Семен Бабаевский - Семен Бабаевский.Кавалер Золотой звезды
Только на третий день, когда солнце стояло в зените, бросив на воду блестящий мостик, наблюдавший за рекой Никита Мальцев увидел плывущие бревна. Да, это было красивое зрелище! Одно за другим, точно состязаясь в беге, бревна выскакивали из-под блестящего солнечного мостика, и чем ближе они подплывали к порогам, тем бег их становился стремительней. Впереди, как бы показывая дорогу, во всю мочь неслась тройка: «коренник», чуть-чуть выскакивая вперед, устремился прямо на «Медведя», и «пристяжные» то рвались в сторону, то прижимались и «кореннику».
— Плывут! — во всю силу легких закричал Никита.
— Ба-а-гр-ры!
— На «Медведя»!
— Игнат, скачи к берегу!
— Петро и Антон, идите к концу порогов!
Семен и Афанасий, схватив багры, побежали к реке. Вода густо рябила бревнами, они плыли вразброс, сбиваясь к быстрине, как бы готовясь нырнуть в буруны. Семен и Афанасий взобрались на «Медведя». Они стояли рядом, а на них неслась неудержимая тройка. Вот она уже совсем близко, Семен и Афанасий подняли багры. На разрезе воды «пристяжные» чуть приостановились, потом рванулись в разные стороны и, вздрагивая, нырнули в буруны и исчезли. А «коренник» ткнулся носом в камень, с минуту постоял, сердито поводя хвостом. Семен ударил его багром, но бревно даже не пошатнулось. Афанасий бросился на подмогу, но и вдвоем они не могли сдвинуть его с места. Тут наскочило плывшее сзади бревно. «Коренник» чесанул боком о гранит с такой силой, что на воде показались темные обломки коры. Покачиваясь и белея ободранным боком, бревно нырнуло в пену и снова показалось уже далеко за порогами, где река текла спокойно.
— Пронесло! — крикнул Афанасий, отталкивая багром новое бревно. — А вот несется целая стая. Ну, держись, Семен!
Из-под пламенеющего мостика одно за другим выскакивали бревна, издали похожие на торпеды. К порогам они подплывали гуськом, как бы выстраиваясь в одну шеренгу. Их встречали Семен и Афанасий и направляли на середину течения. Сплавщики усиленно работали баграми, стоя на белом камне, как отважные полярники на льдине.
Такое сильное движение леса продолжалось недолго. Через час или полтора река очистилась, и от сверкающего на воде мостика резко отделялась темная полоса. Семен и Афанасий отдыхали, усевшись на камень. Нещадно палило солнце, зноем дышал раскаленный утес, а сплавщикам было прохладно.
— Ну, кажись, наступила передышка, — сказал Афанасий, зачерпнув ладонью воду. — Надо звать молодежь, а нам придется заменить их ночью.
Обычно в дневное время на «Медведе» находились те, кто помоложе, а ночь делили между собой братья Фоменковы и Семен с Никитой. Никита гордился тем, что его, молодожена, признали на сплаве человеком солидным, причислили к людям серьезным, которым можно было доверить ночное дежурство. Широко расставив ноги, Никита стоял с багром, держа его наперевес, как винтовку. У его ног сидел, отдыхая, Семен. Никита всматривался в темный поток воды и, поглаживая молодые усы, время от времени покрикивал:
— Ага! Еще одно чернеет!
Шлепался о воду багор, взлетали брызги. Никита управлялся и один. Бревно чернело, промелькнув мимо камня. Семен сидел и молча смотрел на шумящий в темноте поток. Река, окутанная мраком, казалась величественной и грозной. Семену невольно думалось, что этот черный ревущий поток вот-вот захлестнет их. В темноте с трудом можно было разглядеть подплывающее бревно. Днем его было видно издали, а теперь оно, точно подкравшись, выскакивало из воды почти рядом с «Медведем» и тут, чтобы вовремя направить каждое бревно на середину течения, требовались особая сноровка и ловкость. Иногда лес шел, как говорил Никита, «стадом» и тогда у гранитного островка возникали небольшие заторы. В такие минуты оба сплавщика принимались за дело и ворочали баграми с невероятным проворством, помогая воде унести все бревна. Затем, как правило, наступало затишье. Семен ложился на спину и отдыхал, любуясь звездами.
— Семен, а на свадьбу меня позовешь? — вдруг спросил Никита, продолжая наблюдать за рекой.
— Что это пришло тебе в голову? — удивился Семен. — О какой свадьбе говоришь?
— Да ты не скрывай. Я и сам недавно таким был. Тоже скрывал, скрывал, а люди все равно все узнали. Скажи, позовешь?
— Ну и чудак же ты, Никита! Если будет свадьба, то, конечно, позову.
— За это спасибо. А как же порешил с Анфисой? Увезешь ее от нас или тут останешься жить?
— Об этом еще ничего не знаю.
— А ты оставайся у нас. У нас здесь очень хорошо жить! Земля родит, вода. А такой красивой станицы, как Усть-Невинская, по всей Кубани не найдешь. Оставайся, хату мы тебе гуртом построим. Я первый подсоблю. И не один приду, а с женой. Лесу теперь у нас много, а саману наделаем. Я хоть и женился, а мне строиться не надо. Один я у батька.
Семен промолчал. Мимо плиты, разрезая темную воду, как щуки, пронеслись два бревна. Быстро вскочив, Никита успел толкнуть их багром. Потом снова присел к Семену. К этому светловолосому парню, вернувшемуся с фронта, Никита питал какое-то особенное уважение и доверие. Из рассказов Никита знал, что Семен побывал в Германии и еще в каких-то странах, и ему казалось, что такой бывалый солдат сможет ответить на любой вопрос. Поэтому Никита нет-нет да заговаривал с Семеном то о станице, то о себе, то об Анфисе. А однажды спросил:
— Семен, ты намного старше меня?
— Думаю, что старше. А зачем тебе?
— Так, поинтересовался. — Никита некоторое время молчал: — Да. Ты на войне был, чего там только и не видел. Значит, ты и знаешь больше, чем я.
— Может, больше, а может, и меньше. Смотря в каком деле.
— А скажи, отчего так бывает: когда я был неженатым — одно ко мне отношение, а женился — совсем другое?
— В чем же ты видишь это «другое»?
— Да во всем. Люди на меня смотрят по-другому. Сказать, поручение какое или еще что-нибудь важное. Я — комсомолец, и вот я скажу тебе правду. Раньше, бывало, наш секретарь совсем меня не замечал. Попросишь что-нибудь сделать, а он говорит: «Ты, Никита, за это дело не берись, не сумеешь». Больше всего я бывал на побегушках: то клуб убирал, то афишку расклею, то на собрание созываю… А теперь — в президиум меня избирают; кому первое слово в прениях? Никите Мальцеву. Задания всякие дают, особо какие трудные. По займу не всякий может толково рассказать или какое постановление прочитать колхозникам, — а мне это доверяется. Недавно меня агитатором на ферме назначили. Сам парторг Еременко подписал меня на газету «Правда», говорит: «Теперь тебе без газеты никак нельзя…» Вот журнал еще не выписал. А когда готовились ехать на лесосплав? Стали подбирать людей. Кого послать? Думали, думали и первого меня записали. «Поезжай, Никита, на тебя полная надежда». Или вот недавно. Почему Прохор выбрал меня в твою бригаду? Охотников было много, а Прохор на меня так серьезно посмотрел и сказал: «Никита подойдет, человек надежный». Отчего так, скажи?
— А очень просто, — сказал Семен. — Значит, заслужил доверие. Дорожить этим надо. Если б ты побывал на фронте, ты бы еще больше удивился. Там хорошее в человеке быстро замечают.
— Да я это понимаю… Или вот еще такой пример. Иван Герасимович Еременко беседовал со мной. Долго мы с ним говорили. «Готовься, говорит, Никита, в партию вступить». Дал мне Устав. «Прочитай, говорит, все, а тогда мы еще побеседуем». А ты член партии?
— Да, — ответил Семен. — Вступил на фронте.
— А скажи, — еще больше оживился Никита, — что наиважнее для члена партии? Мне это надо знать.
— Как тебе сказать… — Семен задумался. — Важнее всего, как я понимаю, быть всегда и во всем примером для других.
— Это я смогу.
— Еще не все, — продолжал Семен. — Жаль, что ты не был на фронте. Там бы ты сам увидел, что значит быть коммунистом. Но я приведу тебе такой пример. Скажем, так. Возьмем нашу страну, это тебе будет понятно. Растянулась она на полсвета, сам знаешь. А сколько у нас людей и разного богатства! И вот все люди, как одна большая армия, каждый день находятся в сражении против мирового капитала. Ты думаешь, отчего нам так трудно? Никто еще не шел по этой дороге, а мы идем. Война кончилась, намного стало легче, но сколько еще дела. Армия идет вперед, и есть в этой армии ударные полки. В них отбираются люди самые честные, самые преданные и бесстрашные. Их трудностями не запугаешь. Это и есть члены партии. Вот ты и рассуди теперь сам, что самое главное для члена партии.
— Да я тоже думал об этом, только выразить не мог.
Семен встал, взял багор. Посмотрел на реку. Бревна не плыли. «А Никита — славный парень, — подумал Семен. — На фронте такой непременно бы отличился. Как это он сказал: «Люди на меня смотрят по-другому».
Вспомнил Анфису, желанные разговоры с ней о жизни, о будущем. После беседы с Никитой он вдруг почувствовал, что теперь он в этих краях не гость… Он держал над водой багор, смотрел на плывущие мимо бревна и мысленно представлял себе, как каждое проносящееся по реке бревно будет либо распилено на доски, либо целиком ляжет на стену, как вырастут из них здания электростанции, кинотеатра, конюшни, коровника.
