Князь Арнаут - Александр Зиновьевич Колин
Оруженосец не выдержал. Не желая спускать обид в адрес господина, он бросился к окну, чтобы открыть его и прокричать в ответ что-нибудь не менее обидное, однако старик властным окриком заставил молодого человека отказаться от этого намерения. Горя негодованием, раздувая ноздри, как молотой жеребец, Филипп повернул вспыхнувшее краской лицо к командору.
— Но, мессир! — воскликнул он. — Раз дела обстоят так, как вы говорите, и никто не подаст нам помощи, раз всё равно всё погибнет, к чему тогда нам прятаться здесь?! Дозвольте нам атаковать! Нас пятеро, все мы умеем держать меч. Лучше умереть раньше с честью, чем удлинять жизнь ценой бесчестя! К чему ждать позора?!
Юноша вскочил, пальцы его сжали рукоять меча, который совсем недавно вернулся в ножны. Оруженосец ждал ответа, он почти не сомневался в том, каков будет приказ господина, но... Молодой человек ошибся, он услышал то, что менее всего ожидал услышать.
Командор кивнул в сторону плотно закрытых ставнями окон:
— Ты очень молод, Филипп. Ты молод, а потому не знаешь, что жизнь не стоит ни удлинять, ни сокращать. Хорошо умереть молодым, но лучше всё же дожить до старости... Ведь и тогда не обязательно дожидаться последнего часа, лёжа в кровати, среди зевающих родичей, только и мечтающих о моменте, когда можно будет, отбросив последние приличия, ринуться к сундукам, спеша исполнить заветное желание — поглубже запустить руки в сокровища ненужного более человека Ненужного, Филипп, никому не нужного.
Он набрал в лёгкие воздуху и медленно, с расстановкой проговорил:
— Есть только один способ сохранить жизнь и не утратить уважения к себе...
— Какой же, мессир?! — воскликнул Филипп. Он всё ещё думал, что слова старика — долгое вступление к чему-то очень важному, но вместе с тем понятному, как, к примеру, то, что только что предложил сам оруженосец.
— Делай не то, что хочешь, а то, что должен, — ответил командор. — Если Господь судил тебе долгий путь свершений, ты проживёшь долго, как я, если нет, с честью ляжешь в бою, не дожив и до первых седин. Так в своё время мечтал встретить смерть и я, но мне выпало иное, и я не жалею...
Он умолк, не желая говорить юноше всего, что знал, но и тот продолжал молчать, выжидающе глядя на господина, пока не отважился наконец спросить:
— Но если вы не верите в Господа, мессир, как тогда узнаете, каков ваш путь?
Командор ответил не сразу, очевидно, любопытство молодого человека поставило его в тупик.
— Не знаю, как тебе и ответить, — проговорил старик со вздохом и, пожав плечами, добавил: — Наверное, я всё же верю в Него. Просто я не нуждаюсь в посредниках для того, чтобы узнавать Его волю. Это, конечно, ересь. И прежде всего потому уже, что своим вольнодумством я подаю пример другим. Но никогда не стоит ничего принимать на веру сразу, даже Бога. Для того и даны человеку сердце, разум и чувства, чтобы с их помощью сам он отыскал свой путь... Наверное, я не смогу объяснить тебе толком, что чувствую, хотя, признаюсь, я и сам не раз задавался тем же вопросом. И этим, и многими другими... — Он снова улыбнулся и, показав сначала на потолок, а потом на пол, продолжал: — Может быть, там я узнаю это?.. Но улыбка сползла с лица старика. Он нахмурился, прислушиваясь, и едва ли не с удовлетворением кивнул.
К тому времени собравшиеся на улице, устав оскорблять хозяина дома, поутихли. Негромкие звуки их голосов и звон оружия стали почти неслышными. Но затишье скоро кончилось, на сей раз уже навсегда. Вновь раздались радостные возгласы. Создавалось впечатление, что собравшиеся выражали ликование по поводу того, что наконец увидели того, кого им более всего недоставало.
«Что ж, — мысленно подытожил командор, — теперь все в сборе, ждать осталось недолго. Совсем недолго».
Заметив на лице юноши выражение недоумения, старик указал на пергамент и сказал:
— Это всё, что я оставляю по себе, уходя в мир иной...
Он не успел договорить, в комнату ворвался взволнованный слуга.
— Простите меня, мессир, — воскликнул он. — Грязные грифоны там на улице задумали очень худое. Они отовсюду стаскивают вязанки хвороста, боюсь, как бы они не вознамерились поджечь нас.
— Тогда они обезумели, — покачал головой командор. — Кем бы ни был нынешний князь, он, как, впрочем, и любой другой властитель, не позволит запросто устраивать пожары в собственном городе. Впрочем, они только пугают, — уверенно проговорил он и спросил: — Верно ли я понял, Андрэ, к ним присоединился Баграм, мой старый ненавистник?
Слуга кивнул и, не скрывая удивления проницательностью господина, произнёс:
— Да, мессир, он со свитой только что подъехал.
Однако более всего слугу волновала расстановка сил.
— С ним до дюжины народу, — проговорил Андрэ и, демонстрируя хорошие способности в счёте, уточнил: — Итого, вместе с теми, кто уже был, их почти четыре десятка. Если они подожгут дом, нам...
— Они не подожгут дом, — без тени сомнения ответил командор. — Как раз то, что там находится Баграм, убеждает меня в этом лучше, чем чьи-либо страстные заверения. Он ненавидит меня больше других, хотя бы уже за то, что не без моей помощи многие из этих грязных киликийских грифонов были не раз выдворяемы отсюда и тридцать и тринадцать лет назад.
Вы были ещё детьми тогда, когда нечестивые пещерные жители, эти варвары из гор Тавра, обманом захватили наш город, пользуясь отсутствием князя. Целых четыре года они бесчинствовали тут, но потом наконец горожане изгнали их прочь. Баграму и его присным больше некому мстить за своё бегство, кроме меня. Но, несмотря ни на что, он всё же достаточно разумен, чтобы понять: нынешнему князю не нужен лишний шум, как не нужны ему и пожары. Он у них, пожалуй, один из самых умных. Если эти горные варвары вообще заслуживают того, чтобы оценивать их как цивилизованных людей. И чего уж точно нет у них и в помине, так это чести, у язычников и у тех куда больше благородства.
Собравшиеся на улице мужчины не дали старику закончить. Один из них, обладавший, несомненно, очень зычным голосом, благодаря которому осаждённые прекрасно слышали каждое слово, прокричал:
— Эй, Жослен! Эй, ты слышишь меня, старик?! Молишься там? Молись, потому что мы сейчас поджарим тебя!
Командор не удостоил врага
