Евгений Маурин - Людовик и Елизавета
Манштейн был бледнее обыкновенного и казался чем-то встревоженным. Он с тревожной внимательностью посмотрел на лица вытянувшихся перед ним офицеров и некоторое время молчал, как бы колеблясь.
— Господа офицеры, — сказал он наконец, — его высокопревосходительство, каш обожаемый фельдмаршал сейчас прибудет сюда. Он ждет от вас послушания ему, как вашему начальнику, неизменно и ревностно заботившемуся о чести и славе армии и преданности законным русским государям, — Манштейн сильно подчеркнул последние три слова. — Выберите человек пятьдесят солдат, на которых можно всецело положиться, и выходите с ними во двор. Помните, что надо проявить быстроту, осторожность и тишину! Не спрашивайте ни о чем и повинуйтесь; вам выпал на долю счастливый случай заслужить отличия!
Ханыков и Мельников поспешно кинулись в караульную комнату; самая надежная полурота была выведена на двор и Манштейн выстроил там солдат во фронт.
Вскоре показалась высокая, полная фигура фельдмаршала. Поздоровавшись с полуротой, Миних обратился к ней с речью:
— Молодцы-преображенцы! Вы знаете, кто я, а я надеюсь, что знаю вас! Не один раз водил я вас к славе и победам, не один раз проливал вместе с вами кровь за благо родной России. Я — немец; нет, неправда!.. Я только был немцем, так как вся немецкая кровь вытекла у меня на полях сражений. Я — русский, и все мои мысли клонятся лишь ко благу и пользе России. Я — русский, повторяю я вам, и потому не могу больше терпеть то, что происходит! В бедности и под постоянными угрозами живет дочь нашего великого царя Петра, в чужих краях прозябает его внук, а дерзкий проходимец, вор, изменник и похититель власти топчет грязными ногами их священные права и упивается русской кровью… И мы будем терпеть это? Будем склонять шеи с покорностью рабочего скота? Нет, молодцы-преображенцы, переполнилась чаша терпения, и вы не дадите более регенту из конюхов тиранить нашу родину. Вы не допустите этого, я уверен в вас! Так скажите, готовы, ли вы идти туда, куда зовут вас долг и честь? Если нет, если я ошибся в вас, то я докажу вам, что я более русский, чем вы, так как я на ваших же глазах покончу с собой, чтобы не видать более творящихся безобразий. Но этого не может быть!.. Я не ошибся в вас! Так скажите же, готовы ли вы помочь мне обезопасить дерзкого вора и вернуть трон и корону законным государям?
Хотя двор перед караульными помещениями и находился в стороне, так что звуки оттуда с трудом могли дойти до внутренних покоев, но Миниху и Манштейну пришлось сейчас же испуганно сдержать восторг преображенцев, которые так и рвались покончить скорее с ненавистным герцогом, тем более что, как они поняли, дело шло о царевне Елизавете.[52]
— Кто из господ офицеров находится здесь? — спросил Манштейна фельдмаршал.
— Поручики Ханыков и Мельников, ваше высокопревосходительство! — ответил адъютант.
— А! Отлично! Поручик Ханыков! — скомандовал Миних. — Возьми двадцать человек и отправляйся к дому генерала Бирона.[53] Не предпринимайте ничего до прибытия адъютанта Манштейна, который примет над вами начальствование. А пока ваше дело будет только оцепить все выходы и не пропускать никого ни в дом, ни из дома! Ступайте, и да благословит вас Бог!
Ханыков поспешил исполнить приказание.
— Поручик. Мельников! — продолжал затем фельдмаршал. — Возьмите двадцать человек и помогите адъютанту Манштейну арестовать вора Бирона! Старайтесь справиться как можно быстрее и бесшумнее! С Богом, ребята! Помните — за русским Богом молитва, а за русским царем служба не пропадает!
Манштейн повел свой отряд наверх, в покои герцога. Люди шли крадучись, на цыпочках, придерживая оружие, чтобы не спугнуть преждевременно хищного ворога, залетевшего в орлиное гнездо.
Было жутко в этих больших, низких, темных залах. Казалось, что в углах дворца скорбно роятся оскорбленные тени русского прошлого. Но разве эти тени вступятся призрачным боем за дерзкого узурпатора? Так вперед же, вперед!..
И все дальше, все так же таинственно и бесшумно кралисв в ночной тьме солдаты. Только по временам слышался стук неосторожного каблука или звякало оружие… "Эй, тише вы!.. Вперед!.. Вперед!.."
А вот и дверь… Отряд остановился и замер. У всех взволнованно бились сердца… Неудача — смерть! Это чувствовал каждый.
"А удача — Наденька!" — радостно думал Мельников.
Манштейн подал наконец знак рукой, и Мельников с треском распахнул дверь, вводя в герцогскую спальни солдат.
От шума Бирон сразу проснулся и поднял голову.
— Как вы смели войти сюда! — крикнул он солдатам стараясь быть грозным, но всем своим видом выдавая охва тивший его ужас.
— Поручик Мельников! — скомандовал Манштейн, выходя из-за солдатских рядов. — Делайте свое дело и арестуйте изменника и вора!
— Это что еще такое? — крикнул Бирон, вскакивая с постели и озираясь в поисках оружия. — Эй, караульные, сюда! — завопил он пронзительным, говорящим о паническом ужасе голосом. — На помощь! Караульные!
— Молчи, немецкая дубина! — грубо крикнул ему Мельников, подходя к кровати. — Мы и есть караульные! Эй, Бирюков, заткни его светлости рот платком!
Солдат накинул на лицо регента платок.
— А-а-а! — завыл Бирон, отбиваясь. Несколько солдат навалилось на него.
Вдруг один из них, тот, который старался заткнуть рот герцогу, пронзительно вскрикнул и отскочил в сторону: Бирон больно укусил его за руку.
Это заставило нападавших на мгновение остановиться, никто не понимал, в чем дело.
С энергией утопающего герцог хотел использовать благоприятный момент. Одного из солдат он ударил кулаком по переносице, другого оттолкнул в сторону ударом в грудь, а сам кинулся к стоявшему в углу спальни столику, где лежали шпаги и пистоли.
Манштейн не на шутку перепугался. Если бы герцогу удалось овладеть оружием, исход предприятия мог бы стать сомнительным. Весь успех их замысла покоился на внезапности, неожиданности и быстроте. Шум, крики, звуки выстрелов могли привлечь дворцовую челядь. Кроме того, во дворце находилось еще около полутораста человек, ничего не знавших о происходящем; неизвестно было, на чью сторону встанут они!
— Хватайте его! — закричал адъютант. — Не допускайте его до оружия! Да берите же его, трусы!
Но Бирон уже успел схватить шпагу, и солдаты заколебались. Слишком страшен, фантастичен был вид этого худого, высокого человека, одетого в ночной колпак и нижнее белье, с искаженным злобой и ужасом лицом и метавшими молнии глазами.
— Прочь оружие, негодяи! — завопил он. — Кто не положит оружия сейчас же, тот…
Он не успел договорить. Что-то мягкое, круглое неожиданно подкатилось ему под ноги, и он тяжело упал на пол.
Этим комочком был поручик Мельников. Сообразив психологическую важность момента, он решил все поставить на карту, кубарем подкатился под ноги регента и сшиб его таким образом на пол.
Но он не дал герцогу оправиться от неожиданности падения. Маленький, толстый, но очень сильный и ловкий, он оглушил Бирона ударом кулака, схватил его за горло и быстро подмял под себя. Подскочившие солдаты накинулись на герцога. Через несколько минут все было кончено. Избитого, спеленатого, словно младенца, герцога вытащили, как он был, в разорванной рубашке на мороз. Миних, потирая от радости руки, приказал отвести арестованного на офицерскую гауптвахту при Зимнем дворце.
— Спасибо, Манштейн! — радостно сказал фельдмаршал. — Я очень доволен вами!
— Осмелюсь доложить вашему высокопревосходительству, — отрапортовал адъютант, — что успешностью предприятия мы всецело обязаны ловкости, храбрости и неустрашимости поручика Мельникова. Солдаты выпустили герцога и дали ему возможность овладеть оружием. Если бы не поручик, борьба могла бы затянуться и тогда… неизвестно…
— Поручик Мельников! — сказал Миних. — Явись завтра ко мне утром, — мы поговорим о награде! А теперь, в виде особенного доверия, поручаю тебе отвести арестованного в Зимний дворец. А вы, Манштейн, отправляйтесь к Ханыкову и арестуйте генерала Бирона. Мне еще надо обезопасить Бестужева…
* * *В следующие дни весть об аресте и отдаче под суд бывшего регента вызвала большую сенсацию и весьма разнородные ощущения. Принц Брауншвейгский, назначенный теперь генералиссимусом, с радостным недоумением таращил свои глуповатые глаза и в сотый раз повторял:
— Ловкая, черт возьми, штука вышла! Но как это они все устроили — не понимаю!
Принцесса Анна Леопольдовна с торжеством объявила себя правительницей и с нескрываемой гордостью присутствовала при принесении присяги царевной Елизаветой, первыми чинами государства и военными. Это был тот недолгий момент, когда она чувствовала себя спокойной за будущее…
