Весь Кен Фоллетт в одном томе - Кен Фоллетт
Катберт насмешливо посмотрел на него.
— Ремигиус? Направит на путь истинный?
Филип не совсем понимал, что имеет в виду старый келарь.
— Неужели Ремигиус собирается стать приором?
— На то похоже.
Филип опешил.
— Но он ничуть не лучше приора Джеймса! Неужели братья изберут его?
— Ну, они с подозрением относятся к чужакам и поэтому не станут голосовать за того, кого не знают. Отсюда следует, что приором должен стать один из нас. А Ремигиус — помощник приора, старший из здешних монахов.
— Но ведь нет такого правила, что мы должны выбирать самого старшего монаха, — возразил Филип. — Можно и кого-нибудь другого. Тебя, например.
— Меня уже спрашивали, — кивнул Катберт. — Я отказался.
— Но почему?
— Я старею, Филип. Мне уже не справиться ни с какой другой работой, кроме той, к которой я так привык, что могу выполнять ее почти автоматически. На большее я не способен. У меня просто не хватит сил, чтобы вернуть к жизни этот хиреющий монастырь. В конце концов, я был бы не лучше Ремигиуса.
Филип все еще не мог в это поверить.
— Тогда есть другие — ризничий, смотритель дома для приезжих, учитель…
— Учитель слишком стар и еще более немощен, чем я. Смотритель дома для приезжих лодырь и к тому же пьяница. А ризничий с надзирателем будут голосовать за Ремигиуса. Почему? Не знаю, но могу догадаться — в награду за поддержку Ремигиус обещал сделать первого помощником приора, а второго — ризничим.
Филип тяжело опустился на мешки с мукой.
— Ты хочешь сказать, что Ремигиус уже всех обработал и ничего нельзя сделать?
Катберт ответил не сразу. Он встал и прошел в другой конец кладовой, где в ряд стояли приготовленные им корыто, полное живых угрей, ведро с чистой водой и бочка, на треть заполненная рассолом.
— Помоги-ка мне, — прокряхтел он, вынимая нож. Катберт извлек из корыта извивающегося угря, стукнул его головой о каменный пол, выпотрошил и передал еще слегка подергивающуюся рыбу Филипу. — Вымой его в ведре и брось в бочку. Во время великого поста это поможет нам утолить голод.
Филип осторожно ополоснул полумертвого угря и бросил его в соленую воду.
Выпотрошив следующего, Катберт проговорил:
— Есть еще одна возможность: претендент, который мог бы стать настоящим приором-реформатором и чей сан, хотя и ниже помощника приора, равен ризничему или келарю.
Филип опустил угря в ведро.
— Кто же это?
— Ты.
— Я?! — От удивления Филип выронил угря на пол. Да, он действительно являлся приором обители, но никогда не считал себя равным ризничему и другим прежде всего потому, что они были гораздо старше его. — Но я слишком молод…
— Подумай об этом, — сказал Катберт. — Всю жизнь ты провел в монастырях. В двадцать один год ты был келарем. Ты уже четыре или пять лет приор небольшого монастыря, и ты преобразил его. Каждому ясно, что на тебе длань Божия.
Филип подобрал выскользнувшего угря и бросил его в бочку.
— Длань Божия на всех нас, — уклончиво произнес он. Предложение Катберта его несколько озадачило. Ему очень хотелось, чтобы в Кингсбридже был энергичный приор, но у него и в мыслях не было самому претендовать на эту роль. — По правде говоря, из меня получился бы лучший приор, чем из Ремигиуса, — добавил он задумчиво.
Катберт был доволен.
— Если ты в чем и виноват, так это только в том, что абсолютно невинен.
Филип таковым себя не считал.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты никогда не ищешь в людях низменных побуждений, как делает большинство из нас. Например, все в монастыре уже убеждены, что ты являешься претендентом и приехал сюда, чтобы домогаться их голосов.
— На каком основании они так считают? — возмущенно спросил Филип.
— А ты постарайся взглянуть на свое собственное поведение глазами людей, привыкших подозревать всех и вся. Ты прибыл в день смерти приора Джеймса, словно кто-то тайно известил тебя о ней.
— И как же, по их мнению, я все это подстроил?
— Они не знают, но они убеждены, что ты умнее их. — Катберт снова принялся потрошить угря. — И посмотри, что ты сегодня сделал. Едва приехав, ты распорядился вычистить конюшню. Затем навел порядок во время торжественной литургии, завел разговор о переводе молодого Уильяма Бови в свою обитель; когда всем известно, что перевод монахов из одного места в другое — это привилегия приора. Ты отнес брату Полю горячий камень, тем самым косвенно осудив Ремигиуса. И наконец, ты отдал на кухню божественный сыр, и все мы полакомились им после обеда, и, хотя никто не сказал, откуда он, каждый знает, что такой чудесный вкус может быть только у сыра из Святого-Иоанна-что-в-Лесу.
Филипа смутило, что его действия были столь превратно истолкованы.
— Все это мог сделать кто угодно.
— Кто угодно из старших монахов мог бы сделать что-нибудь одно, но ни один не сделал бы всего этого. Ты пришел и стал распоряжаться! По сути
