Павел Загребельный - Первомост
Игумен, как все крестьяне, чувствительный к бедственным слухам, боялся, что с лошадьми теперь ему будет труднее, чем когда бы то ни было, потому что хотя продавать их можно было бы и дороже, но ведь и покупать стало труднее, ибо каждый стремился заполучить коня для бегства от кровожадной орды.
Маркерий с тревогой думал о том, не помешают ли ему ордынцы возвратиться в Мостище, куда он непременно должен был вернуться рано или поздно, только еще как-то не собрался с силой и отвагой. Лишь Кирик обрадовался испытаниям, выпавшим на долю всей земли, ибо это давало ему возможность всячески украшать свою речь напоминаниями из святых книг, где, если послушать, только и писалось что о войнах, да убийствах, да пленении, да рабстве.
Хилый монах, путаясь в широкой грязной рясе, слонялся по монастырю, бормотал тяжкие угрозы и пророчества, хотя и без них было муторно на душе у каждого:
- Урожай поля твоего и весь труд твой поедать будет народ другой, а ты служить будешь чужим богам, станешь посмешищем у народов, а пришелец среди вас поднимется выше и выше над тобой и возложит железное ярмо на шею твою, и будете вы рабы, проклятые, будете дровосеками и водоносами для чужестранцев.
Маркерия от назойливых изречений Кирика спас игумен, послав парня с восьмериком коней в далекий Козельск, откуда знакомый ему игумен передавал через своего послушника о такой потребности. Разумеется, козельский игумен мог купить себе коней немецких, сильных и крупных, каких еще не видывали в наших землях, и пожелал иметь у себя шесть, а то и восемь таких коней за любую цену.
Маркерию было велено взять двух своих мостищанских коней, белого и вороного, потом они с игуменом прикупили еще шесть - один был лучше другого, - и вот так парень вместе с козельским безусым, казалось, никогда не мывшимся послушником отправился в дальнюю дорогу, и, хотя по дороге до них доходило множество новых слухов и вестей про орду, они еще не знали, что весенние воды остановили чужеземцев возле Игнача креста, и те свернули от Новгорода и двинулись на юг, к теплу и суше, потому что обычай такой имели, в поисках пастбищ и переходов через реки, - то подниматься к землям холодным, то опускаться к теплым. Но тогда еще никто не знал ордынских обычаев, не знали и о неслыханной скорости, с которой они двигались, опережая зачастую даже самые быстротечные вести о своем приближении.
Вот так и получилось, что Маркерию и не снилось столкнуться с ордынцами, потому что шли они куда-то на Новгород, вдали от тех по-весеннему мутных рек, через которые перебирались два послушника с восьмериком коней, и от зеленых холмов над Жиздрой-рекой, где стоял Козельск, городок небольшой, но прочный и красивый.
Холмы - это такая вещь, что может и защитить человека, а может и погубить. Потому что прячешься за пригорком в лощине ты сам, но прячется с другой стороны и твой враг. Это всегда опасно, а с ордынцами опасность увеличивается тысячекратно, ибо дикость и подозрительность этих людей была ни с чем не сравнимой.
Маркерий увидел ордынцев именно в тот момент, когда перед его взором открылся вдали Козельск, от которого до монастыря они могли бы добраться уже без малейшего напряжения, потому что разве может испугать их расстояние в какое-нибудь там поприще после далекого и долгого пути от Смоленска. Но ордынцы тоже, видимо, рвались в Козельск, основная сила их двигалась еще где-то позади, а вперед послано было но нескольку лучников для распугивания люда.
Ордынцы выскочили на вершину одного холма, а Маркерий со своими конями и с провожатым как раз взобрался на вершину другого. Стало быть, их спасало расстояние. А еще спасало Маркерия то, что ордынцы сначала увидели Козельск и смотрели хотя и недолго, но все-таки на город и только после этого заприметили его, да и то не столько его и послушника заметили зоркие глаза степняков, сколько, наверное, коней, которые даже издалека поражали своей дородностью. Три стрелы мгновенно полетели с одного холма на другой, одна предназначалась Маркерию, другая - его товарищу, третья просто для запугивания. Но все три не долетели, да, собственно, ордынцы, и так видели, что не долетят, поэтому пустились вдогонку за Маркерием и его конями, а парень, хотя имел тоже лук со стрелами и добротный топор, притороченный к седлу, не стал ждать погони, не попытался отстреливаться, а ударил своего коня, крикнул послушнику, они сорвались с места и покатились вниз в лощину.
Маркерий дважды оглянулся на ордынцев, успел заметить, что и они сами и их кони прикрыты защитной железной чешуей, нашитой, вероятно, на прочную кожу или войлок, как это заведено было у половцев, которых не раз видел парень еще в Мостище; за спинами у них торчало множество стрел и еще какое-то оружие, они вооружены были с ног до головы, но это не мешало их коням мчаться легко, напористо, как-то словно бы весело, тогда как кони Маркерия продвигались тяжело и неуклюже, связанные вместе, они мешали друг другу, послушник, не переносивший быстрой езды, даже сдерживал своего коня, будто не понимал, что их настигает смерть. Ордынцы надвигались все ближе и ближе, снова полетели стрелы на Маркерия и послушника, и одна из них, пущенная умелой и сильной рукой, даже перелетела через головы беглецов, нужно было что-то придумать, отважиться на какой-то решительный поступок, Маркерий впервые в жизни испытывал такую опасность, да, собственно, разве человек каждый раз сталкивается с тем или иным горем не впервые в жизни и разве он заранее может предвидеть все, что случится у него на пути?
Кто мог еще год назад думать об орде, кто еще месяц назад мог допустить, что она, вместо Новгорода, появится здесь, под Козельском? А вот она уже здесь, и нужно что-то делать, нужно немедленно что-то предпринять, иначе - всему конец. Стрелы никого не милуют, не щадят и не разбирают, у стрел нет глаз, чтобы видеть, ушей, чтобы слышать, сердца, чтобы сочувствовать. Они бьют и убивают - вот и все!
- Отвязывай своих коней и убегай один! - крикнул Маркерий послушнику, надеясь, что так они скорее помчатся дальше, а ордынцы бросятся на оставленных коней и задержатся хотя бы малость, пока переловят их, но послушник, хотя и отвязал двух своих коней, плелся и дальше следом за Маркерием, не опережая его, а те двое коней прибились к четырем коням Маркерия, мешая их бегу, путаясь между ними. Парень сумел нагнуться, так, что схватился за уздечку одного из коней послушника, расцепил их и ударил по крупу одного и другого, отгоняя в стороны, послушник тоже крикнул на коней, тоже погнал их так, что они словно бы поняли, чего от них хотят, рванули в разные стороны, обрадованно вырвались на волю, а может, и не обрадованно, а испуганно, - как бы там ни было, а ордынцам шла в руки добыча, они не могли пренебречь ею, кинулись ловить коней, и это дало Маркерию возможность перевалить через два холма и немного укрыться от погони.
Ордынцы вскоре снова появились позади, снова засвистели вдогонку Маркерию стрелы, он отвязал белого мостищанского коня (сам сидел на вороном), оттолкнул его в сторону, преследователи еще раз поймались на маленькую эту хитрость и немного замедлили погоню, пока ловили белого коня, а потом еще раз ловили его, потому что он как-то выскользнул из аркана, которым его поймали, - такого ордынцы не видели еще никогда, поэтому не успокоились до тех пор, пока не поймали странного белого коня, после чего бросились за беглецами с твердым намерением не кидаться за добычей, пока не настигнут тех двоих.
Маркерий не знал пределов жадности ордынцев, он мигом отвязал еще одного коня, отогнал его в сторону подальше, поскакали теперь только на трех конях, но ордынцы не отставали, не захотели ловить добычу, рассыпались полукругом, намереваясь живьем схватить обоих всадников, для предупреждения выпустили еще несколько стрел, пристально следя за тем, чтобы не попасть в коней, но все же недаром, видно, козельский игумен просил добротных коней для себя из далекого Смоленска, - вышло теперь так, что кони ордынцев, то ли утомленные дальними переходами, то ли в самом деле уступали смоленским в быстроте, но уже больше не приближались, расстояние между беглецами и погоней не уменьшалось, а иногда даже увеличивалось, потому что приходилось преодолевать крутые склоны зеленых холмов; тогда ордынцы со зла стали пускать стрелы уже целясь, но только одна из них клюнула послушника в ногу, послушник завизжал не своим голосом, но Маркерий мигом выхватил стрелу из раны, цыкнул на него, выкрикнув что-то ободряющее, в последний раз подогнал своих коней, и вот так и вскочили они в ворота Козельска, а ордынцы закружились поодаль, не осмеливаясь приблизиться к валам города, откуда бы их угостили чем-нибудь не очень приветливым. Козляне и в помыслах не имели, что на них надвигается орда. Над Маркерием откровенно потешались, когда он рассказал, как бежал от ордынцев и как оставил им коней своих. Но под вечер того же дня в город сбежалось множество людей из прилегающих сел, и все они в один голос кричали, что идет орда..
