Ильяс Есенберлин - Шесть голов Айдахара
Лазутчики приносили тревожные вести – Тохтамыш шел к Сыганаку, и надо торопиться, чтобы защитить земли Белой Орды.
Урус-хан спешно направил гонца к среднему сыну Кутлук-Буги, которого оставил в Орде вместо себя, с приказом постараться в битву с Тохтамышем не вступать, а ждать, когда он сам подойдет с войском.
* * *Урус-хан хотел оттянуть время, Тохтамыш торопил события. И вскоре обстоятельства сложились так, что главные силы Кутлук-Буги и Тохтамыша встали друг против друга в степи южнее Отрара. Битву нельзя было откладывать.
На рассвете загремели барабаны, хриплые и тревожные понеслись над просыпающейся степью звуки карнаев, и слитный гул тысяч коней заставил задрожать землю.
Кутлук-Буги был уверен в победе. С высокого холма хорошо просматривалось поле битвы. И каждый воин мог видеть своего предводителя. Белое знамя билось на ветру над головой Кутлук-Буги, а сам он был одет в тускло поблескивающую кольчугу, для которой не страшны стрелы с самыми крепкими наконечниками.
Лишь напротив сердца в кольчуге оставлена маленькая дырочка, которую называли «судьбой» или «глазком».
«Жизнь и смерть человека в руках всевышнего, – говорил пророк Мухаммед. – Спасаться от смерти, прикрыв свое тело кольчугой, значит, идти против воли аллаха. Поэтому, коль определена тебе смерть, пусть стрела врага или острие его копья отыщет эту дырочку, и свершится божья воля». И если человек оказывался убитым именно через этот «глазок», его считали избранником самого аллаха и, будь это свой или враг, хоронили с почестями.
Кутлук-Буги верил, что еще не наступила пора, когда отпущенный ему срок жизни должен прерваться, и поэтому был спокоен.
На другом холме находился Тохтамыш. Приплясывал под ним темно-серый тулпар, рвался в битву. На Тохтамыше не было кольчуги, только островерхий железный шлем украшал его голову да две стальные пластины прикрывали грудь и спину. Богатырского сложения нукер держал над ним зеленое знамя Тимура.
Две конные лавины сначала легкой рысью, потом галопом, потом неудержимым потоком ринулись навстречу. Желтая пыль закрыла небо, сделалось так темно, что люди видели друг друга не далее, чем на длину древка копья. Слышаля звон сабель, удары тяжелых дубин по окованным железом щитам, крики ярости и боли, отчаянное ржание лошадей.
Трудно было понять, на чью сторону склоняется счастье, и лишь к полудню пыльное облако поредело, распалось, и стало видно, что белоордынские воины теснят тумены Тохтамыша.
Кутлук-Буги, видя, что враг дрогнул, поскакал со своими нукерами ближе к месту битвы, чтобы приблизить миг победы. Вокруг, словно тени, проносились всадники, – одни пытались спастись бегством, другие преследовали их. И вдруг один из отступающих привстал на стременах и, оборотясь назад, натянул тугой лук.
Тонко взвизгнула стрела и впилась в грудь Кутлук-Буги прямо напротив сердца, в «глазок» на кольчуге. На всем скаку вылетел из седла предводитель белоордынского войска и покатился под ноги мчащихся коней.
Вопреки ожиданиям, поражение Тохтамыша не расстроило Хромого Тимура. С почетом встретил его гурхан и вновь дал все, для того чтобы тот смог набрать новое войско, – и золото, и оружие.
Не прошло и года, как вновь сошлись противники. Теперь близ Саурана. Белоордынское войско возглавлял Токтикия – старший сын Урус-хана. И снова бежал Тохтамыш с поля битвы, потеряв большую часть своих воинов.
Выручил быстроногий конь. Домчавшись до берега Сейхуна, Тохтамыш торопливо разделся и, вцепившись в хвост коня, поплыл к противоположному берегу.
Он был уже далеко, когда к месту, где он бросил одежду, подскакали преследователи во главе с Казанши-батыром. Батыр был отличным стрелком. Пущенная им стрела достала Тохтамыша, но, видимо, не настало еще время, когда должна была прерваться нить жизни этого человека. Стрела не попала в торчащую над водой голову Тохтамыша, а впилась в руку, которой он держался за хвост коня. Ослабли, разжались пальцы, и Тохтамыш исчез в мутных волнах Сейхуна.
Казанши-батыр был уверен в зоркости своего глаза, и потому он повернул от реки коня. Но Тохтамыш не утонул. Теряя последние силы, выбрался он на берег и, истекая кровью, упал в заросли колючей джиды. Рану перевязать было нечем, потому что на нем не осталось никакой одежды.
Спасшиеся в битве воины, более удачно переплывшие Сейхун, нашли своего предводителя полумертвым. Они одели его в сухую одежду, напоили отварами целебных трав и вернули к жизни.
И в этот раз было непонятно, о чем думал Хромой Тимур. Он встретил Тохтамыша в Бухаре, и ни тени недовольства не мелькнуло на его каменном лице, когда он узнал о новом поражении. Одарив Тохтамыша богатыми подарками, Тимур велел ему ехать в Самарканд.
– Нельзя, чтобы люди считали тебя воробьем, потрепанным ястребом, – сказал он с усмешкой. – Человек, который объединился с гурханом Тимуром, даже потерпев поражение, должен чувствовать себя победителем.
У Хромого Тимура были основания усмехаться. Урус-хан победил Тохтамыша, но он же собственными руками начал копать себе могилу. Никто пока в Мавераннахре не знал об этом, кроме Тимура. Тайный гонец, посланный беком из окружения Уруса, только что сообщил, что хан расправляется с собственной знатью, подозревая многих в измене. Потеряли свои головы несколько ни в чем не повинных эмиров. Среди казненных и бек города Кумкента – Кутлуккия.
– Печальные вести принес ты, – сказал Тимур гонцу. – Значит, Урус-хан не испугался даже духа – аруаха волосатого Баба-Азиза?
– Нет. Хан после победы над Тохтамышем не боится не только духов святых, но, похоже, и самого аллаха.
– Смелый Урус человек. Очень смелый… – неопределенно сказал Тимур.
Мусульмане знали, что три поколения предков правителя Кумкента – Кутлуккия верно служили Золотой Орде. Далекий предок бека Баба-Туклис из рода белых мангитов, прозванный в народе волосатым Баба-Азизом, был шейхом гибратханы – мечети-усыпальницы в Мекке, и после смерти его причислили к лику святых. Его сын Сеиднакиб был шейхом Золотой Орды во времена Узбека. Он же и обратил хана в мусульманство.
Прав был Хромой Тимур. Высоко замахнулся Урус-хан, и вполне могло случиться, что, казнив Кутлуккия, он тем самым мог уронить топор на свои ноги.
Этой же ночью прибежал в Бухару и попросил защиты у Хромого Тимура сын Кутлуккия-бека двадцатипятилетний Едиге. Имя этого человека было известно в Дешт-и-Кипчак, и потому Тимур принял его, оказав почести, подобающие человеку из знатного рода.
– Что привело тебя ко мне? – спросил гурхан. Он знал, что ответит Едиге, и все-таки ждал его слов. – Если ты хочешь спокойной жизни, я дам тебе скот, юрты, женщин. Если же ты ищешь борьбы, то и здесь я смогу помочь тебе.
Едиге упрямо тряхнул головой:
– Разве можно думать о спокойной жизни, когда кровь отца требует отмщения?! Разве можно простить Урус-хану его поступок с моей сестрой Акмангит-Айым-бике?!
– Что сделал Урус с твоей сестрой?
– Ее, подобно рабыне, связали, бросили поперек седла и увезли в аул его младшего сына Темир-Малика. Тот насильно сделал мою сестру своей младшей женой.
– Обида твоя глубока. Ты имеешь право на месть, – задумчиво сказал Тимур. – Но хватит ли у тебя на это сил, сможешь ли ты до конца идти выбранной дорогой?
– Смогу! – глаза Едиге горели сумасшедшим огнем. – Я клянусь, что если судьба помешает мне убить Урус-хана, я убью его сына. Если и здесь кто-нибудь опередит меня, я убью сына его сына!
И, словно поддразнивая Едиге, Тимур сказал:
– Клятва твоя страшна. Она достойна мужчины и воина… Но время покажет, чья сабля крепче.
– Пока я дышу, я буду мстить! – Едиге помолчал. – Известно ли тебе, гурхан, что Урус готовится напасть на Мавераннахр?
– Нет. Но я думал об этом.
– Скоро к тебе придут люди хана и потребуют выдать Тохтамыша…
– Пусть приходят, – безразличным голосом сказал Тимур, – я давно жду их.
Едиге не обманул Хромого Тимура. Вскоре в Бухару прибыло посольство Урус-хана во главе с Кепек-мангитом и Тулужан-батыром.
Послы держались независимо, вели себя дерзко. Они передавали слова Урус-хана: «Тохтамыш убил моего сына, а ты дал ему приют и убежище. Свяжи Тохтамышу руки и ноги и отдай моего врага мне. Если же не сделаешь этого, быть великой битве».
Тимур ответил коротко и без должного почтения: «Воробей от ястреба прячется в тальнике. Тохтамыш нашел убежище у меня. Я не выдам его тебе. Если же ты хочешь крови, я готов».
Послы не остались ночевать в Бухаре, не отведали еды со стола гурхана – они сразу выехали в обратный путь.
Стало ясно: предстоит жестокая битва, после которой навсегда уйдет в небытие или Урус-хан, или Хромой Тимур. Двоим им сделалось на земле тесно.
