Конн Иггульден - Троица
Последний из поединщиков, поднырнув, ухитрился схватить юного графа за ногу. Но при этом оказался поднят и швырнут с железным стуком оземь, где и остался лежать на спине, по-жучиному шевеля руками и ногами. Толпа солдат взорвалась приветственными криками; не удержался от улыбки и Уорик при виде того, как Марч подковылял и брякнулся на траву. Он дышал взахлеб, а жар от него струился волнами, как от печки. Сэр Роберт и Джеймсон поднялись со своих мест в круге факелов и подошли к своему молодому подопечному, который выставил три поднятых пальца: три свежих баклаги эля, подкрепить силы.
Боролся сын Йорка в шлеме, и теперь из-за забрала пробубнил, что тот за что-то зацепился. Поднатужившись, он стал яростно крутить его из стороны в сторону, пока металл не скрипнул и что-то не лопнуло, вызволив разгоряченное лицо с потной гривой всклокоченных волос.
– Бог ты мой, я уж думал: не слезет! Надо будет показать его оружейнику, а то ведь не надену. Ну как, Ричард, ты видел? А вы, капитан Троллоп? О, сэр Роберт, присаживайтесь рядом. Вы видели последнюю схватку? Я бы мог запросто перебросить его через амбар. Хотя за ногу он меня ухватил крепко. Правда, меня еще надо суметь поднять.
При дыхании от Йорка-младшего крепко, со сладчинкой пахло элем. Уорик подал ему в защищенные латами руки полную баклагу и смешливо пронаблюдал, как Эдуард опорожнил ее до дна, слизнув затем с губ пену. При своей последней вспышке роста он обзавелся мускулатурой, при виде которой даже бывалые воины предпочитали опускать взоры. В сочетании с молодостью это могло превратить юношу в подлинного монстра, если бы не его врожденное добродушие. Троллоп не раз сравнивал Эдуарда с мастифами – здоровенными псами, около века назад завезенными в Кале для расплода породы. Несмотря на размер и силу, в этих созданиях начисто отсутствовала злобность – быть может, потому, что не было никакой другой собаки, которая б могла их испугать.
И пока Уорик тяжело размышлял над письмами отца, призывающего домой к себе на помощь, старший сын Йорка воспринимал все это как увлекательное приключение, по итогам которого его ждет долгожданная встреча с родителями, по которым он успел соскучиться. В эту секунду Йорк-младший рыгнул так, что Уорик от неожиданности моргнул и попутно подумал: не напомнить ли молодому человеку, что манеры гарнизонного служаки не вполне уместны в придворных кругах. А впрочем, в свои тридцать он Эдуарду не отец, да и вообще не произвел на свет младенца мужского пола, как бы того ни хотел. Под присмотром жены у него росли две дочери. А при виде эдакого коняги оставалось лишь вздыхать. Хотя печалиться, в сущности, не о чем. Еще есть время родить и выпестовать целый выводок ребят, а Эдуард ему скорее как младший брат, что во всех своих поступках оглядывается на старшего, стремясь заручиться его одобрением.
Уорик с капитаном Троллопом потрясенно переглянулись: вслед за первой баклагой юный граф опрокинул в себя еще две, расплескав пенный напиток по груди и подбородку.
– Учти, Эдуард, нам завтра спозаранку в поход, – напомнил Уорик с изрядной, впрочем, долей припуска. – Смотри, как бы тебя не прижало в пути, при таком-то количестве эля внутри.
– Просто жажда разыгралась, только и всего, – беспечно откликнулся юноша, знаком призывая поднести ему четвертую баклагу. – Швыряние железных болванов сушит горло, как ничто иное.
Уорик, сдаваясь, хохотнул. По опыту он уже знал, что назавтра парень будет стенать и капризно дознаваться, почему его никто не остановил, хотя правда была в одном: остановить Эдуарда в том, что он уже решил, было нелегко. При всем своем добродушии Йорк-младший имел норов, смирять который умел только он сам. Люди ощущали это и потому старались держаться от него подальше – так, на всякий случай. И так же как мастифа, его лучше было не дразнить – как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.
Что удивительно, свою четвертую баклагу Эдуард вылил на траву, а поднесшего ее слугу услал взмахом руки.
– Хорошо. Хватит так хватит. В голове уже плывет, а быть завтра позорным увальнем, который всем докучает, я не желаю. Сколько нам еще дней до Ладлоу, где я увижусь с моим отцом?
– От восьми до десяти, в зависимости от состояния дорог, – ответил Уорик. – Если погода сносная, то по ним и шагать легче – можно проходить до двадцати миль в день, а если срезать к западу от Лондона, то и больше.
– Значит, восемь, – решил для себя юноша, прикрывая глаза, хмель уже начал кружить ему голову. – Моему отцу нужны эти люди, и я буду держаться с ними. Темп задаю я. А вам останется лишь за мной поспевать.
Эти слова Уорик воспринял вполне серьезно, опять же зная, что от сказанного Эдуард не отступается.
Хронисты из Кале пояснили, что значит лишение прав состояния. Оказывается, угроза дому Йорка распространялась не только на отца, но и на его сына, юного графа Марча. Помимо конфискации угодий и доходов, уже принадлежащих Эдуарду, у него мог быть отнят также наследный титул герцога Йоркского, который причитался ему в будущем.
Разминая затекшие от сидения ноги, зашевелился капитан Троллоп. В свои пятьдесят он, по сравнению с Уориком и сыном Йорка, ощущал себя старым замшелым валуном. А этим двоим удальцам, что возвратили его домой в Англию, он был несказанно благодарен.
– Молю Бога, милорды, чтобы эту самую конфискацию можно было сжечь или порвать, не прибегая к оружию. О Сент-Олбансе мы слышали даже во Франции: как Йорк спас короля от его пауков-советников, вырвав его у них из тенет и доставив в аббатство. Благородно, в высшей степени благородно. Отец короля проникся бы к спасителю своего сына любовью, в этом я не сомневаюсь.
– Ты знал короля Гарри? – удивленно поднял брови Уорик.
Капитан покачал головой:
– Да куда мне. Я был еще мальчишкой, когда он умер. А если б знал, то гордился. Нам редко везло на такого короля, каким был старина Хал[10]. Он ведь завоевал для нас Францию.
– Он да. А такие, как Сомерсет и Саффолк, ее с таким же успехом продули, – ухмыльнулся Уорик. – Правда в том, что я тебе уже сказал. Король Генрих всего лишь мальчик, пускай и в обличье мужчины. Он окружен свитой придворных и лордов, что действуют от его имени, каждый сам себе король. Мой отец Солсбери увидел эту правду, когда разбил Перси с Сомерсетом. Но вот они снова поднялись с гребнями и шпорами, которые им навострила королева-француженка.
Капитан Троллоп вместо ответа помрачнел и отвернулся. В обычные времена имя королевы Маргарет ставилось выше всякой вины и порицания, в отличие от грязных шашней лордов и придворных прихлебателей. Даже намек в ее адрес заставил капитана нервно заерзать. Но прежде чем Уорик успел пригладить его взъерошенные чувства, заговорил Эдуард. После выпитого голос его был излишне громок, хотя глаза при этом закрыты:
– Если кого и лишать наследия, так это Перси, Эгремонта и Сомерсета. Наши отцы отсекли змеям головы, но их, видите ли, заменили сыновья. Те имена лучше вообще вымарать из Свитков, чтобы они уже никогда не поднялись. Я, как дело дойдет, такой промашки не допущу. – Он разлепил веки и обвел всех покрасневшими глазами. – Мой отец спас короля; если надо, то спасет еще раз. Но он, увы, проявил милость к домам, которые надо было, наоборот, ославить и разорить. Я б так и поступил, будь на то моя воля.
Последовало короткое затишье. Уорик сидел поджав губы, раздраженный юношеской спесью Эдуарда. Молчание, как ни странно, нарушил Троллоп:
– Англичане из Кале будут стоять с вами, милорды. Мы давали клятву верности. Разумеется, не против короля, что было бы безусловной изменой и клятвопреступлением, но против тех, кто корыстно использует его имя.
На лице пожилого служаки читалось беспокойство; все эти разговоры о знатных домах и высокой политике его явно смущали. Куда как проще видеть перед собой четко обозначенного врага и сплеча его крушить.
– Король Генрих сражаться не выйдет, – уверенно сказал Уорик. – Он словно ребенок или монах, спит от рассвета до заката или молится день-деньской. Так что пока он дремлет в Кенилворте, за свою верность присяге можешь не опасаться. Нам лишь надо, как ты говоришь, повстречать и разгромить тех, кто правит от его имени. Дело это непростое, кровавое, но когда мы его сделаем, победа будет за нами.
– Мы уничтожим их всех, – зевая, добавил с земли Эдуард. – И Йорки восторжествуют. Вот тогда я и вспомню, кто мне друг. А кто враг.
Гонец добрался до Кенилуорта посреди ночи, перебудив весь замок и подняв с постели королеву. В зал аудиенций к юному герольду она вышла как была – в просторном легком платье, с перехваченными лентой волосами и розовым спросонья лицом.
– Ваше высочество, – доложил юноша, – у меня сообщение от барона Одли. В качестве пароля мне было велено назвать вам слово: «Возмездие».
