Ханкерман. История татарского царства - Юрий Манов
Современники, не стесняясь в выражениях, описывают внешность юного царевича. По словам русского летописца, он был «зело взору страшного и мерзкого лица и корпуса, имел уши долгие, на плечах висящие, лице женское, толстое и надменное чрево, короткие ноги, ступни долгие, скотское седалище…»
Сходное описание дал посол австрийского принца Фердинанда при дворе московского князя Сигизмунд Герберштейн: «…у него было огромное брюхо, редкая бородка и женоподобное лицо, на ушах свисали две длинные черные пряди».
Адам Олеарий: «С виду это был безобразный мужчина, с длинными отвислыми ушами, большим черным лицом, толстый, с короткими ногами и длинными искривленными ступнями».
Именно старшего сына Шейх-Аулуяра Шах-Али и предложил московский князь Василий III казанцам в 1518 году, когда их хан Мухаммед-Эмин скончался, не оставив наследника. Видимо, желая такого же «мирного хана», казанцы сами «прислали бити челом государю великому князю Василию Ивановичу, чтобы их пожаловал, дал им государя». Вот он и пожаловал, и дал… «Такого им, татарам, нарочно избраша царя в поругание и в посмеяние им», – пишет русский летописец.
Отправляя в Казань юного Шигалея (Шигалия, Шиг-Алея), так русские называли Шах-Али, великий князь Василий пытался убить сразу двух зайцев. Сажал на казанский престол «своего», послушного хана и освобождал касимовский престол для крымцев.
Новый крымский хан Магмет-Гирей (Мухаммед Гирей I) после нападения на Касимов в 1515 году прислал Василию жесткое письмо с объяснением причин набега: «А что наши люди Мещеру воевали, то я не ручаюсь, что вперед этого не будет, хотя я с братом своим великим князем буду в дружбе и братстве; людей мне своих не унять: пришли ко мне всею землею, говорят, что не будут меня в том слушаться; а Ширины мимо меня вздумали воевать Мещеру, потому что ныне на Мещере наш недруг, а из старины этот юрт наш. Нынче брат мой, князь великий, зачем не просил у меня на Мещеру брата или сына? Когда наш род был на Мещере, то смел ли кто из наших смотреть на нее. И только то по старине не будет, то Мещере всегда быть воеванной».
Князь Василий всерьез испугался и предложил касимовский престол брату нового крымского хана Ахмед-Гирею Хромому. Тот, казалось, согласился, даже вел с Василием переписку, обсуждая совместные планы по захвату Киева у Литвы, но вдруг учинил мятеж против брата и, потерпев поражение, спрятался в горах. Пока он бегал по перевалам от головорезов Магмет-Гирея, Шах-Али рос и готовился к женитьбе, ведь вместе с казанским троном Мухаммед-Эмина согласно традиции он получал в жены и его вдову Фатиму.
Казанцев этот брак вполне устроил, нового хана они приняли, несмотря на молодость. Однако вместе с традиционным каучином из родовитых касимовских татар с новым ханом в Казань прибыл русский отряд стрельцов с воеводой, который привел казанцев к присяге новому хану и великому князю.
Шах-Али начал править, совершенно очарованный красотой и мощью своей новой столицы. Касимов ей проигрывал. Казань в то время – уже большой город, обнесенный крепостными стенами, с великолепным каменным дворцом. Это крупный торговый центр на перекрестке водных и сухопутных торговых путей, на знаменитом Арском базаре восток встречался с западом, здесь торговали разноязычные купцы товаром большинства известных тогда стран. О богатстве Казани ходили легенды.
Шах-Али пытался действовать в том же русле, что и предшественник Мухаммед-Эмин, и постоянно оглядывался на Москву, следуя шертным обязательствам. В частности, объявил существенные льготы русским купцам и жестко ограничивал действия ногайцев, мешавших волжской торговле. Правил он тихо, мирно и вряд ли ожидал каких-либо потрясений. Но они неуклонно надвигались. Татищев так описывает первое княжение Шах-Али в Казани:
Казанцы долго во смирении и без мятежа не любили жить, начали хана своего, посаженного от великого князя, Шигалея Шихавмирова сына прельщать, чтоб отступил от власти великого князя, как и прежде бывший хан Махмет-Аминь, говоря: «Да владеешь ты один Казанью и всеми нами и, укрепившись в Орде своей, будешь с руси дань брать, как и прежде деды наши, и будем, пленя землю Русскую, богатеть. Ныне же, если сего не учинишь, видишь, что князь русский недоволен владеть Казанью, как ныне, но, ненавидящий рода нашего, на Астрахань с крымским ханом воинство посылал, и тех разорили, и хочет грады по Волге строить и нами не как с друзьями быть, но как рабами владеть и во свою веру обращать».
Но хан Шигалей никак же не прельстился, ни послушал слов их лестных, отвечал им так:
«Если знаете, что деды и прадеды наши от Руси дань имели того ради, что Орда была едина, имели одного хана, и все султаны и князи того слушали и боялись, и что повелевал, так и было. Русские же князи тогда многие были, и великого князя не слушали и не боялись, но приходя в Орду к ханам, друг друга губили, и один на другого дани возлагали на себя, и, беря от хана воинов, один другого земли разоряли. Тогда не дивно было ими владеть и дани от них брать. А коли деда моего после отца изгоняли и во султаны разделились, сами на себя восстали воевать и грады великие Болгары и Буляр разорили, беря русских в помощь, и дед мой ушел, Казань состроив. Русские же начали великие князи, других князей одолевая, силиться, и пришло до того, что один остался князь великий и тот силен есть, не можем противиться ему. Как ведаете, хан Махмет-Аминь, послушав вас, отделился и начал земли Русские воевать, и не только зло учинил, едва не всю Орду погубил, и нужда была ему просить прощения; а на крымского нам надежды нет, ибо тот хочет все себе покорить».
Оставим на совести Татищева мудрый монолог, приписываемый шестнадцатилетнему подростку, но, забегая вперед, заметим, что Шах-Али был умен – это неоднократно отмечали и его друзья, и недруги. Да, неожиданно мудрые речи услышали от совсем юного хана казанцы, но речам тем не вняли. А зря.
1521 год. Почти по Шекспиру
Времена менялись, новый крымский хан Магмет-Гирей, едва похоронив отца, решил объединить всю Большую Орду под своей властью. Он объявил себя хаканом (ханом над всеми ханами) и двинул свои войска из Крыма. Русь перестала быть союзником нового хакана, Русь становилась лишь одним из его улусов. Перед большим походом на Москву хан решил навестить Казань
