Элизабет Фримантл - Гамбит Королевы
– Король обещал пощадить ее, если она отречется публично. Но, Кит, она была так уверена в своем пути на небеса… Ее вера была неприступна.
– Он мог бы все остановить, – несколько раз повторила Катерина. – Не верю, что он не отменил казнь!
Она раскраснелась от гнева и так сильно ударила рукой по столу, что поранилась. Хьюик еще ни разу не видел ее такой. Она просто кипела от негодования.
– Я боюсь, – шепнула она Хьюику позже, когда гнев ее утих. – Впервые мне по-настоящему страшно. Я чувствую, как за мной следят, ждут, собираются, прячутся по углам, ходят за мной по пятам. Знаю, так было всегда, но сейчас все по-другому… Хьюик, они хотят моей крови. – Такие слова могла бы выкрикнуть другая женщина, но не Катерина. Катерина гораздо крепче, и сегодняшний ее легкий разговор с королем – тому доказательство.
Вошел королевский лакей; за ним следовал паж, который с трудом удерживал в руках тяжелый поднос. Они стали накрывать к ужину. Придворный этикет всегда удивлял Хьюика своей нелепостью. Полагалось держать приборы и блюда только одной рукой и не прикасаться ни к чему, что потом может попасть в рот королю. Для ритуала требуется набор полотенец и ловкость фокусника. Наконец стол был накрыт, и король потребовал вина. Он милостиво позволил Хьюику присоединиться к ним, «если королева того пожелает». Разумеется, королева кивнула в знак согласия; Хьюик, изобразив восторг, подошел к ним, радуясь, что может побыть рядом с Катериной.
Объявили о приходе Райзли, и Катерина поспешила надеть верхний чепец.
– Хьюик, помогите, пожалуйста, – попросила она.
Чепец был перегружен вышивкой и драгоценными камнями и слишком тяжел для ее тонкой шеи. Хотя Хьюик часто представлял себя женщиной, он был мало знаком с женскими вещами и вдруг понял, как сложен и ограничен их гардероб. Впервые он радовался тому, что родился мужчиной. Катерина заправила выбившиеся пряди; Хьюик осторожно надел на нее чепец, как будто посадил ее в клетку. Король молча наблюдал за ними.
– Это мы тебе подарили? – спросил король, когда Катерина повернулась к нему, ожидая одобрения.
Она склонила голову набок; Хьюик невольно гадал, как она потом выпрямит шею, – ее головной убор неимоверно тяжел.
– Да, любимый. Очень красивый чепец.
– Видишь, наш вкус безупречен! Этот цвет очень идет к твоим глазам.
Королева вежливо согласилась, и ее глаза сияли, как будто она в самом деле рада.
Вошел Райзли. Хотя на дворе лето, на нем нелепый оцелотовый воротник. Он долго церемонно кланялся; его борода подметала пол. Катерина и Хьюик быстро переглянулись. Вскоре за Райзли пришел Гардинер, в своем епископском облачении. На нем даже простая бело-черная мантия выглядела необычно: пышные складки черного атласа такие широкие, что их хватило бы и на балдахин. Даже батистовая рубаха была украшена вышивкой, пышными буфами и рюшами и производила впечатление роскошной. На нем шапка из глянцевитого бархата; многочисленные подбородки лежали на накрахмаленном белом плоеном воротнике. Уголки губ вечно опущены. Лицо у Гардинера было землистое, один глаз косил. Он производил устрашающее впечатление. Большой крест у него на шее так обильно украшен рубинами и гранатами, что под ними почти не видно золота. Райзли и Гардинер были чем-то очень довольны, чему-то радовались, смотрели надменно. Несомненно, они радовались тому, что Анны Аскью больше нет. Правда, никто не заикался о ней во время ужина с девятью переменами блюд. К королеве оба относились почтительно до нелепости, и Хьюик невольно задумался. Они явно что-то затевали, но Хьюик не понимал, в чем дело.
Пришел Серрей. Длиннорукий, длинноногий, в черном парчовом камзоле, он был похож на долгоножку. С ним Уилл Парр; он выглядел подавленным. Улыбался принужденно и озабоченно посмотрел на сестру, когда они здоровались. Несомненно, оба тяжело перенесли смерть Анны Аскью. Никто ничего не заметил, королева тут же снова заулыбалась. Серрей посвятил королю новое стихотворение; он немного заискивал. Он часто попадал в немилость. Но он – глава клана Говардов и наследник первого герцогского титула в Англии, поэтому король не может долго сердиться на него. Во всяком случае, стихи были встречены весьма благосклонно. Хьюик нашел творение Серрея крайне непритязательным, пусть и занятным. Но Серрей излучал обаяние, и король был рад возможности отвлечься от важных дел.
Когда подали десерт, пудинги, огромные дрожащие башни таких ярких цветов, что они казались несъедобными, король потребовал, чтобы принесли обезьянку и привели шутов – обоих, если найдут, потому что Джейн имела обыкновение блуждать по закоулкам дворца.
Франсуа вызывал смех короля: он съел почти все бланманже, а потом стал носиться по столу, расшвыривая остатки трапезы. Усевшись посреди стола, мартышка схватила свои гениталии и принялся ублажать себя. Король разразился грубым хохотом, но жене закрыл глаза рукой. Серрей и Уилл Парр смеялись от души, отпуская непристойные шутки. Они знали вкусы короля. Райзли угодливо хихикал. Гардинер смотрел на зверька с ужасом. Он не мог заставить себя рассмеяться даже ради короля, который тыкал его в бок со словами:
– Епископ, где ваше чувство юмора? Что, никогда раньше не видели твердого члена?
Судя по всему, епископ рад бы провалиться сквозь землю.
Потом пришли шуты и устроили шуточную свадьбу: блаженную Джейн выдали за мартышку Франсуа. Зверек прекратил свои греховные забавы. Церемонию провел Уилл Соммерс.
– Берешь ли ты эту обезьяну в законные супруги… – тянул он, закутавшись в скатерть.
Шут подражал Гардинеру; все хохотали. Даже епископу удалось выдавить из себя улыбку, но вид у него такой, будто он вот-вот лопнет от излишних усилий.
Наконец веселье утихло. Обезьяну унесли, подали карты для игры в безик, и разговор перешел к более серьезным вопросам. Обсуждали мирный договор с Францией, который вскоре предстоит подписать. Мир – это хорошо, хотя теперь Англия не сможет заключить союз с протестантскими князьями. Так считал Хьюик, хотя за столом он, конечно, помалкивал. Ему казалось, что Катерина разделяет его мнение. Император намерен объявить германским княжествам войну; мечта о евангелической Европе отдалилась. Генриха очень волновало подписание мира с французами; он предвкушал, что в результате этого договора «лягушатники окажутся перед ним в большом долгу».
– Подписывать договор приедет адмирал д’Аннебо, – сообщил король. – Эссекс! – Он повернулся к Уиллу Парру. – Поручаю вам принять его. Покажите ему наше английское гостеприимство. Мы польстим ему, чтобы он подчинился. Пусть расскажет Франциску, какие мы молодцы.
«Хороший знак, – думал Хьюик. – Значит, король по-прежнему благоволит к Паррам». Райзли и Гардинер завистливо переглядывались. Привели лютниста; он тихо играл в углу. Серрей и Уилл Парр вышли.
– Насколько я понимаю, ваш брат по-прежнему желает добиться развода, – заговорил Гардинер, дождавшись, пока Уилл Парр удалится. Он покосился на Катерину. Гардинер прекрасно понимал, что развод Уилла – больной вопрос для Парров. – Так вот, развода он не получит.
– Что ты думаешь о разводе? – спросил король, тыча толстым пальцем в шутиху Джейн.
Блаженная задирала юбки и, прыгая туда-сюда, распевала:
Старая сова на дубе жила,Все повидала, говорила мало,Рот на замке, ушки на макушке.Всем бы быть, как она!
– Ха! – пронзительно вскричал король. – Хоть ты и дура, ты умнее многих моих советников!
– Что соединил Бог, ни один человек не разъединит, – бубнил Гардинер.
– Брак – одно из священных таинств, – подхватил король, внезапно серьезнея.
Похоже, Гардинер уже успел соответствующим образом настроить короля. Они обсудили развод Уилла Парра и решили мягко поставить Катерину на место. Хьюик вспомнил, как король хохотал над выходками мартышки Франсуа, и о предшественницах Катерины, от которых он спешил избавиться… Нечего сказать, священное таинство!
– Эразм не считал брак таинством, – вдруг подала голос Катерина, которая довольно давно молчала. Все посмотрели сначала на нее, потом на короля. Как он отнесется к тому, что королева ему перечит? Но король молчал. Катерина, видимо, решила высказаться, хотя не могла не чувствовать, как сгустилась атмосфера. Она продолжала: – Эразм перевел греческое musterion из Нового Завета как «тайна», нигде он не нашел слова «таинство», которое касается…
– По-вашему, я не знаком с Эразмом? – взорвался король. Он вскочил и что есть силы ударил по столу ладонью – судя по всему, с такой же силой он готов был ударить жену. Его кресло какое-то время балансировало на двух ножках, затем упало; паж поспешил его поднять. Лицо короля побагровело, его проницательные глаза излучали холод. Все сжались. – В детстве я ежедневно переписывался с ним, он написал свою книгу для меня. Для меня, ясно?! А вы, кажется, предполагаете, будто я не знаком с мыслями Эразма! – Он бурлил, как горшок на плите, и тыкал толстым пальцем в Катерину. Она сидела неподвижно, как камень, опустив глаза, сложив руки на коленях. – Женщина не смеет мне указывать! Убирайтесь с глаз моих! Прочь!
