Шамиль Султанов - Омар Хайям

«Меч есть орудие храбрости, являющейся наибольшей добродетелью и среди людей, и среди животных… Символ храбрости выразили в виде сильного зверя с головой, похожей на голову льва, грызущего железо, ногами, похожими на ноги слона, дробящего камень, и хвостом, похожим на голову огнедышащего дракона. Говорят, что храбрый человек должен быть в начале сражения похож на льва по своей смелости и натиску, в середине сражения — на слона по своему терпению, напряжению и внушительности, а в конце сражения — на дракона по своему гневу, терпению к страданию и ожесточенности».

Здесь любопытен момент, где Хайям указывает на глубокие традиции изучения звездного неба: «Форму лука взяли по форме частей неба, потому что ученые назвали части небесного круга дугами, то есть луками. Прямые линии, соединяющие один конец каждой дуги с другим концом, называют хордами[34], то есть тетивами, а линию, выходящую из центра небесного круга и проходящую через середину дуги по его ширине, называют стрелой. Говорят, что всякое добро и зло, приходящее на землю под действием светил и по предопределению и воле всевышнего творца и посланное к какому-нибудь человеку, проходит через эти хорды и дуги, подобно тому как в руках стрелка каждое бедствие его дичи попадает к ней от стрелы, проходящей через тетиву и лук».

Хайям вновь здесь напоминает о значении грамотных и образованных людей для функционирования государства: «Ученые назвали перо украшением царства и посланием сердца. Слово без пера похоже на душу без тела, а когда оно связывается с пером, оно соединяется с телом и сохраняется навсегда. Оно похоже на огонь, выскакивающий из кремня и стали и без труда не загорающийся и не становящийся светильником, от которого получают свет. Халиф Мамун сказал: „Да благословит Аллах перо. Как может моя голова управлять страной без пера? Оно служит воле, не стремясь к вознаграждению и оплате. Оно говорит, прогуливаясь по земле. Его белизна омрачает, а его чернота освещает“. …Человек, владеющий достоинством речи, но не владеющий достоинством письма, несовершенен. Для того, чтобы хорошо писать, надо много писать».

«Говорят, что среди четвероногих нет лучше коня, ибо он — царь всех пасущихся четвероногих. Пророк — мир над ним! — сказал: „Благо написано на лбах коней“. Персы называли коня ветротелым, румийцы — ветроиогим, тюрки — шагающим и осчастливливающим, индийцы — летающим троном, арабы — Бураком[35] на земле».

«Сокол является другом охотничьего загона царей… Предшественники говорили, что сокол — царь плотоядных животных, как царь травоядных животных — конь, царь минералов — яхонт, царь металлов — золото».

«Когда сокол сразу садится па руку и смотрит в лицо царя, это значит, что тот овладеет новой областью… Если он посмотрит правым глазом на небо, возвысятся дела царства. Если посмотрит левым глазом, будет ущерб. Если он долго посмотрит на небо, это означает победу и триумф. Если он долго посмотрит на землю, это означает занятость».

«Некоторые прозорливые называют вино пробным камнем мужественного человека. Некоторые называют его критиком разума, некоторые — мерилом знания, некоторые — критерием таланта. Большие люди называли вино смывающим горе, а некоторые — веселящим горе».

Здесь любопытно для сравнения вспомнить целую серию четверостиший Хайяма, где тема вина служит фоном для выражения той или иной философской идеи автора или формой выражения его сарказма. Попутно читатель еще раз убедится, как неосновательны попытки найти в стихах Хайяма апологию разгульного пьянства. Иные из рубаи, связанные с темой вина — это скорей диагноз стороннего наблюдателя, чем застольный выклик сотрапезника, диагноз, удивительный своей меткостью и принадлежащий тонкому и достаточно скептическому аналитику.

Поток вина — родник душевного покоя,Врачует сердце он усталое, больное.Потоп отчаянья тебе грозит? ИщиСпасение в вине: ты с ним в ковчеге Ноя.

Мы пьем не потому, что тянемся к веселью,И не разнузданность себе мы ставим целью.Мы от самих себя хотим на миг уйтиИ только потому к хмельному склонны зелью.

Прочь мысли все о том, что мало дал мне свет.И нужно ли бежать за наслажденьем вслед!Подай вина, саки! Скорей, ведь я не знаю,Успею ль, что вдохнул, я выдохнуть иль нет.

Налей вина, саки! Тоска стесняет грудь;Не удержать нам жизнь, текучую, как ртуть.Не медли! Краток сон дарованного счастья.Не медли! Юности, увы, недолог путь.

Полету ввысь, вино, ты учишь души наши.С тобой, как с родинкой, красавец Разум краше.Мы трезво провели весь долгий рамазан, —Вот, наконец, Шавваль. Наполни, кравчий, чащи!

Трезвый, я замыкаюсь, как в панцире краб.Напиваясь, я делаюсь разумом слаб.Есть мгновенье меж трезвостью и опьяненьем.Это — жизнь, и я — ее раб!

Стоит царства китайского чарка вина,Стоит берега райского чарка вина.Горок вкус у налитого в чарку рубина —Эта горечь всей сладости мира равна.

Все недуги сердечные лечит вино.Муки разума вечные лечит вино.Эликсира забвения и утешеньяНе страшитесь, увечные, — лечит вино!

О вино! Ты прочнее веревки любой.Разум пьющего крепко опутан тобой.Ты с душой обращаешься, словно с рабой.Стать ее заставляешь самою собой.

«В нем (то есть в вине. — Авт.) много пользы для людей, но его грех больше его пользы. Мудрому нужно жить так, чтобы его вкус был больше греха, чтобы не мучиться, упражнениями он доводит свою душу до того, что с начала питья вина до конца от него не происходит никакого зла и грубости ни в словах, ни в поступках, а только добро и веселье. Когда он достиг этой ступени, ему подобает пить вино». Можно думать, что между строк Хайям пытается сопоставить ортодоксальный мусульманский запрет вина с иными, куда более стеснительными запретами догматиков ислама, имеющими в эксплуататорском обществе вполне определенный социальный контекст.

Запрет вина — закон, считающийся с тем,Кем пьется, и когда, и много ли, и с кем.Когда соблюдены все эти оговорки,Пить — признак мудрости, а не порок совсем.

Пить Аллах не велит не умеющим пить,С кем попало, без памяти смеющим пить,Но не мудрым мужам, соблюдающим меру,Безусловное право имеющим пить!

Хочешь — пей, но рассудка спьяна не теряй,Чувства меры спьяна, старина, не теряй.Берегись оскорбить благородного спьяну,Дружбы мудрых за чашей вина не теряй.

Не запретна лишь с мудрыми чаша для насИли с милым кумиром в назначенный час.Не бахвалься пируя и после пирушки:Пей немного. Пей изредка. Не напоказ.

Если сердце мое отобьется от рук —То куда ему деться? Безлюдье вокруг!Каждый жалкий дурак, узколобый невежда,Выпив лишку — Джемшидом становится вдруг.

Пусть не посетует читатель на столь обширную выдержку из этого трактата Хайяма и его рубайята: великий поэт и мыслитель заслуживает того, чтобы снять с него столь же распространенное, как и необоснованное обвинение в воспевании хмельного загула.

«Красивое лицо ученые считают большим счастьем и его лицезрение — хорошей приметой… Красота лица людей является частью влияния счастливых светил, достигающего людей по повелению всевышнего Изада. Красота восхваляется на всех языках и приятна всякому разуму».

«Каждый определяет для себя красивое лицо и дает ему свое название… Что касается ученых и философов, то они говорят, что оно есть доказательство божественного создания и желания изучать науку. Оно является следом творца и показывает доброту его сущности. Сторонники учения о переселении душ говорят, что лицо является почетным халатом творца, знаком его награждения за чистоту и добродетели, совершенные его рабом в прежней жизни. Творец своим светом дарует ему красивое лицо. Что касается обладающих знаниями, то они говорят, что лицо является отражением свечи, освещающим свечу. Некоторые говорят, что оно является лаврами головы и дождем милосердия, освежающим сад знания и заставляющим распускаться дерево старости. Некоторые говорят, что оно является знаком истины, показывающим исследователям правду, чтобы с помощью этой правды они вернулись к истине».