий огонь не угомонился, а потек сверх края, затопляя и сжигая все вокруг. Толпа отхлынула, люди бросили спасаться от приближающегося пылающего потока. Хирам, спокойный, как божество, старался остановить его громадными столбами воды, но напрасно. Огонь и вода смешались — сражение было ужасное; густыми парами поднималась вода и падала огненными каплями, распространяя ужас и смерть. Дрогнул Хирам, нуждался он в сочувствии верного сердца, но юный Бенон погиб, когда увидел, что Соломон ничего не сделал, чтобы предупредить приход беды.
Хирам обратился в столб, он с места сойти не мог, не обращал внимания, что огненное море может целиком поглотить его. Он вспоминал слова царицы Савской, которая пришла восхищаться им, поздравить его с великим торжеством и которая не увидела ничего, кроме смертного бедствия. Вдруг он услыхал ясный голос, окликнувший его сверху: «Хирам! Хирам! Хирам!». Строитель поднял голову и увидел исполинскую человеческую фигуру. Голос между тем продолжал звучать: «Иди, мой сын, ничего не бойся — я сделал тебя несгораемым. Смело бросайся в пламя!».
Хирам послушал и бросился в огонь, и там, где другие нашли смерть, он вкусил невыразимое блаженство. Ведомый непререкаемой силой, он спросил того, кто увлекал его в бездну.
— Куда ты ведешь меня?
— К центру Земли, в царство великого Каина, где обитает душа мира. Здесь царствует свобода. Там прекращается завистливая тирания Адонаи. Там ты можешь, презирая его гнев, вкусить от древа познания. Там жилище твоих отцов.
— Кто же я и кто ты?
— Я отец твоих отцов, я сын Ламеха. Я — Тубалкаин. Род наш произошел от одного из первобытных духов Элоимов. Он женился на Еве и мел сына Каина. Между тем Иегова, или Адонаи, ещё один Элоим, создал Адама и тоже соединил его с Евой. От него произошло семейство Авеля, которому были подчинены сыновья Каина в наказание за грех Евы. Каин трудолюбиво возделывал землю, однако получал мало прибыли от трудов своих, в то время как Авель без больших забот пас принадлежащие ему стада. Каин убил Авеля, за что весь род мастеровых и искусных работников был низвергнут в недра земли. С той поры они лишь изредка поднимались к небу, чтобы научить людей всем известным искусствам. Я, Тубалкаин, тоже решился выйти к свету, где мною прельстилась жена Хама, второго сына прародителя Ноя. В моем потомстве Нимврод, основатель Вавилона. Тебе же Господь уготовил другую судьбу — быть предводителем рати свободных людей, соединившей сынов подземного огня с детьми свободной мысли, совершенства, истины.
