Гор Видал - Сотворение мира

Придворный сад был полон красок даже в лунном свете. В теплом воздухе витал запах жасмина. На высоких деревьях пели ночные птицы. Дворец напоминал серебряную гору с аккуратно спрямленными углами. Закрытые окна усиливали сходство.

Бимбисара, взяв меня под руку, повел по дорожке, которая в свете луны казалась сделанной из чистейшего серебра.

— Хорошо, что ты здесь.

— Для меня большая честь…

Старик слышал, не слушая, — царственная привычка.

— Мне не терпится больше узнать о Дарии. Сколько у него воинов?

Я оказался не готов к такому прямому вопросу.

— За тридцать дней, владыка, он может собрать миллионное войско.

Это в какой-то мере соответствовало истине. Я не стал уточнять, что большинство войска составит неотесанная деревенщина. В действительности в те дни войско Великого Царя насчитывало не более ста тысяч хорошо обученных воинов.

Очевидно, в уме Бимбисара поделил мое число, как принято, на десять.

— И сколько у него слонов?

— Слонов нет, владыка. Но его лидийская конница…

— Нет слонов? Нужно послать ему несколько. У меня их тысяча.

Я в уме поделил на десять.

— И на каждом, — продолжал царь, — в железной башне сидит по шесть лучников. Они так защищены, что их никто не убьет. Они разгромят любое войско.

— Но ведь самих слонов можно убить?

— На них тоже броня. Они неуязвимы.

Через меня Бимбисара предупреждал Дария.

В середине сада стояла небольшая беседка с широким диваном, на который и возлег Бимбисара, а я примостился на краешке. Через зарешеченные окна проникал лунный свет — и грел, как я заметил. Индия — единственная страна, где полная луна греет. К счастью, по ночам в Раджагрихе с холмов дует ветерок.

— Я часто прихожу сюда. — Бимбисара обеими руками расчесал свою фиолетовую бороду. — Здесь нас не подслушают. Видишь? — Он указал на четыре полукруглых окна, составлявших стены беседки. — Никто не подойдет незамеченным.

— Кто посмеет шпионить за царем!

— За царем шпионят все! — Бимбисара улыбнулся, в свете луны он казался серебряным. — А царь следит за всеми. В Магадхе и Кошале ничего не происходит без моего ведома.

— А в Персии?

— Ты будешь моими глазами и ушами. — Он сделал учтивый жест. — Меня очень интересует царь, способный собрать стотысячное войско за столь короткий срок.

Так он выдал, что, в самом деле, делил на десять. Я не стал поправлять, а принялся рассказывать о землях, которыми правит Дарий, но Бимбисара прервал меня:

— Такое же послание, как я послал Дарию, мой дед посылал Киру. Но ответа не последовало.

— Возможно, посольство не дошло.

— Возможно. Но следующее поколение персов во главе с Дарием подошло к реке Инд. Может быть, это и был несколько запоздалый ответ, уважаемый посол?

— Нет, нет!

Я рассказал о миролюбии Дария. О его восхищении Бимбисарой. О его бедах с греками. И во всем этом было немало правды. Пока я бубнил, старик неподвижно сидел в лунном свете, с полуулыбкой на обращенной ко мне стороне лица.

Поблизости продолжали играть музыканты. Через окно виднелась веранда, где мы ужинали. Там танцевали обнаженные девушки. В конце концов я полюбил индийские танцы, не похожие ни на какие в мире. Во-первых, голова танцующей двигается взад-вперед таким образом, что, не увидев это собственными глазами, будешь клясться, что такое невозможно. Тело же танцующей кажется движущимся совершенно самостоятельно, а волнообразные движения бедер и живота зачаровывают, влекут. Многие танцовщицы достигают богатства, славы, власти. По сути дела, магадханская танцовщица может сделать себе состояние и распоряжаться им, так и не став ничьей женой или наложницей. Приглашения в ее дом будут искать так же, как в дом подруги Демокрита проститутки Аспазии.

— Дарий в самом деле так хочет стать нашим другом, что мог бы даже послать войска против федерации республик?

— Уверен, что да.

Меня охватила дрожь. Бимбисара давал удобный повод. Я уже прикидывал, как бороться со слонами. Они боятся мышей. В решающий момент наши воины выпускают тысячи грызунов. Слоны в панике, я становлюсь сатрапом Большой Индии. Так мне представлялось.

— Возможно, я обращусь к нему. — Бимбисара поиграл своей бородой. — Ты также предполагаешь посетить нашего дорогого брата Пасенади Кошальского.

— Да, владыка. У Великого Царя послание к царю Кошалы.

— Пасенади хороший человек, но слабый. Моя жена — его сестра. Она всегда говорила, что он когда-нибудь лишится своего царства, потому что правление его не интересует. Это в самом деле печально. Когда я был мальчиком, Кошала была величайшей державой в мире. Теперь осталось одно название. Царство раздираемо надменностью вельмож и безрассудством рабов. Это трагедия. — Полуулыбка превратилась в полную улыбку. Чужие трагедии всегда производят на царей приятное воздействие.

— Царь Пасенади ждет от вас помощи?

— Нет. Он не видит опасности. Не видит или, быть может, не придает ей значения, ему все равно. Видишь ли, он буддист. Будда обычно проводит сезон дождей в Шравасти. Потом на месяц-два появляется у нас. Как ты, должно быть, знаешь, в Раджагрихе много буддийских монастырей. Мы считаем его святым.

Я не мог не заметить контраста между Бимбисарой и Дарием. Индийский владыка был искренне околдован Буддой, в то время как Дарий не испытывал никакого интереса к Зороастру.

— Кто произвел на тебя большее впечатление — Госала или Махавира?

Я не спросил царя, как он узнал о моих встречах с этими святыми. Я достаточно быстро схватываю, что к чему. За мной следили с самого прибытия в Индию.

— Оба, — ответил я искренне. — Но воззрения Госалы несколько мрачны. Если надлежащим поведением свою судьбу не изменить, почему бы не пуститься на самые низкие злодеяния?

— Я говорил ему то же. Но он, похоже, думает, что выполнение заповедей хорошо само по себе и свидетельствует, что ты близок к выходу. Он также верит, что человеческая жизнь напоминает пруд: если не добавлять воды, он высохнет. Но Госала отрицает, что судьба — карма — может быть изменена добрыми поступками. Все предопределено. Ты достигнешь выхода в свою очередь, не раньше. Согласно ему, боги и цари этого мира очень далеки от выхода. — Бимбисара погрустнел. — Боюсь, в своей следующей жизни я опущусь еще ниже. По некоторым признакам, я стану Марой, богом зла — владыкой этого мира. Я молю избавить меня от этого. Стараюсь соблюдать заповеди. Следую четырем буддийским правдам. Но судьба есть судьба. Хуже, чем быть царем вроде меня, — быть богом.

Я, конечно, не мог не согласиться, но думаю, сам бы нашел мысль о превращении в бога крайне соблазнительной, хотя и непонятной. Если бог бессмертен, так кто-то может стать уже существующим богом? Когда я задал этот вопрос одному брахману, ответ его занял полдня. А я с тех пор забыл обе половины того дня.

— Меня удивляет, владыка, понимание времени вашими святыми. Они мерят существования тысячами.

— Более чем тысячами, — ответил Бимбисара. — Некоторые брахманы говорят, что действительно злая карма может быть преодолена путем тридцати миллионов миллионов миллионов перерождений и это число нужно еще умножить на число песчинок на дне Ганга.

— Долго.

— Долго, — сурово проговорил Бимбисара. Не знаю, верил ли он сам в то, что говорит. Он имел привычку повторять последние слова, а потом менять тему. — Кто сейчас царь Вавилона?

— Дарий, владыка.

— Я не знал этого. Много лет назад мы торговали с Вавилоном. Но много кораблей гибло. Торговля не стоила этого.

— Есть пути по суше, владыка.

— Да, и я от души желаю, чтобы скоро их истоптали в пыль. Хочешь жену?

Я был слишком ошарашен, чтобы ответить. Царь повторил вопрос, добавив:

— Мы надеемся, что Раджагриха станет твоей родиной, и будем рады, если ты женишься на одной из наших знатных дам, я женюсь на одной из дочерей вашего царя, а он женится на одной из моих.

— Думаю, я не заслужил такой чести, — ответил я. — Но с радостью готов жениться.

— Хорошо. Мы все устроим. У тебя есть другие жены?

— Ни одной, владыка.

— Хорошо. Некоторые брахманы имеют глупое мнение насчет того, сколько жен можно иметь, хотя наша религия в этом вопросе весьма терпима.

Бимбисара встал. Аудиенция закончилась.

Мы прошли сквозь благоухающий, серебрящийся воздух к веранде. На мгновение Раджагриха показалась мне родной.

6

Я женился в конце недели после жертвования коня. Обе церемонии состоялись поздней зимой, в прекрасный промежуток времени, схожий с ранней весной в Экбатане.

В отличие от женитьбы жертвование коня прошло не так успешно. Через год блужданий жеребец умудрился убежать от республиканской федерации, как раньше от Кошалы. Говорили, что Варшакара в отчаянии пытался загнать коня на паром, который перевез бы его в Личчхави. Но в последний момент жеребец испугался и не переправился через Ганг.