От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
Литовские князья издавна стремились захватить русские земли. Борьба с ними продолжалась несколько веков. В конце XV столетия они так усилились, что Витовт подумывал о том, чтобы брать дань… с Орды.
2. Орда в 1372 году распалась на семь владений: царство темника Мамая, расположенное между Доном и Днепром; Новый Сарай, Волжская Болгария, Мордва, Астрахань, Сарайчик, Крым. Потомки Чингисхана и Батыя (такие как Тохтамыш) делали все возможное, чтобы восстановить былую мощь улуса Джучиева, но центробежные силы с упрямством зимнего степного ветра раздирали детище Батыя. И все-таки у ордынцев на рубеже XIV–XV веков сил еще было очень много, о чем говорят не только крупные военные мероприятия, как, например, походы Тохтамыша и Едигея, но и относительно небольшие по размаху налеты ордынских царевичей на русские княжества. Восточно-Европейская Степь в любой момент могла посадить на боевого коня огромное количество воинов.
3. Русская земля чисто внешне выглядела менее предпочтительно. Великие князья, обитавшие в Москве, контролировали огромные пространства современных Московской, Владимирской, Ярославской, Костромской и других областей. Кроме того, политику московских князей поддерживали новгородцы и псковичи, хотя частенько они с оружием в руках выказывали решительные протесты московским князьям, которые пытались лишить их либо некоторых богатых земель, либо свободы.
Экономически Москва была слабее Литвы и слабее Орды. Кроме того, многие удельные князья даже после того, как Владимир Андревич Храбрый в договоре 1388 года показал всем пример бескорыстия и государственного подхода к делу, мечтали о самостоятельном правлении в своих вотчинах, да и о великом княжении некоторые из них не забывали. Трудная борьба с Тверью продолжалась. Натиск Литвы не ослабевал. Орда канючила дань. Новгородцы иной раз шантажировали великих князей налаживанием контактов с немцами и литовцами.
Разве можно приравнивать Москву, Вильно и Сарай?!
Можно. Сильная орда была на излете, Литва приближалась к наивысшей точке, к расцвету своего могущества. А русская земля с центром на Боровицком холме только-только взлетела и стала быстро, упорно, упрямо набирать высоту и скорость лета. Да, бывало и такое в истории, когда государства гибли и на этой, самой напряженной, энергетически трудоемкой стадии своей истории. Подобное, например, случилось с царством тангутов Си Ся, образовавшемся в китайском Тибете в 982 году. Тангуты вели войны практически со всеми соседями, особенно упорной была борьба с Китаем. И вот, в тот самый момент, когда Си Ся стало одерживать стабильные, многообещающие победы, на тангутов в 1227 году навалились полчища Чингисхана.
На взлете погибло не только Си Ся. И Русское государство, которое стала собирать вокруг себя Москва, могло погибнуть… Но только не после победы на поле Куликовом.
Василий Дмитриевич вступил на великокняжеский престол в восемнадцатилетнем возрасте. Нельзя сказать, что был он слишком молод, особенно если учесть его поездку в Орду, бегство оттуда, долгий путь домой через Молдавию и Литву. За годы странствий он повидал немало, сошелся с Витовтом, обещал жениться на его дочери Софии и по приезду на родину выполнил обещание. Новичком на политическом небосклоне он не был, хотя большого опыта в государственных делах великий князь не имел.
Но в Москве к этому времени сложился дееспособный государственный аппарат – боярская дума, в которой было много сподвижников Дмитрия Донского. «Он заимствовал от них сию осторожность в делах государственных, которая ознаменовала его тридцатишестилетнее княжение, и которая бывает свойством аристократии, движимой более заботливыми предвидениями ума, нежели смелыми внушениями великодушия, равно удаленной от слабости и пылких страстей», – писал в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин. Не без доли укоризны он говорил о том, что «Дмитрий оставил Россию готовую снова противоборствовать насилию ханов; юный сын его, Василий, отложил до времени мысль о независимости»[67].
Эта небольшая путаница в сочинении великого историка и русского мыслителя, каким, несомненно, является Н. М. Карамзин, требует-таки некоторого разъяснения.
Боярская дума в Москве действительно представляла собой постоянно действующий орган управления Русским государством. Полномочия у бояр были очень большие, о чем говорит тот факт, что в отсутствии великого князя дума могла заключать мирные договоры с воюющими сторонами. Авторитет московской боярской думы был очень высоким, иначе ханы, как бы они ни ценили, например, митрополита Алексия, никогда бы не решились давать ярлык на великое княжение малолетним отрокам. Московская боярская дума была прежде всего надежной опорой государственной власти. Надежность – вот чего не хватало новгородскому вече, всегда готовому взорваться, устроить очередной бунт, сбросив очередного несчастного наместника со знаменитого моста. Надежности не хватало князьям Рязанским, мечущимся между тремя мощными силами: Литвой, Ордой и Москвой. Ненадежно была смонтирована власть в Твери… Московская боярская дума, конечно же, не являлась идеальной (таковой просто быть не может), но для возвышения Москвы над Русской землей она сыграла свою особую роль, используя положительные моменты коллективного да к тому же аристократического ума.
Что прежде всего нужно было московским боярам-аристократам? – мирное усиление Москвы. Мирное присоединение к Московским владениям русских областей и городов. Подобный, проверенный с времен Ивана Калиты, способ небыстр, может быть, чисто внешне даже вяловат, но для ситуации, которая сложилась к приходу Василия Дмитриевича к власти, он был единственно точен и стратегически оправдан.
Несправедливо обвинять в излишней осторожности ни Василия Дмитриевича, ни боярскую думу, заметно влиявшую на ходы и решения великого князя, когда любое неосторожное движение со стороны Москвы, любой неоправданный всплеск энергии мог вызвать ураганной силы реакцию в Литве и Орде, мог озлить Тверь, граничущую с Литвой, Рязань, южными окраинами упирающуюся в Орду, Псков, к которому тянулись немцы, да и литовцы тоже, Новгород с его вечно буйным вече, с его великой любовью к свободе и с такой же любовью к согражданам: находясь на северо-западных границах Руси, новгородцы, хотя и шантажировали великих князей связями с чужеземцами, но (как и псковичи, честь им и хвала) ни разу не приняли всерьез весьма выгодные предложения иностранцев.
Москва после Куликовской битвы несла над своими холмами этакую хрустальную вазу – приз за великую победу: великое доверие русских людей. Это доверие многого стоит. Заслужить его сложно. Сохранить куда сложнее. Цезарь пользовался чрезвычайным доверием сограждан. Многие здравомыслящие римляне в середине I века до н. э. понимали, что в империи должны функционировать имперские органы власти. Для всеобщей же пользы. Но великий Цезарь чуть-чуть поспешил, увлекся, слава (эта хрустальная ваза доверия!) увлекла его, поторопила. И завоеватель Галлии получил в грудь несколько мечей. В конце XIV века н. э. Многие здравомыслящие люди понимали, что пришла пора
