Вадим Долгов - Мечник. Око Перуна
– Так они там пьяны были! А мне-то мой голубчик про демонов пещерных что-то заливал! Ворвались-де, огнем пожгли, бока намяли, каменья отобрали. Я, дура, его еще медом отпаивала. Силен же врать!
Толпа вновь загомонила. Недавний поход был памятен. У многих с Вороном ходили мужья.
– Князь, так вот он, значит, каков твой горный демон? Не слишком ли ростом мал?
Ворон, мрачно взглянув на шумящий народ, поднялся на крыльцо и дальше смотрел уже оттуда.
Шум продолжался. Мужчины в толпе прятали глаза и смущенно пересмеивались: «Ну, было дело, а с кем не бывает…» Доброшку тем временем поставили на ноги. Он наблюдал за волнением толпы, понимая, что отсрочка временная и его могут сбросить со стены в любой момент. Ковать железо нужно было, пока горячо.
– Ворон, хочешь узнать, как я мимо твоей стражи прошел? И сайгат твой – каменья и пленника из пещеры увел?
Китежский князь хранил угрюмое молчание, но из толпы послышались ободряющие крики: «Давай, бесенок, расскажи. А то утопят тебя, мы и не узнаем!»
Доброшка высвободился из цепких рук.
– А вот так! Мне Перун помогал!
– Ты ври-ври, да не завирайся, – возвысил голос седой дедок из толпы, – у тебя на шее вон оберег твоего греческого бога болтается. С чего это вдруг Перун тебе помогать станет?
Доброшка почувствовал кураж, голова кружилась, лицо горело, сердце стремилось выскочить из груди.
– Да уж не знаю с чего. Только не дались бы мне измарагды и не одолел бы я вашей китежской дружины, если бы удача была не на моей стороне. А удача – она правого держится. Роду мы с вами одного. И деды у нас одни. А деды не тех больше жалуют, кто им кланяется ниже, а тех, кто закон их соблюдает строже. Где это видано, чтобы человека живого ни за что ни про что в воду кидать? Я пришел с добром, а князь меня смерти обрек!
Доброшка отер со лба выступившую, несмотря на холод, испарину. Толпа зашумела пуще:
– С каким еще добром? Поджечь нас – это ты добром называешь?
– Поджечь? Зачем мне вас поджигать? К городу подходит отряд варяжского конунга Харальда. Их много. И они не знают жалости. Меня воевода Илья послал, чтобы людей спасти.
– А девчонка зачем при тебе?
– Девчонка?! Это ее на самом деле Илья послал, а я в помощниках.
– Так кого все-таки послал Илья, тебя или ее?
– Послал ее, но она оказалась в избушке без чувств. Не иначе злые люди опоили.
– Какой избушке?
– Лесной избушке.
Тут шум толпы перекрыл громовой голос Ворона:
– Изоврался. В воду его!
Цепкие пальцы вновь впились в Доброшкины плечи.
– Требую божьего суда!
Толпа, стихшая было после грозного окрика Ворона, вновь зашумела: «Божий суд, он потребовал божьего суда». Отказать в такой просьбе было нельзя.
Ворон огладил рукоять меча.
– Божий суд? Пожалуй, я согласен. Дайте этому щенку меч.
Вряд ли у Доброшки был шанс выстоять на мечах против Ворона. Но счастливая мысль уже созрела в его голове.
– Оружие Перуна – лук, а не меч. Дай мне лук, и моя стрела докажет, на моей ли стороне правда.
Ворон выглядел озадаченным. Но толпа уже шумела: «Дайте парню лук, пусть докажет, дайте ему лук».
– Добре. Дайте ему лук.
Ворон махнул рукой. Отроки кинулись врассыпную. Одни принесли оставшийся в ладейке Доброшкин лук, другие вынесли богатое кресло, не уступавшее красотой трону киевского правителя, и подбитый мехом плащ. Лук вручили Доброшке, а кресло пододвинули Ворону – тот накинул плащ на плечи и сел на высоком крыльце: божий суд не терпит спешки.
– Какую цель желаешь себе, добрый молодец?
Пронзающий взгляд Ворона показывал, что он не считает Доброшку ни добрым, ни молодцем. Но деваться было некуда. Доброшка отвесил поясной поклон и ответил со всем достоинством, на которое был способен:
– Выбирай, светлый князь. Тебе, судье земному, и богу, судье небесному, вверяю свою судьбу.
– Ну, какой же я светлый, – лицо Ворона исказила недобрая ухмылка, – я скорее темный. Но цель для тебя я, так и быть, выберу, раз ты меня об этом так вежливо просишь. Принесите ту обморочную девицу, с которой этот молодец приплыл!
Слуги кинулись к пристани и очень скоро вернулись обратно. Похожий на лешего волосатый парень держал на руках Белку и плотоядно улыбался. Доброшка стиснул зубы, но давать волю гневу было нельзя. Мерзко облизнувшись, волосатый положил Белку перед Вороном и посмотрел вопросительно: что-де дальше делать? Ворон негромким голосом отдавал распоряжения. Доброшка не мог расслышать, что он говорит, но скоро все выяснилось. На двор вынесли скамью и установили у ворот. Белку усадили на скамью, а чтобы не валилась набок, примотали к столбу. Когда все приготовления были сделаны, с крыльца спустился посмеивающийся Ворон и поставил на поникшую голову не приходившей в сознание Белки невесть откуда взятое им яблочко.
– Что ж, витязь, стреляй.
– А где же стрела?
– Обожди. Слишком ты шустрый. Я встану у тебя за спиной. Иначе ты, пожалуй, решишь проявить невместную удаль, а мне жизнь еще дорога.
Когда Ворон, пройдя через двор, встал за спиной Доброшки, тому подали стрелу. Доброшка внимательно осмотрел оружие. Лук был сделан на совесть – большой, тяжелый. С ним было все в порядке. Сырость и легкий морозец не повредили ему. Размотать тетиву и натянуть на тугие, обвитые берестой и укрепленные звериной костью плечи было делом одного мгновения. Натянутая тетива гудела как струна.
Доброшка наложил стрелу, глубоко вздохнул, оттянул тетиву к самому уху. Дул легкий ветерок – это нужно было учесть. Как это бывало всегда перед решающим выстрелом, мир перестал существовать для него. Доброшка не слышал ни шума толпы, ни перешептываний княжеских отроков у него за спиной. Только тетива, ветер, стрела и цель. Все остальное ушло на второй план.
На выдохе Доброшка стал разжимать пальцы, но в тот самый момент, когда стрела была готова сорваться в полет, стоявший за спиной Ворон вдруг схватил его за рукав. Стрела соскользнула и, коротко свистнув, зарылась в песок.
– Погоди!
– Что? Что случилось? – Доброшка недоуменно, как внезапно разбуженный человек, вертел головой.
– Так слишком просто. Что это за божий суд, когда цель от тебя в тридцати шагах? Спокойно прицелился – спокойно выстрелил.
Доброшка опустил лук. На Ворона он не смотрел. Взор его был прикован к недвижимой Белке. Что еще придумает безумный князь? Какое испытание?
– Платок мне!
Дворня зашевелилась, засуетилась, и откуда-то из терема по рукам поплыл шитый золотыми нитями красный платок. Взяв его в руки, Ворон проверил его на просвет, сложил вдвое и снова проверил:
– Годится.
Подошел к Доброшке, накинул на глаза и туго стянул узлом на затылке. Платок не закрывал солнечного света полностью, но разглядеть сквозь него Доброшке не удалось ничего – лишь кровавое марево.
– Вот теперь стреляй. Пусть твой бог тебе поможет.
Доброшка стоял, опустив лук.
– Стреляй. – В голосе Ворона зазвучало раздражение. – Сам просил лук – теперь стреляй!
Ворон кричал в самое ухо. Что, если резко повернуться, выпустить стрелу в него? Нет, не получится – слишком близко. Доброшка по-прежнему не поднимал рук.
– Если не будешь стрелять, подруга твоя отправится на корм рыбам. А тебя мы отпустим. Иди на все четыре стороны. И живи. Если сможешь. А если промахнешься намеренно – я пойму. И тогда твоей подруге тоже несдобровать. Я вижу, нашему Шишуке лохматому она понравилась. Стоит облизывается, как кот на сметану. Вот ему и отдам. Правда, жена у него есть уже. Но от рабыни он, я думаю, не откажется. Стреляй! Авось боги в самом деле помогут тебе.
Доброшка нехотя поднял лук и натянул тетиву.
– Пускай стрелу, когда я велю, а пока готовься! – Настроение у Ворона было приподнятое. Он предвкушал потеху.
Поняв, что через платок ничего разглядеть не получится, Доброшка попытался увидеть Белку мысленным взором. Он до мельчайших деталей представил себе ворота, столб, лавку, ее саму с опущенной головой, с яблочком этим дрянным на макушке. Мгновения текли медленно. Рука с луком начинала заметно уставать, но Доброшка не осмеливался опустить ее. Ему казалось, что еще раз он ни за что не сможет даже мысленно увидеть цель. Рука налилась свинцовой тяжестью. Наконец держать ее стало невмочь.
– Ворон, стрелять?
Ответа не последовало. Впереди, там, где сидела Белка, послышался невнятный шум и возня.
Доброшка опустил лук и сорвал с себя платок. Белки у ворот не было. Ее на руках уносила высокая старуха в парчовых одеяниях. Яблочко лежало на опустевшей скамье. Ворон стоял рядом мрачнее тучи.
– Добронега, оставь ее, молодец наш сам захотел божьего суда. Забава для всего города!
– Нашел с чем забавляться, – голос старухи оказался на удивление молодым, – обойдетесь без забавы, олухи! Не для того я ей яблочко сонное дала. Над своим алчным варягом лучше издевайтесь.
Ворон в сердцах пнул кошку, по несчастливому стечению обстоятельств оказавшуюся у него под ногами. Кошка, истошно мяукнув, устремилась наутек, а Ворон, расталкивая толпу, двинулся вслед за старухой.
