На скалах и долинах Дагестана. Герои и фанатики - Фёдор Фёдорович Тютчев
Очутившись позади всех, Колосов через минуту увидел гигантскую фигуру Гаджи-Мехти, высоко поднятую на воздух. Вися на штыках, фанатик все еще продолжал отбиваться, нанося своим врагам удары слабеющей рукой. Остальные мюриды проявили не меньшее мужество. Бросив на землю разряженные ружья, с кинжалами и шашками наголо, с беззаветной отвагой бросились они навстречу штыкам. Одни за другим падая на землю под ударами втрое многочисленного врага, они в предсмертной агонии, извиваясь под ногами победителей, старались нанести им предательские удары. Мюриды хватали солдат за ноги, опрокидывали их и раньше, чем те успевали подняться, наносили им удары кинжалами. Несколько минут кипела свалка. Наконец, последний мюрид был пригвожден к земле, и сразу наступила тишина. На всем пространстве утеса, служившего подножием Сурхаевой башни и еще недавно кишевшего врагами, не осталось ни одного живого неприятеля. Кругом лежали, в одиночку и кучками, распростертые трупы. Среди них, опустившись на камни, сидя и лежа, тяжело дыша, обтирая с лиц окровавленными руками обильный пот, отдыхали победители, а с вышины бесконечно далекого неба, ярко сверкая в его бездонной синеве, трепетно мигали бесчисленные мириады звезд, словно очи огромного множества беспристрастных свидетелей людской злобы и безумия.
XXI
С падением Сурхаевой башни Шамиль по временам стал сильно сомневаться в возможности отсидеться от русских, но тем не менее он не падал духом. Его железная энергия и самоуверенность передавались окружающим. Изредка появляясь перед толпою верующих, он своими вдохновенными речами умел по-прежнему распалять их фанатизм.
— Слуги пророка, — говорил он, появляясь перед толпами мюридов, — возвеселите сердца ваши, Аллах смилостивился над нами и скоро даст нам окончательную победу над гяурами. Огромные полчища правоверных спешат к нам на помощь. Храбрый Ахвер-ды-Магома уже достиг Ихали и поджидает только прибытия Галбац-бека из Анди, чтобы ударить в тыл русским. Потерпите еще несколько дней, и вы насладитесь плодами трудов ваших!
Ободренные этими обещаниями, горцы с изумительной твердостью духа выдерживали все тяжелые лишения, выпавшие на их долю. Заключенные на раскаленном утесе, скученные в душных подземельях и пещерах, куда мало-помалу, спасаясь от русских снарядов, перебрались все защитники Ахульго вместе с семействами, терпя недостаток в пище, они тем не менее горели желанием боя и смело ждали приступа, готовя гяурам кровавую встречу.
Самым тяжелым лишением для осажденных было почти полное отсутствие топлива, не дозволявшее варить горячую пищу. Получаемую из соседних аулов пшеницу женщины растирали на ручных мельницах-жерновах и, замесив из нее тесто, высушивали на раскаленных полуденным солнцем камнях. Скота давно уже не было из-за отсутствия пастбищ, только у Шамиля и у некоторых из его наибов да богатых мюридов в подземных конюшнях стояло несколько полуголодных лошадей. К довершению всего, воздух был заражен гниющими трупами русских солдат, погибших на штурмах.
Фанатизм и обычаи не дозволяли мусульманам прикасаться к нечистым телам гяуров. В силу этого они оставляли их гнить и своим разложением отравлять воздух. Если, несмотря на все это, Шамилю удавалось поддерживать бодрость духа в защитниках Ахульго, то в этом ему немало содействовали женщины.
Дикие, неразвитые, крайне легковерные, падкие до новостей, как все восточные женщины, они выдумывали, распространяли и сами же себе внушали всевозможные нелепости о тех страданиях и бесчестии, которые ожидали их и их детей в плену у русских.
Под впечатлением этих страхов женщины, как старые, так и молодые, употребляли все свое влияние на своих мужей, отцов, взрослых сыновей и братьев, подстрекая их биться до последних сил.
— Мы будем подле вас, — говорили они им, — и если вам не удастся победить, мы вместе с детьми бросимся со скал в Ашильту, но не отдадимся на поругание гяурам!
Впоследствии многие из них сдержали свое слово и погибли геройской смертью.
После взятия и разрушения Сурхаевой башни русские занялись приготовлением к новому штурму, на этот раз самого Ахульго, который наконец и был назначен 16 июля.
Последствия показали всю преждевременность такого шага.
Если бы генерал Граббе, пылкий и горячий по природе, считавший позором для себя продолжительное стояние под стенами какого-то разбойничьего гнезда, привыкший брать аулы с налета, не предпринял грустного по своим для нас последствиям штурма 16 июля, окончившегося небывалой еще в горской войне потерей[38], Ахульго пал бы на много дней раньше. Для этого надо было только, не жертвуя напрасно людьми, употребить их на усиление блокирующих аул постов.
Самый ужасный момент боя 16 июля разыгрался в 6 часов вечера, когда большая часть наших войск после стремительной атаки, сбив передовые завалы, ворвалась на небольшую площадку, в виде перешейка соединявшую вершину Ахульго с остальной местностью. Впереди возвышался целый ряд сакль, наполненных защитниками, которые встретили войска убийственным огнем. Справа и слева с ближайших вершинок, из подземных сакль, пещер, искусственных насыпей сыпались пули, и весь этот адский огонь сосредоточился на небольшом пространстве, где тесно скучились до 600 человек. Несмотря на такой ад, русские с беззаветной храбростью бросились вперед, но скоро вынуждены были остановиться: перед ними, как разинутая пасть чудовища, разверзся широкий и глубокий ров. На противоположной стороне рва, едва подымаясь над землей, виднелся целый ряд различных укреплений, устроенных прямо в земле, соединенных подземными выходами с аулом. Без штурмовых лестниц, помогая друг другу, стремительно соскочили передовые солдаты в ров и с безумной храбростью полезли на противоположный скат, но тут всех их ожидала смерть. В одну минуту они были засыпаны пулями из бесчисленных скрытно расположенных бойниц и своими трупами устлали дно рва. Гибель передовых товарищей, однако, не удержала следовавших за ними, с беззаветной храбростью карабкавшихся на насыпь, где их постигла та же участь. Ров наполнился трупами, и ни одна живая душа не перешла через него. Все офицеры были частью убиты, частью ранены. Солдаты остались без всякого начальства, но тем не менее упорно не хотели отступить, помня, какой тяжелой ценой купили они сегодня впервые подступы к аулу. Если отдать их сегодня, — завтра придется снова, с потерей новых жертв, отнимать их у стойкого неприятеля. Сознавая это, храбрые ширванцы, потерявшие уже своего лихого командира, полковника барона Врангеля, с простреленной грудью слетевшего с кручи, как слепые бросались в предательский ров, надеясь своим нечеловеческим геройством преодолеть его твердыни, но все было тщетно…
Все принесенные жертвы оказались напрасными, и с наступлением ночи главная штурмующая колонна принуждена была отступить. На пути к ней присоединились две другие, роль которых, в сущности, была — отвлекать внимание неприятеля. В этих
