Кетцалькоатль - Александр Васильевич Чернобровкин
Чтобы как-то убить время, я занялся изучением языка, на котором говорили юнга. Он гортанный, довольно грубый на звук. В нем шесть обычных гласных и столько же удлиненных и замысловатая система падежей. Поскольку я еще с института знал о восемнадцати падежах русского языка, а позже страдал от тридцати четырех в венгерском, юнгский не показался мне очень уж трудным. При изучении любого надо вызубрить пару сотен основных слов и пару десятков ходовых фраз. Этого вполне хватает для бытового общения. К концу плавания я свободно объяснялся с членами экипажа, изредка заглядывая в лист бумаги, на котором графитом записывал юнгские слова и их перевод. Индейцы с благоговением смотрели на то, как я пишу, а к листу бумаги относились так, будто он беззвучно подсказывает мне нужные слова. Юнга не изготавливают бумагу, но письменность есть. Она напоминает миштекскую — сплошные символы, которые наносят на металлические, глиняные, деревянные пластинки или, что чаще, передают в виде узелков на веревке. Заморачиваться с узелками я не стал. Не зашли — и всё, как ранее китайские иероглифы и арабская вязь. Может, потому, что у меня плохая визуальная память
Деньгами, точнее, эквивалентом при обмене служат медные пластинки трапециевидной формы сантиметра два на почти два, толщиной с полсантиметра и дырочкой в широкой части, чтобы нанизывать на веревку. Принимают их по весу из-за того, что размер меняется от поселения к поселению. Золото и серебро считаются священными металлами, в торговле не участвуют. При этом второй металл ценится дороже, потому что юнга поклоняются Луне, а не Солнцу, как все нынешние приличные индейские племена, потому что считают, что спутник нашей планеты больше звезды, ведь он затмевает её, а не наоборот, виден днем и ночью и от него зависят океанские приливы. Дни солнечных затмений для юнга праздничные, а в дни лунных траур. В южном полушарии все должно быть вверх ногами.
Медью расплачиваются при крупных сделках. Для мелких используют листья коки (рунку), свежие и сухие, и морские раковины (мую) определенных типов, не знаю их научные названия. До кокаина индейцы еще не додумались и не наладили экспорт в Северную Америку и Европу, поэтому листья стоят дешево. Есть два сорта: крупные, которые растут на восточных склонах Анд, и помельче, с западных. Из морских раковин самыми ценными считаются средние и крупные яркой окраски и с шипами. Я встречал похожие на Средиземном море. Римляне ели их мясо, напоминающее устриц, а из раковин делали украшения. Юнга тоже производят из них серьги, бусы и вставки в браслеты, венцы, гребни, как из целых маленьких, так и из кусков больших. У Лукки на шее на гайтане висит амулет-мозаика с символичным изображением Луны, собранном из кусочков морских раковин. Купец рассказал, что приобрел его перед этим рейсом и правильно сделал: таких выгодных пассажиров раньше не перевозил. Я уверен, что и в будущем не перевезет, сколько бы амулетов Луны ни купил.
Однажды утром, после многих дней плавания вдали от берега, меня разбудили радостные крики членов экипажа. Впереди слева по курсу был мыс Париньяс — самая западная точка Южной Америки. Довольно приметное место, не перепутаешь. Я частенько в разные эпохи в будущем брал пеленг на него. Значит, порт назначения близко.
55
Лукки приврал, сказав, что Чан-Ан (Дом Змеи) — очень-очень большое поселение. Это был, по меркам нынешней эпохи, огромный мегаполис тысяч на сто жителей, вытянутый с юга на север вдоль берега моря. Не знаю точно, какой сейчас год, но не ошибусь, если заявлю, что во всем остальном мире наберется штуки три такого или большего размера: Константинополь и парочка на территории будущего Китая. Чан-Ан огорожен двумя крепостными стенами высотой в разных местах от шести до десяти метров с прямоугольными башнями метра на три-пять выше. Как рассказал мне купец, внутри город разделен на десять прямоугольных кварталов метров четыреста пятьдесят на триста, расположенных по периметру, внутри которого два дворца и две ступенчатые платформы с храмами Луны и Солнца наверху, разделенные большой центральной площадью. Один из дворцов, в котором проживает правитель (чиму) всего Чимора по имени Ньянсен Пинко, площадью метров пятьсот на четыреста, а второй, для жрецов, немного меньше. С трех сторон к городу примыкают большие слободы не огражденные, но четко спланированная, с пересечением улиц под прямым углом. Там в основном одноэтажные домишки из самана, крытые тростником или сеном, часто без ограды.
С четвертой стороны был порт, который имел каменную набережную, разделенную пирсом на две неравные части и защищенную с юга и севера волноломами из наваленных кучей камней. Из-за скопления планктона в гавани вода имела желтовато-зеленый цвет. Лукки с помощью швертов свернул в южную часть, где у набережной стоял под выгрузкой бальсовый плот и несколько рыбацких лодок ошвартовались к пирсу, так что хватило места и нам. Товары, в том числе и пойманную рыбу, перегружали на лам. Я отвык от вьючных животных, поэтому не сразу поверил, что их используют именно в таком качестве.
Лукки первым делом перетер с таможенником, пожилым и медлительным мужчиной, похожим на загорелого тюленя, отдав ему большой пучок перьев попугая и вместительную мелкую сетку с морскими раковинами. Неуплата налогов карается смертью, причем за первую же попытку. Эта дурная традиция умрет с приходом испанцев, для которых уплата налогов — плевок в собственную душу. Затем Лукки отправил матроса, чтобы предупредил семьи членов экипажа об их прибытии, и начал демонстрировать привезенное своим коллегам, которые собрались возле плота, причем смотрели не столько на товар, сколько на меня. Уже начинало смеркаться, поэтому заключение сделок и выгрузку назначили на утро.
В Чан-Ане имеются постоялые дворы для приезжих, пара неподалеку от гавани, но Лукки пригласил меня переночевать у него дома. Позже я понял, почему он это сделал. Гуама остался вместе с двумя матросами на плоту охранять мои доспехи и оружие, с которым вход в город запрещен. Стража у ворот пялилась
