Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание

Пройдя ещё скорым маршем вдоль Курянских границ, русская дружина очистила свои земли от остатков захватчиков, отбила награбленное, освободила многих русских пленников. А затем, дав себе два дня на отдых и сборы и оставив на кордонах Сторожевую тьму, двинулась обратно домой, в Киев.

Вместе со всеми возвращалась и Малая Святославова Дружина.

По дороге старые темники вели между собой беседу.

— Видел я в сече нашего княжича, — говорил Веряга, — спокоен был, уверен, замечал, что творится вокруг. Горяч малость, но это по юности, главное — око имеет темницкое, скоро сможет дружину в самостоятельные походы водить. А это — Перунов дар, которому нельзя научиться, как птичьему пению. Через лето, мыслю, будет из Малой Дружины добрая конница!

— Верно речёшь, друже, — отвечал Горицвет, — княжичу нашему по его роду добрым воином и начальником быть дано, какими были отец его, дед и прадед.

— Да благословит его Перун и боги русские на защиту Киева и всей Русской державы! — сказал Притыка. И эти слова из уст обычно немногословного темника прозвучали серьёзно и веско.

В Киеве люди уже знали о сражении с печенегами и кричали «Слава!» не только Старой Дружине, но и юным воинам, которые храбро бились с врагами и имели только пять раненых и ни одного убитого.

Полки проходили мимо высокого теремного крыльца, с которого их приветствовала княгиня Ольга. Рядом с ней княжич разглядел невысокую фигурку Ладомилы.

Увидев мужа, она, не удержавшись, сбежала со ступеней и радостно прильнула к стремени. Святослав легко подхватил её и посадил на лошадь впереди себя.

— Слава великой княгине матери Ольге! — громогласно сотрясали воздух полки.

— Слава княжичу с княжной!

— Слава Перуну!

— Слава воеводе Свенельду с темниками! Павшим в битве с врагом — вечная память…

Глава 3

Из Руси в греки

Лодии большого русского посольства, готовые к отплытию, покачивались в устье Почайны.

Ольга в окружении родственников, послов и трёх толмачей стояла у борта княжеской лодии, на носу которой была искусно вырезана голова лебедя. Рядом с Ольгой высилась аскетичная и суровая фигура священника в длинном тёмном одеянии. Это был отец Григорий, который разъяснял княгине историю и особенности Христовой веры, учил молитвам и обрядам. Из нескольких предыдущих христианских пресвитеров сей пришёлся Ольге боле всех по сердцу, и она избрала его личным духовником. Теперь же захотела княгиня воочию увидеть Царьград — сердце Византии и оплот христианской веры. Император Константин Седьмой Багрянородный неоднократно передавал ей благие пожелания и приглашения при случае посетить его великую державу. И Ольга решила сим летом отправиться за море вместе с купеческим караваном.

Прозвучала команда старшего лодейщика — и вот уже отвязаны просмоленные пеньковые канаты, а гребцы взялись за вёсла, выводя караван из затона.

Держась одной рукой за резной поручень, княгиня несколько раз махнула провожающим. В ответ с берега раздались дружные возгласы и пожелания счастливого пути.

— Знаешь, Святославушка, я так рада, что ты не едешь с матушкой, а остаёшься дома! — довольно шепнула Ладомила, прижавшись к мужу средь людской толпы.

— Там и без меня сродственников хватает, — тётки, материны свояченицы, Улеб вон. — Святослав кивнул в сторону разодетого в вышитый золотом кафтан двоюродного брата.

Заметив это, Улеб, надутый от важности, показал Святославу язык. Княжич незаметно погрозил ему кулаком.

— Я ежели пойду к грекам, то не с дарами, а с мечом, как отец мой и дед ходили! — блеснув очами, нарочито громко проговорил он, чтобы слышали стоящие неподалеку молодые дружинники.

У борта, прощально подняв руки, стояли Олеша с Журавиным, — они плыли в Царьград, как люди Святослава. Отец Олеши Гордята — коренастый осанистый купец с подстриженными «скобкой» волосами и аккуратной окладистой бородой — был старшим у торговцев. Его лодия — большая и широкобокая — отошла первой, за ней в походный строй стали вытягиваться другие. Отчалил и «Лебедь» княгини. Гружённый провизией и дарами для византийского двора, он тем не менее двигался легко, будто и впрямь имел родство с гордой птицей, несущей клюв впереди над волной. Несколько чернобоких насад, в которых находились вооружённые дружинники, проворно устремились за караваном, чтоб неотступно следовать за ним в качестве охраны.

Святославу невольно вспомнилось теперь уже давнее происшествие с испытанием на Непре, когда они едва не потонули. Он улыбнулся, а потом опять нахмурился.

Меж тем лодии птицами устремились вниз по течению, на мачтах взметнулись паруса, ловя дуновения летнего Стрибога, — на всех полотняные с ликом Хорса, на княжеской — шёлковый с изображением белого лебедя.

Ольга, откинувшись в лёгком походном кресле, думала о своём, скользя вокруг рассеянным взором. Верные гридни из теремной охраны — широкоплечий рассудительный Славомир и его неизменный соратник помладше — высокорослый подвижный юноша Кандыба — стояли поодаль, чтоб не мешать княгине, и смотрели на проплывающие мимо берега, где обработанные поля чередовались с тучными лугами и могучими древними лесами.

— Красива земля наша, слава богам! — прогудел Славомир. — А Непра широкая как разлилась, будто не по воде, а по небу плывём, и такая тишь вокруг, благодать!..

— А может, вон в том лесу печенеги на нас злое замышляют? — по обыкновению, возразил Кандыба, любивший противоречить приятелю.

— Тут они нам не супротивники. Кочевники в степях сильны и быстры, а большой воды боятся. И таких прочных лодий, кроме как у нас, варягов и греков, больше ни у кого не имеется, — степенно толковал Славомир, приглаживая растрёпанные ветром светлые вихры.

— А на порогах? — не унимался Кандыба. — Там они могут нас перенять?

— На порогах не зевай, там и без ворога погибнуть — что рог осушить, чуть оплошал кормщик — и вдребезги! Правда, сейчас поспокойнее будет, не то что ранней весной, когда река разливается и скалы уходят под воду.

Оба помолчали под монотонное шлёпанье воды под бортами.

— Славомир, а ты в Византии бывал уже? — опять спросил Кандыба.

— Бывал. С князем Игорем в воинском походе.

— И Царьград видел? Красота, рекут, неописуемая? Славомир пожал могучими плечами:

— Как тебе сказать… Богатый град, это верно, однако чудной. Другое там всё, чужое. Да что рассказывать, сам увидишь!

Снизу поднялся Фарлаф.

— Идите отдыхать, ночью стражу нести будете, Истр и Свен сменят вас.

Охоронцы спустились вниз и, растянувшись на тюках с пушниной, тут же уснули.

Вскоре по обоим берегам Непры леса всё больше стали чередоваться со степями, а пологие берега превращались в крутые и каменистые, особенно правый. Это значило, что скоро начнутся пороги.

Вот по правую руку показался Рябиновый остров, прозванный так за произрастающее на нём большое число рябиновых деревьев, особенно красивых в пору Великих Овсеней, когда созревают тяжёлые красно-оранжевые гроздья. Но чаще его называли Богомольский. Потому как он был последним большим островом в преддверии порогов, и всякий караван останавливался здесь произвести починку и помолиться богам перед тяжким испытанием. Славянские кумиры соседствовали здесь с небольшой христианской храминой, поставленной ещё во времена князя Аскольда, который крестился в Царьграде с варягами, а затем принялся насильно крестить Русь. А варяги-язычники предпочитали славянского Перуна, называя его Перкуном, и щедро кропили его кровью закланных в жертву коней, быков, а в особых случаях, когда ярилась непогода либо ожидалась схватка с кочевниками на порогах, воинскому богу приносилась человеческая жертва из числа пленных или рабов.

Ольгино посольство тоже причалило к острову. Лодейщики не мешкая принялись ещё раз проверять суда перед опасными порогами, ощупывая руками и оглядывая цепким оком каждую снасть. Княгиня со всей свитой, духовником, крещёными варягами, а также несколькими купцами-христианами направилась помолиться в крохотную церквушку. У врат в смиренных позах её встретили черноризцы, что обитали тут же в вырытых землянках-норах и существовали благодаря подношениям христиан-путешественников. Другая часть посольства и воинов, а также лодейные люди, которых христиане презрительно именовали язычниками, пошли к древнему капищу Перуна, чей строгий лик внимательно взирал на пришедших. Большая плоская гранитная глыба перед кумиром с останками предыдущих жертв, кабаньи, бычьи и бараньи черепа — всё вместе дышало суровостью и силой. После приветствия богу Перуну и прославления его древний камень окропила кровь младого агнца, что принёс в жертву могучему богу старший лодейщик. За ним возложили пожертвования воины и посольский люд: несколько добытых в последней стычке с кочевниками топоров, кинжалов и вражьих шеломов с лисьей опушкой легли к подножию кумира, рядом с воткнутым в сыру землю оружием от прежних жертвоприношений. Некоторое время молча стояли славяне, вслушиваясь в шум ветра и волн, в шелест травы на холме, стараясь услышать ответ могучего бога на их просьбу помочь в трудной и опасной дороге. Когда вернулись к лодиям, христиан ещё не было.