Артамонов Иванович - КУДЕЯР
— Всех вас изничтожу, проклятущих! Нестор, вели палить это змеиное гнездо!
Ярким пламенем вспыхнула в ночи соломенная крыша Ичалкиной избы.
— Расскажу, словно бисер рассажу! — весело произнёс Филя.
Все встрепенулись. Скучно жилось ребятам в одинокой избе посреди глухого леса, поэтому Филины побасёнки слушали с большим удовольствием, а за ними и время проходило незаметно. За окном, затянутым бычьим пузырём, завывает метель, а в избе тепло, благо дров за дверью много, ребята никогда не отказываются помахать топором.
— У одного попа попадья сдружилась с псаломщиком. Поп догадывался, что дело нечисто, да никак не мог уличить их. Наконец один раз запряг он лошадь и сказал, что поехал в дальнее селение отпевать покойника. Сам поставил лошадь на дороге и вернулся. А псаломщик-то уж тут как тут. Попадья перепугалась, думает: куда мне деть дружка своего? Запихала его под лавку и дровами всего заложила. Поп вошёл и начал искать. Искал, искал, не найдёт нигде. Что делать? И говорит попадье:
— Я уж помолюсь дома, не пойду к вечерне-то.
Рыскрыл книгу, перекрестился и нараспев произнёс:
— Благословен, Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков!
Как только произнёс он эти слова, псаломщик-то услышал его и отвечает из-под лавки:
— Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
А поп подходит к нему и говорит:
— Молодец, брат псаломщик. Здорово бы я тебя наказал, когда бы ты эдак не сказал. Посмеялись над простодушно-лукавым попом. Филя вридвинул к себе гусли, купленные три дня назад у калик перехожих, бедовым голосом запел:
Как женил-поженил меня батюшка,Не у голого женил, не у богатого,Приданого-то много, дак человек худой!Все люди сидят, как будто свечки горят,А мой муж сел на покрасу всем,Уж он бороду погладил да ус залощил,Ус залощил да глаза вытаращилМуж на меня, как чёрт на попа,А я на него помилее того,Помилее того, как свинья на…
За окном тихо заржала лошадь. Все насторожились.
— Берите оружие да в сени! — приказал Елфим.
К избе кто-то подъехал верхом на лошади. Всадник спешился, приблизился к освещённому окну. Через дверную щель было видно, что он невысокого роста.
— Мордвин, наверно, — предположил Елфим.
Приехавший тихо постучал в дверь.
— Чего нужно? — грозно произнёс Елфим.
— Пустите меня, люди добрые, погреться. Метель сбила меня с дороги.
— Заходи, коли так.
В избу вошёл невысокий, крепко сложенный черноглазый мордвин.
— Звать-то тебя как?
— Ичалкой кличут.
— Что же тебя в такую метель погнало?
Ичалка долго молчал, внимательно всматриваясь в лица хозяев. Елфим приветливо улыбнулся ему.
— Да ты не бойся, здесь все свои.
Мордвин махнул рукой, в глазах его блеснули слёзы.
— Этим летом боярин Плакида отнял у меня землю. Осерчал я на него, амбар запалил. А боярин о том проведал, явился в мой дом, жену избил, избу сжёг. Жена с детишками едва спаслась, живёт теперь у своих родичей. Мне же в село путь заказан, боярин не раз наведывался туда, искал меня.
Елфим скрипнул зубами.
— Давно уж мой нож по Плакиде скучает: зверь он, а не человек. Вот что, братцы, наведаемся-ка мы в боярские хоромы, пощекочим лютого боярина.
— Так метель же на дворе, — неуверенно произнёс Олекса.
— Вот и хорошо, что метель, она для нас самоё милое дело, к боярским хоромам подобраться поможет, да и следы потом заметёт.
Стали собираться в дорогу. Кудеяр впервые участвовал в таком деле, на душе было весело и тревожно. Судя по оживлению, и другие пребывали в таком же состоянии. Ичалка вызвался показать путь к владениям Плакиды Иванова.
Ехали медленно, снег был глубок, да и ветер всё время яростно дул в лицо. Лишь под утро оказались на опушке леса, откуда смутно проглядывали постройки боярского поместья.
— Сторож об эту пору, поди, спит, нужно накрыть его так, чтобы шум не поднял. Пока Кудеяр с Олексой будут вязать его, все остальные ломают двери боярского дома. Плакиду я беру на себя.
Тронули лошадей. Не успели проехать и десятка шагов, как в усадьбе истошно занялся набат.
— Заметили нас, черти полосатые, — выругался Елфим, — видать, настороже были.
Метель почти прекратилась. В серо-белой полумгле было видно, как из построек выбежали люди. Спрятавшись за частоколом, они открыли по нападающим пальбу из луков. Совсем близко засвистели стрелы.
— Поворачивай назад! — приказал Елфим. Стрела сбила с него шапку. Отъехав на безопасное место, он оглянулся в сторону боярских хором, погрозил кулаком.
— Ну погоди, Плакида, мы ещё посчитаемся с тобой!
Весело скользят сани по накатанной обледенелой дороге. На переднем возу восседает арзамасский купец Глеб Коротков- широкоплечий старик с небольшой белой бородкой и живыми выразительными глазами.
— Корней! — обернувшись, позвал он сына.
Со второго воза сорвался рослый румяный парень, догнал сани отца, робко спросил:
— Что надобно, батюшка?
— Как приедем в Новгород, так ты проследи, когда выгружаться станем на постоялом дворе, чтобы все наши кожи были как следует складены. Товар-то ноне не особливо хороший везём на ярмонку — тут порез, там дыра, а где и мясо гниёт. Так ты так кожи сложи, чтобы худые места не больно-то лезли в глаза. Авось всё добро продадим скопом. Понял?
— Всё сделаю как велишь, батюшка.
А Любку Мокееву выбрось из головы — неровня она тебе. Воротимся домой, найду тебе стоящую девку среди купечества. Вон у Завьяла Чурилина какая отменная девица — пышнотела, белолица, ступает как пава.
— Да у Дашки Чурилиной глаза косят — один на вас, а другой — в Арземас[107].
— Тебе с её глаз не росу пить, а станешь противиться родительской воле — батогов отведаешь. Хоть у Дашки глаза косят, да зато у её отца — Завьяла дом полная чаша, а под домом, поди, не одна кубышка зарыта. К тому же Дашка — единственное чадо, умрут родители — всё твоё будет!
«Не хочу, не хочу Дашки! Мне Любушка ой как мила!» — рвётся из души Корнея. Да разве можно перечить родителю, изобьёт до крови! Потому парень тяжко вздохнул и поплёлся к своим саням.
Низкое январское солнце стало клониться за могучие ели, между которыми пролегла дорога. Корней глянул в сторону и перекрестился: «Не приведи, Господи, повстречаться в таком лесу с татями». И тотчас же раздался богатырский посвист. Парень сорвался с места и, не разбирая дороги, кинулся в лес.
Глеб Коротков оглянулся: от задних возов к нему бежали свои оружные люди, да было поздно — предводитель татей сволок его с воза, приставил нож к горлу. — А ну стойте, черти полосатые, не то вашему хозяину конец!
Людишки остановились в отдалении.
— Где твоя казна купец?
— Дак какая такая казна у меня, мил человек? Не видишь, рази, везу для продажи кожу, купленную в Арземасовом городище. Опосля ярмонки казну-то и спрашивай.
— Ты нам зубы не заговаривай! Ну-ко, ребятки, пошарьте в возке! — приказал Елфим.
Ичалка с Филей обыскали воз и вскоре извлекли из-под мешков купеческую суму.
— А ты говорил мне — нет у тебя ничего!
— Каюсь, мил человек, всего-то и было у меня сто рублев, половину уплатил за эту вот гниль. Глянь, глянь, разбойничек, что за кожу мне подсунули — одни дыры. Да я за неё на ярмонке и своих кровных не верну. На какие же шиши я товар куплю в Нижнем Новгороде? О, горе мне, горемычному! Придётся с сумою по миру идти!
— Ты о казне не печалься, купчина, потому как одному Богу ведомо, придётся ли тебе по миру ходить. Уж больно ты говорлив, как я погляжу. А ну стань на колени!
Глеб, побледнев лицом, повиновался.
— Не губи, не лиши живота, разбойничек, дети у меня малые!
— Так уж и быть, пощажу тебя, купчинушка. Только ты прикажи своим людишкам собрать всё оружие и отдать его вон тем молодцам, — Елфим указал на Кудеяра и Олексу.
— А не обманешь, разбойничек?
— Мне тебя обманывать ни к чему, потому как давно мог снять твою голову. Ты лучше не медли, делай то, что тебе велено.
— Ребятки, отдайте им ваше оружие.
Слуги собрали луки, колчаны со стрелами, топоры, шестопёры.
— Гони, купчина, ещё всю снедь, что при тебе есть, — нам в лесу всё сгодится, а ты на ярмонке разживёшься.
Слуги, не мешкая, собрали съестные припасы, сложили их в особые сани.
— А теперь проваливай подобру-поздорову да поменьше о нас трезвонь в Нижнем Новгороде, не то на обратном пути и головы лишишься.
Купеческий обоз быстро удалился.
— Ну что ж, ребятки, — обратился Елфим к друзьям, — вот мы и разжились едой да оружием. Вишь, Кудеяр, как всё просто. А ну, Филя, давай нашенскую!
Все повалились в сани. В глухом сумеречном лесу зазвучала песня:
