Алла Бегунова - Тайна генерала Багратиона
Игарри побледнел.
— Что с вами? — спросил у него Ган.
— Я не умею плавать.
— Пустяки, — Зандере усмехнулся. — Все предусмотрено. У нас каждому пассажиру выдается пробковый круг. Держитесь за него и вы не утоните, попав в воду.
С этаким капитанским утешением они удалились в свою каюту и попытались о нем забыть: играли в шахматы, валялись на койках, читали австрийские газеты, купленные в Белграде.
Обед начался, как обычно, в полдень. Но вскоре пол под ногами путешественников качнулся, в открытые иллюминаторы полетели брызги, за деревянной стеной послышался шум, напоминающий завывание разъяренного зверя. Переглянувшись, они выскочили на открытую палубу «Генриетты».
Там только что сыграли «аврал». Восемь матросов взбежали по вантам на реи, чтобы убрать паруса, которые трепетали на ветру, как лоскуты. Вахтенный матрос и пришедший ему на помощь боцман с трудом удерживали в нужном положении штурвал. Еще четыре матроса, встав вдоль обоих бортов, длинными баграми, готовились отталкивать баржу от обломков скал, кое-где поднимающихся над поверхностью Дуная. Капитан Зандере давно находился на носу судна и осматривал через подзорную трубу вскипающее волнами пространство.
«Генриетта» входила в ущелье Казан. Теперь справа от нее серой отвесной стеной на высоту более тысячи метров вздымались Карпаты. Иногда их кручи расходились, образуя впадины. Оттуда, грохоча и пенясь, низвергались вниз струи воды. Так мелкие карпатские речки приносили свою дань могучему Дунаю. Слева тянулась гряда Восточно-Сербских гор. Здесь встречались и заводи с пологими берегами, усыпанными галькой, и огромные валуны. Речной поток отталкивался от них и устремлялся дальше.
Между тем следовало вести баржу точно посередине. Однако вода, стиснутая с двух сторон и потому обретшая небывалую силу, играла двадцатипятиметровым судном, как щепкой. Она норовила развернуть его в какую-нибудь сторону и прижать к каменным уступам. Ей помогал внезапно появившийся ветер, которому некуда было деться в глубоком горном ущелье. Он выл, свистел в корабельных снастях, поднимал тучи брызг у водопадов и, толкая «Генриетту» в корму, тоже рвался вперед, к «Железным воротам».
Так называли два высоких каменных столба, нависавших над дунайской водой с двух сторон в конце ущелья. Когда-то это были, наверное, огромные известковые скалы. За миллионы лет ветер, гуляющий среди гор, придал им правильную геометрическую форму. Работа его продолжалась. Может быть, через два-три столетия «Железные ворота», подточенные им у основания, упадут в реку и сделают ее несудоходной.
Пока же «Генриетта» плыла к ним и держалась на середине Дуная, достигающего здесь ширины в пятьдесят метров. Зандере рукой подавал сигналы команде: взять вправо, влево, идти прямо. Речники с трудом крутили штурвал. Вода, подчиняясь сильному течению, мешала поворачивать руль в нужном направлении.
Игарри и Ган стояли рядом у мачты. Им казалось, что здесь безопаснее, чем в каюте, по крайней мере, видно, откуда надвигается беда. Красота природы — величественные горы, причудливый абрис побережья, Дунай, играющий волнами у скал, — их не восхищала, а пугала.
Вот матросы, вовремя выставив багры, оттолкнули судно от каменной громадины, приближавшейся справа. Баржа тотчас ушла вбок и обогнула препятствие. Но слишком близко от борта «Генриетты» прошли мокрые от брызг, зазубренные, покрытые трещинами камни. В щели между ними, чудом уцепившись корнями за твердь, росло маленькое деревце с узловатыми ветвями и блекло-зеленой листвой.
Альберт Ган проводил его задумчивым взглядом. Не так ли и сам человек упорно противостоит стихиям, получая поддержку от Господа Бога? Прапорщик перекрестился и начал вслух читать молитву, но не из Библии, а из тех, которым научила его нянька, простая женщина из русской деревни:
«Буря житейского моря сокрушает духовный мой корабль
волнами мирских попечений, и мир души моей мятется.
Только на Тя по Бозе возлагаю надежду, хранитель мой Ангеле,
яко премудрого Тя кормчего в мысленных бурях смущающих мя, стяжах успокоение.»
От ущелья Казан было рукой подать до города Орсова, где находился пост пограничного и таможенного контроля.
Появления сперва австрийских, затем турецких чиновников никаких забот путешественникам не доставило. По сравнению с недавней их речной одиссеей все прошло на редкость обыденно. Досмотр багажа и личных вещей, проверку паспортов люди в форменной одежде вели быстро и вежливо. Правда, пошлина составила кругленькую сумму, но Ган знал об этом и деньги приготовил заранее.
Вырвавшись из горных теснин на Нижнедунайскую равнину, река широко разлилась и умерила свой бег. Капитан баржи постарался удержать прежнюю скорость и поставил дополнительные паруса. Он сделал всего три коротких остановки в городах Видин, Никополь и Слободзея. Потому уже 24 июня «Генриетта» причалила в Туртукае.
Путешественники попрощались с Андреасом Зандерсом и его смелым экипажем.
Регулярного коммерческого судоходства по реке Дымбовица не существовало. Ее глубина не позволяла проходить даже судам, одинаковым по размеру с «Генриеттой». От Туртукая, заштатного, пыльного городка, до столичного Бухареста изредка поднимались на веслах, парусах или ведомые по берегу бечевой лишь фелюги — узкие, мелкосидящие лодки местных рыбаков и торговцев.
На поиски подходящего плавсредства у Гана ушло два дня. Ночевали они на турецком постоялом дворе, в грязных комнатах которого водилось великое множество разных насекомых.
Зато столица Валашского княжества произвела на Игарри более отрадное впечатление. Подплывая, они увидели довольно большой, тысяч на сорок населения город, подобно Риму раскинувшийся на семи холмах, окруженный девственными лесами и глубокими озерами. Его бульвары, тенистые и благоустроенные, пролегали с севера на юг, улицы, их пересекавшие, — с запада на восток. Дворцы и особняки валашских бояр, возведенные в XV–XVII веках, соединяли в себе стили позднеготический и ориенталистский. Что-то в них казалось позаимствованным в Париже и Венеции, что-то — в Стамбуле и Багдаде.
Впрочем, мусульманское влияние выступало сильнее. Ведь Валахию и Молдавию в 1526 году завоевали турки. В Бухаресте долго стоял их многотысячный гарнизон.
Стамбульские купцы и ростовщики открывали здесь свои конторы и лавки. Османы жестоко притесняли христиан, однако на православные бухарестские храмы замечательной архитектуры они не покусились, в мечети их не переделали. Свой первозданный вид сохранили церковь Святого Михая постройки 1432 года, Патриаршая церковь, законченная в 1665 году, монастырь Антим, открытый в 1725-м.
Река Дымбовица привела путешественников почти в самый центр города. Они выгрузили на пристань свой багаж и оглянулись.
За двухэтажными домами на северо-западе просматривалась крыша какого-то высокого здания. Прапорщик лейб-гвардии Преображенского полка, сверившись с картой, сообщил молодому персу, что там находится район «Могошоая» и красивейший дворец Константина Брыковяну, который был правителем Валахии в прошлом, XVIII веке.
Однако им надо добираться вовсе не туда, а в другую сторону — к площади Кроцулеску, где стоит одноименная церковь, дворец и гостиница. Номера в ней не слишком дорогие, но и не дешевые, в основном — одноместные, и они смогут поселиться недалеко друг от друга.
Последние слова пришлись по душе Игарри. Он очень устал от тесной каюты на речной барже, от незамысловатых и однообразных обедов повара «Генриетты», от неотступного соседства Альберта Гана, человека малоразговорчивого, серьезного, постоянно пребывающего начеку.
Не то чтобы русский выказывал ему недоверие или пренебрежение. Нет, такого не случалось. Просто с первого дня их путешествия переводчик ощущал на себе его пристальный взгляд и знал, что за голенищем сапога у попутчика спрятан нож, а в потайном кармане куртки всегда лежит заряженный пистолет. Приятельским или сердечным отношениям между двумя молодыми людьми данное обстоятельство вовсе не способствовало.
Кроме того, сын серхенга Резы чуть ли не каждый день вспоминал о двух тысячах золотых гульденов, обладателем которых он с недавнего времени являлся. На территории Австрии тратить их княгиня Багратион ему не советовала. Добрейшая Екатерина Павловна отлично кормила и поила переводчика четыре дня, оплатила изготовление его новой одежды и покупку вещей, необходимых для путешествия в Бухарест.
Деньги же пришлось надежно спрятать. Часть гульденов зашили в подкладку куртки, часть засунули между перегородками в портфеле с образцами сукна, часть уложили на дно двух саквояжей. Десять монет Игарри держал в кошельке. Запершись в каюте, он иногда пересчитывал их, разглядывал герб на реверсе и цифру «50» на аверсе каждого увесистого золотого диска. Золото, оказавшееся в руках, странным образом влияло на его поведение. Богачом он стал внезапно и теперь почему-то желал, чтоб об этом узнали другие. Однако на грузопассажирской «Генриетте», в присутствии АльбертаГана, ничего приятного из хвастовства не получалось.
