Шпаргалка для ленивых любителей истории. Короли и королевы Франции, 987–1498 гг. - Александра Маринина
На всякий случай напомню вам: Жанна Хромоножка – родная сестра не только Эда Четвертого Бургундского, но и Маргариты Бургундской, той самой жены Людовика Десятого, которую уличили в супружеской измене, отправили в Шато-Гайяр и там, скорее всего, умертвили.
Ги Бретон весьма красочно живописует пару эпизодов из жизни королевы Жанны, ссылаясь на «Нормандскую хронику» Пьера Кошона. Я не рискнула пересказывать вам эти эпизоды со слов Бретона, а посмотрела в первоисточник. Поэтому если где-то что-то не так – все претензии к хронисту.
Жанна, как оказалось, очень не любила нормандцев «и по своей великой зловредности» попыталась разделаться с одним из них, Робером Бертраном, рыцарем славным и храбрым, одним из тех, кого особенно привечал и любил король Филипп. Дождавшись, когда рыцарь Бертран в очередной раз приедет в Париж по делам, королева приступила к осуществлению заранее продуманного плана. Состряпала письмо на имя прево Парижа якобы от имени короля. Прево в средневековой Франции – это чиновник, обладавший на вверенной ему территории судебной, фискальной и военной властью; если по-современному, то начальник УВД, руководитель налоговой службы и командир гарнизона в одном флаконе. Почерковедческими экспертизами в те времена никто не заморачивался, и не потому, что науки такой не было, а просто потому, что царственные особы не утруждались собственноручным написанием официальных документов. Для этого существовали многочисленные секретари и писцы. Так что почерк в письме мог быть чьим угодно. А вот печать должна быть королевской, никак иначе. В подметном письме содержалось указание немедленно, без малейшей задержки схватить изменника Бертрана, взять его под стражу и тут же повесить. Суд, дескать, уже был, вина полностью доказана, необходимо срочно привести в исполнение смертный приговор.
Бумажку изготовили, осталось только раздобыть печать. Далее цитирую Кошона, чтобы вы не подумали, что это плод моей больной фантазии: «Вечером королева легла с королем в постель и учинила ему такие великие ласки, что он с ней сблизился, а затем уснул. Когда она убедилась, что он спит крепким сном, то взяла из его кошелька тайную королевскую печать и скрепила ею грамоту». Вот честное слово, я Бретону не поверила, пока не прочла хронику Пьера Кошона. Очень уж все это напоминает детскую сказочку… Однако ж – факт. Хотя факт ли? Откуда Пьер Кошон мог знать о «великих ласках»? Он что, свечку держал? Или у него были осведомители в лице фрейлин, стоявших за портьерой? Это вряд ли, ведь Кошон жил через сто лет после описываемых событий. Или сама Жанна кому-то об этом рассказывала в письме и письмо это сохранилось? Впрочем, возможно, я излишне придирчива, потому что последующее развитие событий позволяет предполагать довольно большое число потенциальных источников информации.
Итак, Жанна утомила супруга сексуальной активностью, выползла из постели, сперла печать и придала фальшивке достойный вид. С утра пораньше, поднявшись ни свет ни заря, послала своих людей с письмом к прево. Тот прочел послание и до ужаса расстроился: означенный рыцарь Бертран приходился ему кумом. Прево, не раздумывая, отправился в дом, где остановился Бертран, показал ему письмо и предупредил об опасности. Бертран немало изумился, ведь он совершенно точно знал, что никакой измены за ним не числится, равно как и других прегрешений. Он попросил у прево небольшой отсрочки исполнения приказа: ему нужно было время, чтобы поговорить с королем лично и выяснить, что за фигня происходит. Прево, хоть и понимал, что за такое ослушание ему не поздоровится, все-таки не стал немедленно арестовывать и вешать своего кума, а вместо этого пошел с ним во дворец. Ничего не подозревающий король Филипп встретил обоих весьма любезно, но когда увидел письмо – сразу понял откуда ноги растут. Дальше снова цитирую: «Поэтому затворил он ее в одном укромном покое и силой принудил сознаться во всех ее кознях. И поколотил ее король факелом так, что чуть не убил». Ничего себе, однако, стиль поведения в королевской семье… Но из такого описания событий становится понятным, что очевидцев произошедшего оказалось немало, так же как и вовлеченных в ситуацию и просто слышавших разговоры и крики. Одним словом, круг осведомленных достаточно широк, чтобы через сто лет дать Пьеру Кошону и материал для описаний, и пищу для фантазии.
Еще один эпизод тоже есть в книге Ги Бретона, но я его расскажу все-таки по Пьеру Кошону, в противном случае мне трудно будет отделить написанное хронистом от того, что для красивости добавлено писателем и историком. Героями этой истории являются Жан де Мариньи, епископ Бове, и принц Иоанн, старший сын короля Филиппа. Кстати, этот епископ был родным братом Ангеррана де Мариньи. Но это так, к слову. Так вот, епископа Бове королева Жанна тоже отчего-то невзлюбила и решила избавиться от него старым испытанным способом: при помощи яда. Но не растворенного в еде или напитке, а попадающего в организм через кожу и дыхательные пути. Епископ прибыл ко двору после трудной поездки, связанной с осадой Бордо, королева изобразила гостеприимство и предложила Жану де Мариньи принять с дороги горячую ванну, чтобы помыться, расслабиться и отдохнуть. Про ванну пишет Кошон, Бретон же говорит о бане. Какой из двух вариантов правилен – не знаю, но сути это не меняет. О предложении королевы узнал принц Иоанн и заподозрил неладное. Видно, хорошо знал свою матушку. Не стала бы она так расстилаться перед гостем, которого не жаловала, если бы не затевала какую-то каверзу. Принц тут же велел слугам приготовить и вторую ванну, мол, приму водные процедуры вместе с дорогим нашим епископом. Когда обе ванны были готовы, Иоанн громко, чтобы мать слышала, предложил гостю поменяться: я, мол, войду в вашу ванну, а вы – в мою. Королева, услышав такое, натурально переполошилась, все-таки убивать
