Театр тающих теней. Словами гения - Елена Ивановна Афанасьева
— Исчез?
— Казимиру, как выяснилось намного позже, был уголовным преступником, нанятым на работу ПИДЕ и приставленным следить за девушками из окружения Салазара. Но помимо слежки он одну из девушек соблазнил, после чего был отстранен и отправлен со спецзаданием в Лондон. Каталина родила девочку, записанную на ее имя.
— Каталина?! Мама?!
— Мама. Только не твоя, а твоей костюмерши Розы Перейру.
— А мама?
— Каталина ди Силва в то же самое время вышла замуж за водителя Салазара Филиппе Паиса и вынуждена была уволиться со службы в аппарате — семейственность и беременность сотрудниц категорически запрещались. Да и вряд ли диктатору понравилось, что походы с ним в оперу предпочли браку с его водителем. Но вскоре раскрыли заговор, твой отец был его участником, внедренным в окружение премьера. За три месяца до твоего рождения твой отец был арестован и по приговору отправлен на десять лет в Таррафал.
— Таррафал?
— Концлагерь на островах Зеленого Мыса.
— Концлагерь?!
— А еще говоришь, знаешь, в какой стране живешь.
Витор смотрит прямо в глаза. Долго смотрит. Возразить ей нечего. Про концлагеря в ее стране она ничего не знает.
— Таррафал — тюрьма для особо опасных преступников, в основном политических. По сути, концлагерь, в котором мало кто выживал. Смертной казни при Салазаре якобы не было, но для его противников Таррафал означал практически смерть. Ужасный климат, стоячий карцер, стеной примыкающий к печи, заживо сжариться можно.
— Он… Отец… там умер?
— Выжил. Но ненадолго свое освобождение пережил. Вышел больной. Доживал при бродячем цирке, подрабатывая клоуном в шапито…
— Клоуном?!
Клоуном… Конечно же клоуном.
Пропахший потом костюм клоуна… Страшная улыбка, нарисованная на лице, чтобы спрятать шрамы от побоев. Опилки под ногами. И десятилетняя девочка в цирковой кибитке позади шапито: «Пойдем отсюда, мама! Пойдем. Мне страшно!»
И тот клоун был… ее отец.
Мыслить как кошка
Сценаристка
Португалия. Алгарве
— Не выжил ваш старичок.
— «Мистер Бин»… то есть сеньор Тиензу? Не спасли?
— Спасли, — отвечает полицейский комиссар. — Но, похоже, следом ему кто-то помог умереть.
— В смысле?
— Кто-то на несколько минут отключил аппаратуру, и привет, — разводит руками комиссар. И сетует: — А все так хорошо складывалось! Даже успел проверить, как сбежавший профессор связан с Тиензу, а вы все разрушили — профессора Кампуша с проломанной башкой привезли.
Как-то огорченно Комиссариу это произносит. Его можно понять — быстро раскрытое дело переходит в разряд висяков, или как у них это называется, а там, гляди, и к задушенной Марии-Луизе профессор Жозе окажется непричастен.
— Так что вы успели найти насчет связей Кампуша и Тиензу?
— Мать профессора Кампуша убили вместе с генералом Делгаду, э… Operacao Outono — операция «Осень»! Не знаете?!
Комиссариу изумлен не меньше консьержки Мануэлы, что это название мне ничего не говорит. Пора уже про эту их операцию «Осень» внимательнее почитать.
— Мать профессора Аражарир ди Кампуш убили вместе с известным нашим генералом и политиком. Его специально, ее случайно, она секретаршей у Делгаду работала. У секретарши сын грудного возраста остался — этот самый профессор Кампуш. И надо ж тебе случиться, что старичок наш Тиензу, что Богу душу отдал, был агентом спецслужб! И был задействован в операции «Осень». То ли сам мать профессора душил, то ли помогал, уже неважно. Но в убийстве участвовал.
— Красивая картина преступления получается — выросший сын мстит за мать. — включаюсь я. — Что мы имеем? У профессора в его детстве убили маму, не вовремя со своим боссом на встречу поехала. Убийство было, что называется, резонансное. Все знали, что ПИДЕ устранило, имена убийц стали известны. Даже кино про это много лет спустя сняли.
— А говорите, не в теме, — удивляется Комиссариу.
— Консьержка тоже про эту вашу операцию «Осень» говорила и про кино, которое не так давно сняли. Сын кино посмотрел и решил, что нужно убийц матери найти и покарать. Профессор Жозе вышел на одного из убийц — «Мистера Би…» на сеньора Тиензу.
— Мотив у вашего профессора налицо, столкнуть с крыши мог.
— Профессор такой же не мой, а ваш, как и старичок. Но Тиензу мог и сам с крыши броситься. Не вынесла совесть бывшего агента, когда увидел сына убитой им женщины.
— У агента ПИДЕ совесть луженая, — усмехается Комиссариу. — За полвека не заела, и сейчас не тронула бы.
— Но даже если на крыше был Профессор Жозе и он вольно или невольно спровоцировал падение Тиензу, то добить вашего суперагента он точно не мог. Не мог он аппаратуру отключить, если в это время на Сагреше с пробитой головой лежал.
— Сам знаю, — расстроен Комиссариу. — Хотя… У профессора мог быть сообщник, помог ему в больнице, чтобы отвести подозрения.
— А камеры наблюдения?
— В палате камер нет, в коридорах кто только не толкался.
Не хочет Комиссариу лишнюю работу делать и новую версию выстраивать. Цепляется за свою. Но, может, не так уж он и не прав — только красивого пожилого мужчины с армейской выправкой в сутолоке около регистратуры и телевизора больше не видно. Испарился.
— Здесь только что мелькал старый, э-э, сильно в возрасте мужчина в темно-сером джемпере.
— Здесь много кто мелькал.
Все внимание Комиссариу уже в телевизоре, где начинается матч «Бенфика» — «Порту». Какой португалец будет думать о чем-то другом во время такого матча на Кубке страны! Но придется подпортить ему удовольствие от футбола.
— Мужчина. Высокий. Седой. Близко не рассмотрела, на вид за семьдесят, но хорошо выглядит.
— И что?
— А то, что он на горчичного цвета «Фиате» отъезжал от парковки на Сагреше, когда я приехала. Мог Профессору Жозе голову проломить.
— За семьдесят? Проломить голову мужчине, который ему явно в сыновья годится?! Не смешите.
— Выправка у него явно армейская. И сила могла с военной службы сохраниться. Тем более если назначить встречу в «Голосе океана», а подойти из-за угла…
— Номер «Фиата» помни… Мерде! Куда бьешь, мазила! Простите, сеньора. Так что с номером «Фиата»?
— Номер не запомнила, цвет горчичный, скажите спасибо, что марку рассмотрела. Женщины обычно и марки машин не запоминают, только цвет. Нужно на парковке посмотреть.
