Христоверы - Александр Владимирович Чиненков
Закончив отповедь, Распутин бросил телефон на рычаг и посмотрел на притихшего Лопырёва.
– Вот и всё, купец, – сказал он. – Андрон ваш уже нынче на свободе будет, а ты…
– Да я… Да я… – Лопырёв вскочил со стула и упал перед Распутиным на колени. – Любую сумму заплачу за помощь оказанную, Григорий Ефимович!
– Ты это брось, купец, – поморщился и погрозил ему пальцем Распутин. – Не за мзду я помощь людям оказываю, а по доброте душевной. Но ежели есть у тебя желанье пожертвование какое сделать, так это не возбраняется. Это вон к Емельке обращайся, он всё сделает как надо.
Он встал из-за стола.
– Как сделаешь пожертвование, ко мне в покои зайди, купец. Ждать тебя буду. Хочу послушать, как вдали от столицы поживают люди самарские.
Сказав, он скрылся за дверью, а Лопырёв повернулся к успевшему занять своё место за столом секретарю.
– Вот видишь, не зря приехал, – сказал тот, достав из стола журнал и выразительно посмотрев на Лопырёва. – Повезло тебе нынче безмерно, купец самарский.
– У-у-ух, – вздохнул облегчённо Гавриил. – Сколько с меня в качестве пожертвования?
– Да так, пустяк, десять тысяч всего, – широко улыбнулся секретарь, раскрывая журнал. – У тебя не завалялась в кармане такая мизерная сумма?
– Сейчас поищу, – поморщился Лопырёв. – Ради пожертвования на дела богоугодные ничего не жалко.
14
Наступившим вечером Мария Крапивина прилегла на кровать и тут же уснула, отвернувшись лицом к стенке.
Евдокия в отличие от сестры весь день и вечер не находила себе места. Она мучилась и страдала, ожидая завтрашний день, когда ей придётся выступать свидетельницей на суде против старца.
Всем сердцем Евдокия ненавидела Андрона, который, воспользовавшись её беспомощным состоянием, изнасиловал её и, что хуже всего, «наградил» нежелательной беременностью. Но больше всего она боялась этого всегда мрачного и угрюмого человека, совсем не похожего на человеколюбца Иисуса Христа. В отличие от других сектантов, считавших старца живым Христом, Евдокия не считала его таковым.
Воспользовавшись тем, что сестра заснула, Евдокия встала перед иконами на колени. В отчаянии, с трудом сдерживая слёзы, она стала горячо молиться, каясь в «вольных и невольных» грехах и прегрешениях, вымаливая прощение, и слёзно прося Господа Бога ниспослать ей терпение и силы справиться с предстоящим тяжёлым испытанием.
В дом вошёл вернувшийся после вечернего богослужения иерей Георгий. Услышав шум, Евдокия вскочила. Спешно обернувшись, она, растерявшись, скрестила на груди руки.
– Прости, что помешал тебе молиться, Евдокия, – улыбнулся иерей. – Я знаю, что у тебя завтра трудный день, и пришёл, чтобы помочь тебе и сестре твоей Марии преодолеть сомнения и идти на заседание комиссии с чистой душой, полной решимости.
– О батюшка, – посетовала уныло Евдокия. – Сначала я боялась только за себя, а теперь боюсь за обеих, за себя и сестру.
– Что сестра нашла тебя и ты привела её в дом, это не случайность, а Божья воля, – заговорил иерей проникновенно и утешительно. – И то, что она согласие дала выступить против Андрона, тоже воля Господа Бога. А тебе с ней легче будет показания перед досудебной комиссией давать. Поддержка родного человека в трудный час многого стоит.
– Да… А что с нами потом будет? – сжалась Евдокия. – Если старца в кандалы закуют и в Сибирь, на каторгу отправят, Агафья нас со свету сживёт.
– Всё будет не так, как ты себе представляешь, голубушка, – продолжил увещевать её иерей. – Секта хлыстов потому и секта, что не на истинной вере держится, а на авторитете Андрона. Это он держит всех в кулаке и управляет людьми не во славу Божью, а ради собственных благ и собственного удовольствия. Спровадив грешника на каторгу, мы обезглавим секту, и обманутые люди снова вернутся в лоно истинной церкви.
– Даже если Андрон уйдёт на каторгу, останется Агафья, – дрогнувшим голосом сказала Евдокия. – А она только кажется тихой и приубоженной старушкой, а на самом деле…
– Вот завтра на заседании комиссии говорите не только об Андроне, но и об Агафье упоминайте, – посоветовал иерей. – Если убедительными ваши слова и доводы будут, старуха тоже предстанет перед судом и не избежит справедливого наказания.
Он достал из кармана часы, посмотрел на циферблат и покачал головой.
– Поздно уже, голубушка, – вздохнул он. – Завтра день трудный будет, и тебе хорошо выспаться не помешало бы. – Он указал на мирно спящую Марию: – Ты только погляди на сестру свою, Машеньку? Спит себе и не мается в переживаниях под стать тебе.
– Так она, наверное, настойки сонной выпила, вот и дрыхнет без задних ног, – вяло улыбнулась Евдокия. – А так бы она ещё больше меня маялась и переживала.
– Постой, о какой настойке ты говоришь, Евдокия? – насторожился иерей.
– Марька её сама изготовила, – ответила она. – А что? Травница она и всякие разные снадобья лечебные изготавливать умеет.
– А кто надоумил её снадобья готовить? – насторожился иерей.
– «Богородица» Агафья, кто же ещё, – ухмыльнулась Евдокия. – Она много чего знает и знания свои Марии передаёт.
– Ладно, об этом после поговорим, – глянув на часы, засобирался иерей. – А сейчас… Я пойду, пожалуй, а ты не касайся зелья того и спать ложись. Постарайся выспаться хорошенько, а утром я за вами заеду.
Попрощавшись, иерей вышел из дома. Евдокия посмотрела на чашку с настойкой, оставленную ей сестрой. «А почему бы и нет? – подумала она. – Маруся вон выпила и спит без задних ног, а мне что, всю ночь не спать и мучиться? Да, во многом прав батюшка, но… Я хочу лечь, уснуть и проспать ночь спокойно, чтобы разные страхи и сомнения не терзали меня. И…»
Вытерев губы, Евдокия прилегла на кровать рядом с сестрой и тут же заснула, как только голова коснулась подушки. Мария выскользнула из-под одеяла и подбежала к столу.
– Прости, Евдоха, но иначе я не могла, – прошептала она. – Ты не должна обличать на комиссии и на суде старца, и ты будешь молчать.
Открыв дверь, Мария впустила в дом двух мужчин.
– Осторожно берите и бережно укладывайте в телегу, – указала она рукой на спящую Евдокию. – Всю дорогу помните, что сестру мою везёте, а не чучело огородное…
* * *
Иван Ильич Сафронов не спал всю ночь и утром проснулся в отвратительном настроении.
– Ваня, ты выглядишь ужасно, – сказала Марина Карповна, входя в кабинет. – Лицо бледное, губы сжатые, взгляд рассеянный. Может быть, ты
