Наследство опального генерала - Лев Альтмарк
– Вы что, шутите? – удивился я. – Дурацких детективов начитались? Для чего я вам понадобился? Не могли просто, без всяких подставных женщин, подойти ко мне на улице и сообщить о том, что хотите со мной поговорить? Неужели я бы отказался побеседовать?
– Вы бы меня просто послали подальше, особенно когда узнали бы, для чего мне нужны.
– Интересный поворот! – Я присел на край кровати и стал внимательно разглядывать этого новоявленного Джеймса Бонда, потом перевёл взгляд на Светлану. – Светочка, скажи мне, только честно, это всё какой-то глупый розыгрыш? Или ты заодно с этим человеком?
Она молча кивнула головой и отвернулась.
– И ты была в курсе того, что нас с тобой снимают?
Светлана промолчала, и тут мне, наконец, стало совсем противно.
– Как же вам, господа, не стыдно только! – Я не знал, что обычно говорят в подобных случаях, лишь махнул рукой и принялся надевать сандалии. – Никакого разговора у нас не получится даже сейчас. Можете выкладывать свои съёмки хоть всем обманутым мужьям подряд, хоть на Центральное телевидение. Гадко это всё и пошло…
Догадавшись, что я настроен решительно и через минуту уйду отсюда навсегда, мужчина поспешно заговорил:
– Не торопитесь, Игорь, и не делайте поспешных телодвижений. Вы даже не поинтересовались, о чём я хотел побеседовать с вами, если уж использовал для знакомства такой нетрадиционный способ.
– Мне это, знаете ли, абсолютно не интересно!
– Ошибаетесь. Вам-то как раз это будет очень интересно. То, что мы собираемся предложить вам…
– Простите, кто – вы? Какая-то спецслужба? Новозеландская разведка? Так вы обратились не по адресу – я работаю в столярной мастерской, где никаких секретов нет… А если бы я даже и знал какие-то столярные секреты, то после этого вашего глупейшего шантажа ни за что вам их не выдал бы!
Мужчина внимательно следил, как я одеваюсь, застёгиваю брюки, а потом сандалии, рассовываю по карманам кошелёк, ключи и телефон, и когда я уже направился к дверям, вдруг заговорщически сообщил:
– Вам передаёт привет Виктор Николаевич. Помните такого?
…Когда-то давным-давно, ещё до Литературного института, я учился в машиностроительном техникуме, где увлекался бардовской музыкой, сносно играл на гитаре и даже сочинял песенки на всевозможные темы. Там-то я впервые и столкнулся с печально известной конторой, которой нужны были стукачи, чтобы отслеживать недовольных в студенческой среде, и мне было предложено пополнить их несметную рать. Отказаться от этой замечательной возможности не удалось, потому что, с одной стороны, в конторе уже были записи некоторых моих крамольных выступлений в кругу друзей, и это в те благословенные времена спокойно тянуло на небольшой, но вполне реальный тюремный срок. С другой же стороны, моя успеваемость в техникуме была настолько неблестящей, что меня при желании начальства можно было спокойно отчислять после каждого семестра. Даже без подсказки из конторы. Но в данном случае, мне было предложено спокойное существование, а в качестве бонусной морковки весьма мощное тайное покровительство и железную гарантию, что техникум будет успешно закончен. Деваться мне было некуда, и я малодушно согласился. Более того, мне намекнули, что при малейшей строптивости вопрос с отчислением решится и без участия техникумовского начальства.
История моих дальнейших взаимоотношений с конторой была довольно прозаической и скучной. Наблюдать, выискивать и фиксировать крамолу в среде своих друзей мне совершенно не хотелось, ибо я сразу понял, что стоит обмолвиться моему куратору неосторожным словом или намёком о ком-то из сокурсников, и понеслось – человека моментально брали в разработку, начинали проверять по всем параметрам, и всегда находилось что-то такое, за что его можно наказывать. Всё-таки я не был наивным и глупым парнишкой, чтобы не понять, какой богатый опыт накопила в своих арсеналах всевидящая и всеслышащая «гэбуха», от одного упоминания про которую у людей начиналась нервная дрожь.
Не раз я раздумывал о том, как бы мне поскорее завязать своё совершенно дурацкое и постыдное сотрудничество с нею. Откровенно конфликтовать даже после окончания техникума я не решался, потому что при всех начавшихся демократических реформах в стране контора была всё ещё сильна и всевластна. Требовалось отыскать какой-то иной вариант, при котором мои услуги или стали бы ненужными, или обесценились бы.
Врать и гнать откровенную чепуху – вот что нужно делать, неожиданно пришло мне в голову. Пускай меня лучше сочтут свихнувшимся на откровенной шпиономании, зато и доверять больше не будут, а потом постепенно отстанут. Лучше ходить с ярлыком откровенного придурка, но спокойно спать по ночам и не испытывать угрызений совести перед своими друзьями, которых подло за спиной закладываешь…
И, надо отдать должное, это сыграло. После нескольких совершенно глупейших «донесений», которые, по заведённому в конторе порядку, тщательно проверили и перепроверили, меня очередной раз вызвали на ковёр и покрутили пальчиком у виска. В другой ситуации я бы, наверное, обиделся на такую характеристику моих умственных способностей, но не в этот раз. На сей раз я был несказанно рад. Даже счастлив.
Правда, потом меня приглашали ещё несколько раз и пробовали нагружать новыми заданиями, но мне уже нравилось нести откровенную ахинею. Главное, как я понял, здесь нужно не перестараться, а то поймут, что я просто издеваюсь над ними, и тогда… Что бы было в таком случае, я даже прикидывать не хотел. Но, ясное дело, ничего хорошего.
И всё вроде бы потихоньку успокоилось, потому что встречи с кураторами постепенно прекратились, и спал я отныне спокойно, а больше всего радовался тому, что могу открыто смотреть в глаза друзьям и не пытаться запоминать крамольные слова, которые они ляпнули ненароком, чтобы потом передать очередному своему куратору-комитетчику.
А вскоре я собрался уезжать в Израиль. Долго тянул с подачей документов и очень боялся, что мои бумаги лягут на стол кому-то из моих прежних секретных знакомцев, и он, злорадно посмеиваясь, толстым красным карандашом размашисто начертает убийственное слово «отказать». А ведь такое вполне могло случиться – у страха глаза велики.
Но документы я всё же подал и, как ни странно, отказа не получил. И только уже за несколько дней до отъезда, когда я, хмельной и усталый от многочисленных проводов с друзьями и родственниками, шёл по улице, рядом со мной остановился невзрачный «жигулёнок», и из него вышел мой самый последний куратор, которого звали Виктором Николаевичем.
Заметив мой
