Битва при Молодях - Денис Леонидович Коваленко
И тут же подскочил к мурзе стрелявший, и умело связав ханского свата, как барана взвалил его на сильную свою спину, и принес мурзу в лагерь. Ох и ругался и брыкался пойманный мурза! Он и в лагере оказавшись, ругался и грозился всех русских собак на аркане в полон продать! Рабами сделать! Ноздри всем повырывать… много чего грозил связанный мурза, аж до пены ругался, до тошноты. А схватил его сын боярский из Суздаля, русский татарин Темир Шибаев, сын Алалыкин, прозванный Иваном. Ему за такой подарок сам князь Воротынский жаловал доспехи мурзы и оружие, а оно того очень дорого стоило!
Потеряв мурзу, татары смешались и пошли от обоза прочь в станы.
И лютовал Девлет-Гирей! Хотел казнить всю свиту своего свата, но умолили его мурзы поберечь свиту, и лучше пусть они первые на обоз пойдут. И вечером татары вновь атаковали крепость. Но напуск их был слабее прежнего, а русские люди поохрабрилися и, вылазя, билися, и на том бою татар многих побили. В этом вечернем бою погас и Тягриберди-мурза. Двумя пулями из пищалей свалили мурзу два брата — Артемий и Герман, сыны Коваля, и слуги серпуховского дворянина Григория сына Сукина. Умелыми стрелками славились братья, и много тогда татар пало от их пищалей.
И печален был этот день для крымского царя. Двух своих главных военачальников потерял он, и много командиров его побили или пленили русские, попал в плен и астраханский царевич Хаз-Булат.
Вот когда Девлет-Гирей пожалел, что оставил обоз с артиллерий на правом берегу! Без пушек не могли его всадники и янычары взломать окопанный рвом гуляй-город.
Два дня крымский царь стоял лагерем и не решался на главный штурм — спешить всех всадников и бросить их в решающую рукопашную битву. 31 июля и 1 августа — редкие татарские лучники, больше от злобы, чем для дела, проезжали под стенами крепости и стрелами стреляли по обозам.
А за обозами лютовал словами, связанный Дивей-мурза.
— Собаки! Все вы скоро подохнете от голода! Да пусть вы самого б хана взяли, 5–6 дней стоять вам. И голыми руками возьмут вас янычары! Нет у вас ни ядер, ни воды! Лучше вам сейчас убить меня, потому как через пять дней я свои руками с вас с живых шкуру драть буду! — вот как лютовал Дивей-мурза. И слова его были не пустыми. Правду он говорил — на 5 дней оставалось в крепости воды, а ядер и на три дня бы не хватило.
Всю ночь с первое по второе августа Воротынский с боярами провели в молитве. Молились и простые стрельцы, все понимали, что если помощь не придет — все как один вскоре предстанут на Суд Господа, — потому и молитвы русских ратников были как перед причастием.
И Господь услышал их.
На рассвете 2 августа, защитники крепости увидели тысячи пеших татар.
Спешил-таки Девлет-Гирей своих конников, а значит пошел он на решающий главный штурм.
И вздохнул облегченно князь Михаил Иванович. Услышал его Господь, не попустил смерти позорной от голода и пленения.
— Ну, бояре, — сказал князь, — вот сейчас пойдет настоящая потеха! — и засветились радостью лица боярские, и слуги их, и стрельцы, и дети боярские, все славили Бога за милость Им данную, и готовились принять смерть славную и постоять за землю Русскую, и за Москву-матушку.
В пешем бою не было русскому ратнику равного, потому и радовались защитники крепости, потому и славили Бога.
Но что заставило Крымского царя бросить все силы на решающий бой, почему не взял он измором крепость? Знал же хан, что на земле его всадники теряли всю свою силу, и на верную смерть слал он своих татар.
Схватили в ту ночь татары гонца, скакавшего из Москвы в Молоди. У гонца нашли послание от защищавшего Москву князя Токмакова к князю Воротынскому. В послании том было сказано, что просил князь воевод «сидеть безстрашно», что идет к ним помощь «рать наугородская многая». Командует той ратью сам царь Иоанн Васильевич. А в Москву уже прибыл авангард той рати — 40 тысяч конных и пеших воинов, и привел этот полк боярин Мстиславский.
Крепко пытали татары гонца, жгли и резали его, но говорил он, пока душу свою праведную не отдал Богу, что сам своими глазами видел и войско несметное и боярина Мстиславского в золотых доспехах.
А гонца того с ложным посланием — сам царь Иоанн благословил. Знал гонец, что на верную гибель и муки идет страшные. Нельзя было русскому царю уводить войска из Новгорода, того только и ждали поляки со шведами. И в Москве никакого полка с Мстиславским не было. Но крепок духом русский человек, и первое, что помнит он, что нет лучшей доблести, чем положить душу за други своя, и потерпеть муки добровольные, подобно Господу нашему Иисусу Христу, добровольно на крест взошедшего и пострадавшего за всех христиан.
Поверил гонцу Девлет-Гирей, спешил своих конников и отправил их на последний штурм. И случился он в субботу, 2 августа 1572 года от рождества Христова.
С невиданной храбростью бросались татары на стены гуляй-города. Ни что не останавливало их: ни ядра, ни картечь, ни пули. Руками хватались они за стены крепости, стараясь раздвинуть их и прорваться за обозы.
А через спины их летели тучи стрел в крепость. Но от этой татарской храбрости русская храбрость становилась еще яростнее. Пронзенные стрелами русские ратники, боли не чувствуя, рубили руки татарские, и тысячи отрубленных рук покрыли землю у стен гуляй-города. И громче зверей ревели обрубленные крымчане, нагайцы и турецкие янычары; вскидывали вверх обрубками, била из них кровь фонтанами и на красных птиц похожи были эти несчастные.
Но мало этого. Когда атаки татар ослабели, раскрылись сами обозы гуляй-города, и бросились стрельцы и дети боярские в рукопашную. А справа бросилась на татар конница, что ждала в засаде — свежие силы воевод Хованского с Хворостининым и немецкие рейтары с ротмистром Фаренсбахом. А слева — полк во главе с самим князем Воротынским: во время боя незаметно спустился с противоположного холма полк его и ударил в бок татарской армии.
С трех сторон ударили русские, взяв татар в клещи. Не выдержали этого последнего удара татары, и, кто не был зарублен, бежали в свой лагерь к своему хану, со страшной вестью, что нет больше у него войска.
Оставив несколько тысяч войска на защиту — бежал Девлет-Гирей с малым отрядом. За несколько часов, достиг Оки, переправился, и, бросив обоз с артиллерией,
