Григорий Медведев - Чернобыльская тетрадь
— А что Яковенко? — спросил я. — Три дня назад его диспетчер звонил в Москву и жаловался, что трест не может справиться с прикомандированными шоферами, мол, бездельничают, пьют водку, негде расселять, нечем кормить...
— Да что ж он врет! Мне позарез нужны люди!
— Я свяжусь сейчас с Москвой, попрошу, чтобы срочно командировали. Прораб вышел.
— Жжет грудь, кашель, болит голова, — сказал Кизима. — Так все время.
— Почему не экранируешь свинцом окна, кабины автомашин? Это уменьшит облучаемость.
— Свинец вреден, — убежденным тоном говорит Кизима. — Он настораживает людей и сдерживает работы. Я уже в этом убедился. Не надо свинец...
Звонок. Кизима снял трубку.
— Так... Так... А что говорит Велихов? Думает?.. Пусть думает. Прекратите пока подачу смеси на завал... — Положил трубку. — Гейзеры из жидкого бетона начали бить. На топливо в завале как попадет жидкость, начинается то ли разгон атомный, то ли просто нарушение теплообмена и рост температуры топлива. Резко ухудшается радиационная обстановка.
Стук в дверь. Вошел молодой генерал-майор и с ним еще три офицера: полковник и два подполковника.
— Генерал-майор Смирнов, — представился молодой военный. — Мне рекомендовали обратиться к вам за помощью.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласил Кизима, — слушаю вас.
— Наше подразделение прибыло для охраны пруда-охладителя. Вода в нем высокой активности...
— Как в первом контуре во время работы реактора, — сказал Кизима. — Туда ведь пожарными машинами откачивали воду с топливом с затопленных минусовых отметок станции. Минус шестая степень кюри на литр в пруде...
— Так вот, — продолжал генерал, — чтобы не было диверсии, могут взорвать плотину, и вся грязная вода уйдет в Припять и Днепр... Я выставляю по всему периметру дамбы посты, но необходимы какие-то укрытия, защищающие часовых от облучения...
— Я предлагаю лотки, — сказал Кизима. — Есть у нас тут железобетонные лотки длиной два метра каждый. Поставить на попа под некоторым углом один к другому, чтобы получилась «дверь» для входа, и будка готова. Давать команду?
— Давайте! — обрадованно сказал генерал. Кизима позвонил, распорядился. Военные ушли. Я в свою очередь связался с Москвой. Попросил срочно командировать водителей на смену облученным. О том же переговорил с Яковеико. Он обещал, что завтра утром двадцать пять человек прибудут в Чернобыль для подмены.
— Мне бы надо, Василий Трофимович, — сказал я, — проскочить к аварийному блоку. Машину можешь дать на часок-другой?
— С машинами дело дрянь... Водители, которых прикомандировали с атомных строек, набрав дозу, без предупреждения и не дождавшись замены, уезжают на своем транспорте, кстати увозя с собою радиоактивную грязь.
— Распоряжение о новом и дополнительном прикомандировании легковых машин дано вчера в Москве. Сегодня, вернувшись из Припяти, проверю. Даешь машину?
— Здесь один начальник уехал на денек в Киев. Возьми его «Ниву». У нее два ведущих моста, может сгодиться. Прихвати у дозиметристов радиометр. На часок-другой одолжат. — Кизима назвал номер машины. — Шофера зовут Володей.
— Не робкий?
— Парень боевой. Недавно из армии.
Я покинул кабинет Кизимы. Представившись, взял на пару часов у дозиметристов радиометр, проверил и перезарядил свой оптический дозиметр ДКП-50.
К счастью, у Володи оказался спецпропуск в Припять. Через десять минут мы уже выскочили на автостраду в сторону Чернобыльской АЭС. Сотни раз ездил я по этой дороге в семидесятые годы. И позже, когда работал уже в Москве и приезжал сюда в командировку, 18-километровая лента асфальта только здесь, на перегоне от Чернобыля до Припяти, окантована справа и слева розовым бетоном метровой ширины. Это защитные полосы, чтобы не обламывался с боков асфальт. Мы радовались в свое время, что только у нас такая дорога и что меньше средств придется тратить на ремонт дорожного полотна. Но теперь...
— А если возле 4-го блока заглохнет мотор? — с явной подначкой спросил вдруг Володя. — У нас уже случалось такое, правда, не около блока, а в Припяти... Там не так печет...
— Недавно из армии? — спросил я его.
— С полгода как, — ответил Володя.
— Тогда не страшно, — сказал я. — Заведешь, если заглохнет... По какой специальности служил?
— На «УАЗе-469» возил командира полка... А вот и дозиметрический пост. Солдаты химвойск, смотрите, — обратил мое внимание Володя.
На обочине дороги стояла большая зеленая машина-цистерна с навесными приспособлениями: насосы, приборы, шланги...
Со стороны Припяти подъехал «Москвич», его остановили, промерили датчиком колеса, днище, кузов сверху. Пассажиров и водителя попросили выйти. Машину стали мыть десорбирующими растворами. Солдаты в респираторах и матерчатых шлемах, плотно облегающих голову, уши, спадающих шалькой на плечи.
Один из солдат, с радиометром на груди и длинной палкой-датчиком, сделал нам отмашку рукой. Мы остановились. Он проверил спецпропуск, приклеенный Володей к лобовому стеклу. Все в порядке. Обнюхал датчиком нашу «Ниву» — фон.
— Можете ехать, — сказал солдат. — Но учтите — там машину испачкаете. Вон, на «Москвиче» — три рентгена в час. И не отмывается. Не жалко машину?
— У нас радиометр, — показал я на прибор, — будем осторожны.
Солдат внимательно посмотрел на меня своими впитывающими синими глазами и как-то неопределенно покачал головой, мол, меня не обведешь, дядя, и, с силой захлопнув дверцу, разрешающе махнул рукой.
Володя поддал газку. «Нива» летела со свистом. А я смотрел на отороченную розовым бетоном ленту асфальта. Выходит, зря радовались тогда, что не будет отламываться асфальт, подпертый бетоном. А теперь вот — все грязно, очень грязно. И асфальт, и розовый бетон. Все... Зачем?..
Я приспустил стекло и высунул датчик. Интересно было узнать, как нарастает активность с приближением к Припяти.
Справа и спереди, за убегающими вдаль радиоактивными зеленями хорошо был виден белоснежный в лучах майского солнца комплекс Чернобыльской АЭС, ажурное кружево мачт объединенного распредустройства 330 и 750 киловольт.
Я знал уже, что на площадку ОРУ-750 взрывом закинуло куски топлива, и оттуда здорово «сифонит»...
На фоне всей этой шикарной белизны и ажурности болью в душе отдавался страшный вид черного развала 4-го энергоблока.
Стрелка радиометра вначале показала 100 миллирентген в час, а затем уверенно поползла вправо — 200, 300... 500 миллирентген в час. И вдруг — рывок на за-шкал. Я переключил диапазоны. 20 рентген в час. Что это? Скорее всего рентгенный ветерок со стороны аварийного блока. Через пару километров стрелка радиометра снова упала, но на этот раз на 700 миллирентген в час.
Вдали показался хорошо различимый, давно знакомый указатель: «Чернобыльская АЭС имени Ленина» с бетонным факелом. Далее — бетонный знак: «Припять. 1970 год».
Итак: направо, мимо Управления строительства и бетонного завода — к блоку, прямо и чуть левее, куда направлена бетонная стрела указателя, — путепровод через железную дорогу, левее которого станция Янов, — в город Припять, где совсем недавно проживало пятьдесят тысяч жителей. А сейчас...
— Давай, Володя, сначала в Припять, — попросил я.
Володя взял чуть левее, поддал газку, и вскоре мы влетели на путепровод. Перед глазами открылся белоснежный, в лучах солнца, город. На путепроводе стрелка радиометра снова рванула вправо. Я стал переключать диапазоны.
— Быстрей проскакивай это место, — сказал я Володе. — В этом направлении шло облако взрыва. Натрясло здесь... Быстрей...
На большой скорости мы проскочили горб путепровода и стремглав влетели в раскинувшийся перед нами мертвый город. Сразу бросились в глаза и больно ударили — трупы кошек и собак, всюду: на дорогах, во дворах, в скверах — белые, рыжие, черные, пятнистые трупы расстрелянных животных.
Пустой брошенный город, и эти зловещие следы покинутости и необратимости несчастья. Невольно подумалось: «Почему не убирают? Это же...»
— Езжай по улице Ленина, — попросил я Володю, — с нее проще завернуть к дому, где я жил, когда работал здесь.
Строительный номер дома — девятый, я помнил до сих пор.
Посредине улицы Ленина бульвар, молодые, но высокие уже тополя, по бокам дорожки — скамейки, распустившийся кустарник. В конце улицы видно внушительное здание горкома КПСС, правее него — десятиэтажная гостиница «Припять», еще правее — пристань на старице реки Припять. Далее — ресторан, дорога к отелю «Ласточка», где останавливалось приезжее начальство.
Странно выглядел город. Будто раннее, раннее утро. Но только вот очень светло, и солнце в зените. Но все спят мертвым беспробудным сном. Утварь и белье на балконах. Блики солнца в окнах, похожие на бельма, а вот случайно раскрытое окно и, как мертвый язык, выпавшая наружу занавеска, увядшие цветы на подоконниках...
