Жюльетта Бенцони - Тайны Елисейского дворца
Де Нарбонн появился на следующее утро и громко потребовал «свой шоколад, без сомнения, лучший в Европе!». Шоколад пила и хозяйка, так что его принесли буквально через минуту, и де Нарбонн, выпив большой глоток кипящего напитка и согревая руки чашкой, пытливо взглянул на Лауру:
– Теперь вы, надеюсь, спокойны? Ваш Александр и вы благополучно покончили с полыхающей Испанией.
Лаура пригвоздила его к месту гневным взглядом.
– Вы считаете, что Россия лучше? Расскажите-ка мне, что там понадобилось «Коту в сапогах», раз вы теперь его доверенное лицо? Что он забыл на этом краю земли? Как я знаю, сапоги у него не семимильные! Да для России нужны не семи-, а двадцатимильные сапоги!
– Император собирает армию в пятьсот тысяч человек и берет с собой две тысячи пушек. Такой армии хватит на победу.
– Если соберет. Говорят, что охотников делить с императором его приключения находится все меньше. Говорят, что молодых набирают в армию жестоким принуждением. И все ради чего, вы можете мне сказать?
– Ради того, чтобы покончить с Англией!
– Пройдя через Москву? А он, случайно, не забыл географию?
– Это не только его мнение. Многие считают, что, объединив под скипетром короля всю Европу, Англия окажется в изоляции и неминуемо запросит пощады.
– И вы поддерживаете его в этом заблуждении?
– Я бы не сказал. Я постарался обратить его внимание на некоего Уэлсли, которого, по-моему, нужно опасаться, но император ответил, что это генерал такой же, как все прочие, разве чуть более удачливый.
– Не очень-то дальновидно.
– Согласен, но не скрою, что, когда я слушаю императора, я всегда разделяю его мнение, так велик в нем дар убеждения. И если разбирать все по пунктам, император должен всех поставить на место: царь Александр не соблюдал договоренностей, достигнутых в Тильзите и Эрфурте. Австрия никак не переварит своих поражений, вынудивших ее отдать несчастную принцессу…
Лаура вскочила с кресла и принялась расхаживать взад и вперед по комнате, теребя прелестный батистовый платочек, обшитый кружевами, который явно не заслуживал такой участи.
– Ну, так поговорим об этом подарочке! Лучше бы «Кот в сапогах» сломал себе ногу в тот день, чем женился на этой бедной принцессе. А еще лучше обе! Может, в постели лучше ее нет, но в повседневной жизни она эгоистичная, высокомерная злюка, которая только и знает, что шепчется за спиной мужа с вдовой Ланна. Если герой Ланн смотрит на свою жену с небес, то он сильно огорчен ее интригами с австрийской гусыней. К тому же она весьма дорого обходится империи, покупая себе неимоверные драгоценности. Она закатывает глаза, говоря о сыне, но занимается им, только взяв на руки, когда позирует художнику.
– Вы знаете, что император назначает ее регентшей на время своего отсутствия? Он купил для нее необыкновенной величины жемчужину с фантастическим блеском и приказал вставить в шапочку, унизанную бриллиантами, которую назвал «регентша».
Лауру охватил гнев, она остановилась, опрокинула кресло и разрыдалась. Она плакала, плакала и никак не могла остановиться. Плакала, как дети, с всхлипами, закатываясь, задыхаясь. Казалось, сейчас она лишится сознания, и де Нарбонн подошел к ней, желая как-то помочь, но она отстранила его помощь, с трудом выговорив:
– Простите меня… за мои слезы… Сейчас… все пройдет… Никогда… еще… я не чувствовала… такой… безнадежности…
Дверь распахнулась, и появился Жюно, слепя блеском расшитого золотом мундира и наградами. Он и сам сиял и на слезы жены не обратил ни малейшего внимания. Вошел и застыл перед зеркалом, оглядывая себя.
– Что вы такого сделали, де Нарбонн, что Лаура вдруг разревелась? А по-моему, жизнь так прекрасна! Вы только представьте себе, что великий император и я вместе с ним отправляемся, чтобы снова пережить Аустерлиц! И на этот раз, я клянусь, я привезу жезл маршала из похода! Он мне почти что обещан.
– Ах вот как? Даже обещан!
– Так что никаких печалей у нас в доме! Радость, радость и радость! Думай о славе, которая ждет нас, и о Париже, который станет центром мира!
Жюно, по сути, говорил сам с собой. Осматривая себя в зеркале, он принимал различные позы и внезапно, так же быстро, как вошел, пожал руку де Нарбонну, поцеловал жену в лоб и вышел, напевая «Отечество наше страдает…», фальшивя точь-в-точь, как Наполеон, когда ему приходила охота петь.
Жюно вышел. В гостиной царило молчание. Наконец де Нарбонн его нарушил:
– О чем вы думаете, Лаура?
– Наверное, о том же, что и вы: наш бедный Жюно снова во власти иллюзий. Принц Евгений замечательный полководец, но он не император, и я совсем не уверена, что даже с ним Жюно будет видеться часто.
– Мне кажется, генерал так счастлив от того, что Испания исчезла с его горизонта и он снова готов завоевать весь мир. Вы же слышали? Он сказал «наш великий император, и я вместе с ним». Словно никого больше нет на свете. Словно они вдвоем отправляются охотиться на зайцев и собирать грибы. Ему даже в голову не приходит подумать, что речь идет о России! А как у него сейчас со здоровьем?
– Неплохо, кажется. Вы сами его видели: он излучает восторг всеми порами. Конечно, он по-прежнему мучается головными болями, но они быстро проходят. Думаю, к нему вернулось крепкое здоровье былых времен. А вы, мой друг? Думаю, что и вам придется последовать за императором, раз вы сделались столь важны для него?
– Это упрек? – осведомился де Нарбонн, беря Лауру за руку.
– Вы прекрасно знаете, что нет. Поскольку случай особый, я смею надеяться, что вы…
– Приглядите за нашим героем хотя бы издалека, а главное, постараетесь, чтобы император не забывал о нем? Так? Вам нет необходимости просить меня об этом. Я буду писать вам по возможности часто. А вы постарайтесь не портить себе кровь. Россия велика, но это не край света, и дорога для нас будет не длиннее, чем для русских, когда они оказали нам честь и пришли, чтобы мы их побили в Пруссии и Австрии. Я еще приеду, чтобы попрощаться с вами.
Де Нарбонн уехал, и Лаура, не желая оставаться дома наедине со своими мыслями, оделась для выхода, приказала подать карету и распорядилась везти ее в особняк Бриенн, резиденцию Мадам Матери. Нельзя сказать, что она ожидала от своего визита чего-то умиротворяющего, но пожилая дама обладала даром, который порой был схож с даром ясновидения, и в ее словах порой словно бы мерцала какая-то иная реальность.
Вернувшись из Испании, Лаура приехала к ней показать маленького Родриго и получила поздравления. Еще ей было сказано, что она сохраняет свое звание фрейлины, но избавлена от обязанностей, и ей будут рады всегда, когда она пожелает приехать.
Госпожа Летиция сидела одна в гостиной, выходящей в сад. Она любила ее больше других, потому что в ней не могло поместиться много народа. Госпожа Летиция не любила многолюдных сборищ. Всегда в сером, белом или черном, очень редко в лиловом, – она по корсиканскому обычаю, став вдовой, не снимала траур.
В этот вечер она была в черном бархатном платье-плаще поверх белой шелковой туники. Волосы с редкими серебряными нитями были уложены в красивую прическу, легкий белый шарф, покрывавший голову, подхватывала диадема с великолепной античной камеей, окруженной аметистами.
– Что случилось, Лаура? Почему ты так рано? Ты же знаешь, что у тебя сейчас нет никаких обязанностей передо мной. Я бы сказала, что ты на каникулах…
Молодая женщина, сделав положенный реверанс, встала на коленки возле кресла, в котором сидела старая дама, читая молитвенник. Теперь она закрыла его и отложила в сторону.
– Вы знаете меня наизусть, как этот молитвенник, – вздохнула Лаура. – Сегодня утром я поняла, что непременно должна вас навестить, потому что растерялась. Жюно сообщил мне о своем отъезде. Он едет к принцу Евгению, служить под его началом. Мне показалось, что его величество император задумал воевать с Россией…
– И ты решила, что я могу его отговорить?
– Влияние вашего высочества…
– Малая толика, какая у меня еще остается, превращается в прах, если мой сын что-то задумывает всерьез. Сейчас, к несчастью, он хочет именно этого. И нельзя сказать, что вокруг него нет разумных людей, которые хотели бы разубедить его. Мне говорили, что Коленкур не раз рассказывал ему о суровости русской зимы.
– Мой муж уверен, что они вернутся до морозов.
– Вряд ли. Были и более серьезные предупреждения. Бертье с присущей ему прямотой сказал, что Великая армия совсем не та, что была. И это правда. Верный Дюрок изложил все трудности со снабжением армии, когда речь идет о столь долгой дороге. Не помню, уж кто сказал ему о Турции… Однако, быть может…
Госпожа Летиция замолчала, пораженная мыслью, пришедшей ей в голову. И Лаура, как ни была заинтересована узнать ее, не смела ни о чем спросить и только надеялась, что госпожа Летиция продолжит думать вслух. И она продолжила:
– Быть может, Россия только предлог, а на деле он хочет всецело завладеть Польшей, которая наверняка, по его мнению, должна принадлежать мальчику, которого подарила ему Валевская.
