Сергей Максимов - След грифона
Семь лет назад, в 1934 году, сразу после убийства Кирова, ему доложили, что обнаружен до сих пор опечатанный сейф покойного Свердлова. Из описи вещей из вскрытого по его приказу сейфа явствовало, что скончавшийся десять лет назад председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета Яков Михайлович Свердлов копил на черный день. Содержимое сейфа составляли царские червонцы, золотые украшения, драгоценные камни и валюта. Сто восемь тысяч рублей золотом. Никаких документов, указывающих на происхождение этих ценностей, не было. А Свердлов был ведущим специалистом по добыванию денег. А там еще и бланки паспортов всех европейских стран!
«Ах Свердлов, Свердлов! Знали бы нынешние школьники и инструктора агитполитпроса, что за сука был товарищ Андрей, – думал Сталин. – Редчайшая тварь. Да и чего от него ждать, если он с двадцати лет и до самой своей смерти занимался убийствами и грабежами!»
Судьбы у них были похожими. Род занятий один и тот же. Даже в ссылках в одних и тех же местах были – Нарым и Туруханск. А еще оба одинаково тайно ненавидели тех своих товарищей по партии, которые тюрьмам и ссылкам предпочитали эмиграцию. Но в отличие от Сталина Свердлов никогда не сомневался в том, что партийные интересы – партийными интересами, а личные – личными. А политическая борьба – это война на уничтожение. В ссылке первый раз и разругались. Сталин почувствовал вкус власти, видя перед собой именно Свердлова. Вернее, он сразу почувствовал опасность, которая шла от этого умного, решительного, беспощадного и расчетливого человека. Чтобы с ним и с подобными ему людьми справиться, нужна только власть. Такая же умная, решительная, беспощадная и расчетливая. Да и видеть это надо было, как Свердлов умел эту власть прибирать к рукам. С Лениным Свердлов познакомился только в апреле 1917 года, а в августе 1918-го он уже председатель ВЦИКа и организатор покушения на любимого вождя. Сталин по тем временам даже думать не думал о таких вещах.
Глядя на Якова Михайловича, он и администрированию у него учился.
«Это ж надо было так поставить дело, что после его смерти вместо одного Свердлова с его Исполнительным комитетом потребовалось создать еще и оргкомитет. Как расставлять кадры, Сталин научился у товарища Андрея. А вот же. Кажется, все умел предусмотреть Яков Михайлович. А сгорел-то от чего! Сказать смешно. Ехал себе в Москву, где в сейфе у него сто восемь тысяч рублей золотом, да золотые украшения, да камешки драгоценные, а главное, незаполненные бланки царских и заграничных паспортов... Ну ехал себе и ехал. Нет, в Орле на вокзале решил речь перед революционными массами держать! Что их всех на трибуну несет? Что Ленина! Что Троцкого! Вот и Свердлов не удержался, полез речь задвинуть. А массам речь его не понравилась, и, пока охрана его выручала, отбили товарищу Андрею пинками, к чертям собачьим, все легкие и другие внутренности. Вот тут-то и испанку подхватил. Красиво даже получилось: председатель ВЦИКа, а как простой смертный от гриппа помер. Туда ему и дорога, сердешному! Но вот как тут найти концы золотого запаса, когда у того же Свердлова в сейфе было больше ста килограммов золота! Центнер золота в одном сейфе! И спроси его тогда: „Зачем вам эти ценности?“ – ответил бы не моргнув глазом: „Мы обязаны позаботиться о партии в случае поражения“. Он, Сталин, заботился о партии иначе. Но сколько же этого золота было во всех комиссарских и чекистских сейфах таких материально озабоченных? Что ни человек в кожанке – все озабоченный. Кстати, моду эту кожаную, чекистскую, тоже Свердлов ввел. Из соображений гигиены. В кожаной одежде, поставленной Антантой во время войны для военных летчиков и первых танкистов, почему-то не заводились вши. То ли из-за особой химической обработки, то ли еще от чего-то, но не заводились, и все тут»...
«Слаб человек», – только и можно было сказать, наблюдая за многими партийными лидерами. Но сущим бедствием были их жены. Женушка Троцкого опять же всех переплюнула. Даже посуду в дом из царских сервизов собирала. Нарком просвещения Луначарский ставил ей в заслугу создание домов-музеев и музеев-усадеб. Не понимал, дурачок, что она для себя эти дома-музеи создавала. И начала со своего особняка на Волхонке под пристальным присмотром охраны, почему-то состоявшей из башкир и лезгин. Она и в Кремль не хотела переезжать только потому, что здесь спокойно не поворуешь. А когда переехали, то первые детишки в Кремле оказались – опять же детишки Троцкого. Зиновьев с Каменевым тоже не отставали от своего первого соратника. Как и их жены от своей приятельницы.
Из прошлого постоянно настигали неприятности. Так, в 1926 году ему, Сталину, пришлось отдать приказ перечислить немалую сумму лондонскому миллионеру-мыловару Джозефу Фелзу, с которым, Сталин был уверен, должны были рассчитаться еще в 1921 году. Мыловар предъявил советскому правительству расписку в том, что в свое время выдал депутатам лондонского партийного съезда деньги. Сталин хорошо помнил те события. Действительно неприятно вспоминать. Намотавшись по всей Европе, собраться смогли только в Лондоне. Тогда депутатам не на что было уехать из британской столицы. На славу позаседали! Мало того, Сталин мог в те дни лишиться даже жизни. В каком-то ресторанчике подвыпившие английские матросы приняли его за выходца из британских колоний. Свои почитали диким горцем, англичане приняли, вероятно, за индийца. Только крепкие кулаки Максима Литвинова (настоящее имя – Меер-Генох Валлах), тогда такого же, как и Сталин, депутата лондонского съезда, спасли его от кривых ножей английских моряков. Но это, так получалось, сущие пустяки. А вот то, что под распиской на получение в долг 1 миллиона 700 тысяч фунтов стерлингов, то есть 17 тысяч рублей золотом, стояли подписи всех делегатов съезда, совсем не пустяки. Очень даже не пустяки. Стояли там подписи и Ленина, и Дзержинского, и Троцкого, и Ворошилова, и Красина с Ногиным, и Горького даже. Была и его, Сталина, подпись.
Был еще и такой тайный подтекст у сталинских репрессий. Сталину не нужна была история государства, начавшаяся с получения денег взаймы у буржуев. А люди, дававшие деньги на революцию в России, отличались хорошей памятью. Самой процедурой расчета с лондонским мыловаром Сталин показал, что дивидендов от своего финансового участия в русской революции никому ждать не следует.
Своих партийно-финансовых деятелей, так или иначе связанных с событиями тех лет, он попросту извел. Долг лондонскому мыловару вернул, но отказал в набежавших процентах, дав понять, что больше он ничего не должен. По наступившей паузе в переговорах с лондонским миллионером Сталин понял, что и кредиторы советской власти будут молчать. Не признаваться же им, что они финансировали создание государства, которое совсем их теперь не устраивает. Но больше злило его не это, а то, что он так и не мог до конца узнать, что творилось без его ведома в первые годы советской власти в финансовой сфере молодого государства. Он справедливо подозревал, что творилось многое, что от него тщательно скрывалось по прямому указанию Ленина. «И уж к чему, к чему, а к части золотого запаса империи тогдашние руководители руку приложили, – был уверен Сталин. – Делалось это скорее всего по сговору». Зная характер Ильича, он мог предполагать устные распоряжения вождя. Тот же Яков Ганецкий и Красин, покупая паровозы во все той же Швеции, и производственные машины в Америке, тащили за границу ювелирные украшения и произведения искусства. И не в том дело, что взятки давали, а в том, что бесконтрольно. Это только для крестьян и пролетариев Ильич провозгласил «учет и контроль». Соратники были неподотчетны. Слишком многим был им обязан Ленин. Крепко они его держали за горло. Они и его, Сталина, взяли бы за причинное место, дай он им волю. Горец? Хотели в нем видеть горца? Получите! Да и почему он должен этого стесняться, когда интернационализм того же Троцкого заканчивался моментально, если решалась судьба соплеменника. И куда только улетучивались партийная дисциплина?..
Интернационализм в финансовой сфере своеобразно проявился в деятельности Коминтерна. Сталин не хотел и не мог терпеть такую ситуацию, когда аппарат Министерства иностранных дел молодой республики составлял три тысячи чиновников, а аппарат Коминтерна был ровно в сто раз больше – триста тысяч дармоедов! В первые годы советской власти сеть Коминтерна активно использовалась в разведывательной и подрывной деятельности против зарубежных стран, но был и еще один аспект деятельности, а именно торговля драгоценностями, произведениями искусства и антиквариатом. И подход остался еще дореволюционный. Белая эмиграция не раз поднимала вой о том, что большевики распродают культурные ценности России. Их западная буржуазия слушала, но продолжала скупку краденого. За каждым европейским аукционом можно было без труда распознать деятельность интернационалистов. И опять не в том беда, что ценности продавались, а в том, что вырученные средства расходовались неизвестно на что. Но от государственного финансирования эта орда спекулянтов между тем отказываться не собиралась. Ну как можно было это терпеть?!